dear dream

« меня зовут ли донхек. мне 17. и однажды я поверил, что я особенный. » Когда Джэхен отвлекается от дневника, видя пометку карандашом на конце страницы, буря уже утихает. Дождь проходит, оставляя после себя лишь удушающий запах мокрого асфальта. Джэхен закрывает маленькую до конца заполненную записную книжицу и потирает переносицу. На часах 4:53, скоро рассвет. Принимая горячий, до запотевшего стекла в ванной, душ; смывая с себя все то, что он успел прочесть, Джэхен все еще ощущает тонкие шершавые страницы под пальцами. Они наполнены мыслями: чаще сумбурными и обрывочными, многие строки не закончены, а многие, наоборот, заполнены слишком сильно - текст на них накладывался двухэтажными столбиками, а иногда буквы поверх текста так, что еле разберешь. Некоторые настолько в голову заседают, что их даже выплюнуть невозможно, не то, что душем смыть. Как в семнадцатилетнем подростке может уместиться целая вселенная? Под горячими, обжигающими каплями Джэхен возвращается на пару лет назад, в Сеул, в их старую квартиру, в тесную донхекову комнату, до потолка заполненную книгами, тетрадками, грязной школьной формой, валяющейся на полу. В то время Донхек улыбался просто потому, что хотел. И созвездие родинок на его щеке сияло даже ночью, как и карамельные глаза. С Донхеком Сеул заливался красками, будь то февраль, июнь или октябрь. С Донхеком из Флориды Джехен знаком не был. Странные эти люди - подростки. Они уже не дети, но пока и не взрослые, они видят мир так невероятно ярко. Они жмурятся яркому солнцу, чтобы проверить как долго смогут смотреть на него, прежде, чем закрыть глаза. Прежде, чем зажмуриться, показывая веснушчатый нос в морщинках и нагретые летом щеки. А ведь быть подростком так трудно, так странно. Вот улыбаешься ты, и в глазах искры юного человеческого счастья, а через секунду даже вдохнуть больно и слезы в уголках глаз, и ничего не хочется, кроме как стереть себя в пыль с этой планеты, вселенную избавить от своих вздохов, чтобы не расходовать зазря кислород. Быть подростком, если честно, такое наказание. « как только закончится дождь, зайди в книжный на соседней улице и скажи, что ты от меня. » - надпись в самом конце дневника. - « продавец, которого ты встретишь, стал моим самым первым другом здесь, и я думаю, он тебе понравится. он такой необычный, такой... в общем, ты поймешь. только представь себе, он каждые пару месяцев меняет цвет своих волос. » Колокольчик над дверью звенит, как только Джехен входит, спасая себя от снова начавшегося дождя. В магазине тихо и душно, по сравнению с прохладой на улице. Широкие книжные полки нисколько не удивляют, а коллекция музыкальных пластинок - может, совсем немного. « когда я уезжал, его волосы были цвета переспелых маков. » От маков не осталось и следа. Вместо них - пшеничные поля. Тонкая оправа очков на ровном носу, заинтересованный взгляд, от которого Джэхену почему-то дико неловко. На груди к белой рубашке прикреплен бейдж. "Ли Тэён". - Вам помочь? - и голос у него такой чистый, в тон волосам. - Я брат Ли Донхека. Только вчера приехал в город. - и смотрит он как будто в самую средину, так, будто они знакомы уже по меньшей мере пару сотню лет. - Донхека… - он задумывается на долю секунды, и весь его выстроенный, быть может, только в джехеновой голове выстроенный, образ рушится. Он по-детски так срывается с места, бежит куда-то вглубь магазина, за прилавок. - Черт, где оно? А, вот же! - доносится откуда-то из глубины магазина, но потом Тэен выходит - весь в пыли и с маленькой книжкой в руках. - Это тебе. Донхек заставил меня поклясться, что я вручу это прямо тебе в руки. Он улыбается тем самым сеульским летом. Джехену нравится. Донхек улыбался так же. - Он говорил, куда поедет? - Конечно не говорил, но может все же... - Нет. - Легко пожимает плечами, как ребенок. - И вряд ли он сам знает, куда отправился. Ты, кстати, так и не представился. - Джэхен. Для друзей - Юно. - Будем считать, мы стали друзьями. - Тэен протягивает свою тонкую руку, которую сломать - раз плюнуть. - Юно. \\\ « все, что я выучил о людях за восемнадцать лет своего существования (а для подростка это сродни самой большой бесконечности, к твоему сведению), это то, что взрослые только и делают, что говорят. их невозможно заткнуть, серьезно. они говорят-говорят, но никогда не слушают. даже джено, который сломал мне пару ребер, один нос, несколько раз губу и одно маленькое достоинство, слушал. помню, как я однажды забрел на вечеринку в самом начале своего флоридского путешествия, как только переехал. это была обычная такая вечеринка (хотя, честно признаюсь, опыта хождения по вечеринкам у меня нет, но почему-то тогда я подумал, что лучше всего будет описать ее как "самая обычная вечеринка самой обычной флоридской ночи") с кучей пьяных подростков, курящих подростков, подростков под кайфом, целующихся подростков и одним трезвым, не курящим, адекватным донхеком. и этот, абсолютно точно трезвый донхек, в поисках хоть какого-то спокойного места, набрел на чью-то спальню, совершенно случайно. в которой, совершенно случайно, находился ли джено, с которым целоваться в планы не входило. а можно ли спланировать поцелуй? у вас, взрослых, наверное можно. в любом случае, джено целовался потрясающе, хоть от него и разило алкоголем, и говорил он о каком-то "идиоте джемине" все время, но дальше обнимашек на кровати и глубоких поцелуев с разговорами по душам у нас не зашло. это был первый и последний раз, когда меня действительно слушали, до того, как я узнал Минхена. Минхен слушал, Минхен понимал, Минхен со всей его восемнадцатилетней серьезностью крутил в тонких пальцах фильтр сигареты и давал мне высказываться, позволял с собой спорить, не соглашаться, ругаться до разбитых о стену (или чужое лицо) костяшек. и в такие моменты я понимал какого это - жить. с минхеном мне было так легко и тяжело в одно и то же чертово время. я наверняка сошел с ума? с минхеном я просто хотел быть, существовать, рядом находиться. во мне рождалось так много эгоизма, ведь если не я, то кто-то другой будет слушать его жалобы насчет школы, легко ломающихся сигарет и всего того, чем люди обычно заполняют пустое пространство между поцелуями. если не я, то кто-то другой бы просыпался в приступе лихорадки по ночам и писал стихи, рисовал его профиль на полях своей тетрадки. я был таким влюбленным идиотом, хен. но если бы не он, я бы и не жил вовсе. » \\\ - Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивый? - А? – Донхек отвлекается от рассматривания огненно-рыжего листа в своей руке. Они сидят в парке, потому что Минхен прислал, без какого-либо «привет» или «как ты?», фотографию своего разбитого колена, а Донхек ему друг как-никак. Спасай. - Нет, не говорили. Донхеку бы очень хотелось соврать, мол, конечно, только посмотри на мое лицо. Донхеку бы очень хотелось перевести все в глупую шутку, мол, да, мама пару раз говорила. Но с Минхеном хочется быть предельно честным. И вот, он сидит за столом беседки, крутит между пальцами упавший кленовый лист, изредка поглядывает на лежащего на столе беседки Минхена и решает говорить правду, только правду и ничего кроме правды. - Почему? – Минхен резко поворачивается к нему, корчится, видимо, от боли в колене. Его светлые волосы падают на лицо флоридскими волнами, а солнечные зайчики по лицу прыгают. Донхек ему с треском проигрывал. - Очевидно, потому что я не красивый. - А я красивый? – Донхек не может сдержаться, чтобы не рассмеяться так, как давно не смеялся, казалось, с самого Сеула. – Чего смеешься, отвечай. – Минхен притворно обижается и перелезает к Донхеку на колени, смотрит прямо в глаза. Правда, только правда, и ничего кроме правды. - Красивый. – У Донхека горло пересохло от растрепанного Минхена на его коленях. Правда ведь, красивый. - Чего не скажешь о тебе. – Донхек грубо скидывает его со своих колен и тот шлепается на мягкую траву, все еще не отошедшую от лета, теплую. - Эй, ты чего делаешь? Донхека это почему-то очень обижает. Настолько, что он решает, что хватит с него Ли Минхена на сегодня. Он встает с беседки и направляется к выходу ровно с такой скоростью, с которой хромающий Минхен каким-то чудом догоняет его и берет за руку. Минхен красивый и что с того? Не всем же греческими богами рождаться. - Ну, обиделся? - Минхен берет его за подбородок и заставляет смотреть в свои глаза в которых ни намека на насмешку. - Пошутил я. Ты красивый. - Честно? - Не врет ведь? - Честно. « тогда я еще не влюбился в него. еще нет. »