Ответы Шакала

      Празднество плавно перетекает в расслабленно-затухающую фазу... Мишура на китайском фонарике розовато-вяло поблескивает. От гитарных переборов хочется либо голосисто взвыть на луну, либо заснуть. Я выбираю второе, тем более, что вытянутая нога Лорда и сгорбившаяся спина Сфинкса так и просят включить их в единую конструкцию гнезда. Настойки в животе уютно побулькивают и тянут в релакс, так что мне даже лень достраивать гнездо дальше. А вот сутулая спина Сфинкса не дает покоя. Как-то уж больно горестная она. Подтягиваюсь к нему поближе, удачно вцепившись в прутья изголовья. Заглядываю снизу вверх — и правда, Сфинкс печален, лицо его нехорошо сереет в лучах единственного включенного фонарика над общей. Естественно, такое положение дел меня грустно озадачивает, разом выдергивая из сонного умиротворения. — Дружище, родной! Что случилось? Сфинкс медленно переводит на меня взгляд, полный вселенской тоски: — У меня украли ботинки. — Чтооо? Интонации Сфинкса такие, словно он сообщает о потере Слепого или болезни Русалки. Я немного теряюсь, что случается со мной крайне редко, ведь Сфинкс никогда не страдал вещизмом, поэтому я спрашиваю первое, что приходит в голову: — А что Русалка по этому поводу думает? Вздох. Плечи Сфинкса опускаются еще ниже. — Ничего. Она только гадает на картах, и карты не видят ботинки. Я захлёбываюсь удивлением от услышанного и поэтому не могу ответить. Так, ладно. Спишем всё на литры выпитого, а закусывать, пользуясь непослушными граблями, Сфинкс не очень любит. Надо будет потом обязательно узнать, что за ценные ботинки ему так дороги. Ну и отыскать их, конечно же. Но сейчас меня отвлекает Курильщик. Он находится в своей привычной позе. От него (слава СероДомным духам!) не веет бесконечной тоской, но вот склонился он вовсе не над тетрадью и не над альбомом. В руках Курильщика малюсенький.... Телевизор! Да, на него эта штука похожа больше всего, если б не была такая плоская, словно жестяная коробочка из-под леденцов, и без видимого провода и антенн. Экран мини-телевизора светится. Курильщик увлеченно тыкает в него пальцем. Я заглядываю ему через плечо, чтобы разглядеть получше. Ага! Это диалог. Он с кем-то общается. >Придешь к нам? > > >Не могу. Псы до сих пор не утихомирились. >Жаль. А то мне скучно. > > >Я не цирковой пудель, чтобы тебя веселить. Курильщик резко оборачивается, прячет экранчик. Наверно, я слишком громко дышал у него над ухом... — Табаки! Подглядывать нехорошо! Мне действительно немного нехорошо. Но я пока не могу определиться, в чём именно. От чего, от чего же мне вдруг поплохело? Не от пропавших анонимных ботинок же? Нет. От странного телеэкрана Курильщика? Прислушиваюсь дальше к своим внутренним ощущениям: комок в горле становится ватно-плотным, а по шее разбегаются холодные мурашки. Уши улавливают чей-то разговор со стороны бывшей кровати Чёрного. Кто там болтает, уже не разберешь, мешают тяжко ворочающиеся в желудке настойки, щекочущие мурашки и жуткий стылый свет в полумраке от "телевизора" Курильщика. Бубнёж напротив меня такой тихий, что отдельные услышанные слова не собираются в осмысленные фразы, но обсуждают что-то с большой живостью и явным интересом. В общем потоке мне то и дело мерещатся непонятные слова: фанфик (фантик?), кринж (кришна??), рофлит (это что за..? Постойте-ка...), Ральфятник (??!!??) От последнего слова мне стало совсем невмоготу — ком в горле перерос в рвотный позыв, поэтому, скатившись на пол, я мгновенно пришёл к умозаключению, что мне срочно требуется погулять где-то вне пределов Четвертой, а там уже решать, насколько глобальна или локальна зона моего стихийного дискомфорта. Впопыхах собираясь, я случайно задеваю телефон, тот, что я сам смастерил для связи между нами и девушками. Из трубки пищат девичьи голоса: — Бровки! Записываемся на бровки, девочки! — Шугаринг лучше, я тебе говорю, месяц про них забудешь, точняк, бэби... — Ноготочки по праздничной скидке, кому надо? Вы понимаете, что я испытал тогда?! Догадываетесь хоть? Да-да, представить немыслимо — на какой такой кривой-далёкий Круг меня занесло! И что теперь со всем этим делать? Одно понятно — собираться как обычно и медитативно упаковываться в такой обстановке невозможно, поэтому я пулей выстреливаю в прихожую, взгромождаюсь на Мустанга и в дверях сталкиваюсь с возвращающимся в стаю вожаком. Слепой не меняется никогда. На всех вариациях Кругов он одинаково бесстрастен и обманчиво безучастен, его расслабленное выражение лица навевает спокойную уверенность даже в самых безвыходных ситуациях. Вот за это ещё я его ценю и обожаю. Выдыхаю с облегчением: — Привет! А я вот прогуляться решил на ночь глядя. Как там? — Здравствуй. В Доме почти никто не спит, — Слепой держит в руках что-то весьма объемное. Приглядевшись, понимаю, что это не труп врага и не сундук с золотом, а всего лишь массивный стул из благородного дерева, неаккуратно обёрнутый кое-где упаковочной бумагой. Зачем он притащил эту громоздкую мебель? У нас и так в спальне не развернуться. Спросить? Очень хочется, но меня снова нагоняет и хлопает невидимой ладошкой по спине нехорошее предчувствие... Нет, не могу уехать, не утолив своё любопытство. — Слушай, а зачем нам эта дура? Вместо ответа Слепой кладет стул набок и, опираясь на ножку всем весом, пытается её, видимо, сломать. Ничего не выходит. Мореный дуб? Красное дерево? Кедр — или какая другая благородная древесина — поддаваться не собирается. Слепой безошибочно тянет руку к ящику с инструментами под галошницей, нащупывает ручную пилу и начинает отпиливать злополучную ножку. Я завороженно прислушиваюсь и принюхиваюсь. Пахнет очень приятно, и в целом процесс навевает мысли о вечном. Когда с первой ножкой покончено и Слепой приступает ко второй, он наконец подаёт голос: — Ведь ты сам просил меня принести бревно или полено, чтобы сжечь его в Доймль. Где я тебе его достану? Не дуб же наш рубить. Я уж было собираюсь возмутиться — мол, ничего я такого не просил и знать не ведаю... но попавшая в глаз крошка от разлетающихся опилок заставляет меня резко зажмуриться и потереть глаза, а открываю я их в махонькой кухонке дома, затерянного где-то в Лесной глуши. Мы сидим со Слепым за столом, на котором нет даже квадратного сантиметра пустого места, на подоконнике рядом — та же ситуация. Весьма уютная кухня, все вещи находятся на своих местах. Вот настольная лампа-абажур, затеняющая тёплым светом лесную снежную чащобу за окном. Рядом фигурка кота-будды. Мозаичная шкатулка с самыми любопытными забытыми желаниями. Сухой цветок в вазочке, он способен ожить в заботливых руках. Заварочный чайник для зимних согревающих снов... Слепой со зрячими глазами всегда моложе своих лет, ощупывает каждую вещицу взглядом жадно-внимательно, пальцы перебирают друг друга, еле сдерживая себя от вольности присоединиться к глазам. Деликатный. Не теряющий веры и интереса. Усмехаюсь. Мой самый частый гость. Я рассказываю ему о том, что найти это полено он должен сам. Ни покупка, ни дарение не подойдёт. И это брёвнышко должно быть из его собственных владений. Сколько, где и когда ему гореть — не важно, главное, чтобы сгорело всё, кроме одной головешки. Не нужно медленно умирающего срубленного дерева в гирляндах и игрушках, чтобы почувствовать кишками — вот именно сейчас зима переворачивается на левый бок, укрываясь бесконечным полотном ночи, отдавая чуть больше места набирающему силу солнцу за холмом. Нам со Слепым не нужно шампанского и загаданных желаний, чтобы услышать, как зевают и трутся друг об дружку сонные зёрна ростков глубоко в земле под сугробами. Мы оба слышим с ним и поступь снежного кота по верхушкам деревьев и крыше домика, слушаем, пьём чай и улыбаемся. Мои сказки всегда полны предсказаний и предупреждений. Слепой не был бы самим собой, если бы не мог разгадывать их вовремя и брать в дело. Мой голос так противно-скрипуч, что я неосознанно замедляюсь. А может, замедляется всё вокруг. Цветные стёклышки шкатулки притягивают взгляд ближе и погружают в узор. Всё медленнее хруст половиц под полозьями кресла-качалки. Моя кожа на ладони становится прозрачнее, тоньше — рука усыхает на глазах. Вместе с ней и я сам. Время продолжает неумолимо замедляться, потом останавливается и превращается в застывший лёд... Дышать становится нечем, и я задыхаюсь. Слепой заботливо стучит меня по спине, возвращая в прихожую Четвёртой. Я потихоньку прихожу в себя, разглядывая свои руки — такие славные, гибкие и вовсе не морщинистые и прозрачные. А он тем временем прячет распиленные ножки стула, куски сиденья и спинки за галошницу и свисающую с вешалки верхнюю одежду. Прочищаю горло и интересуюсь: — А стул откуда взял? — Акуле сегодня привезли пять штук таких в кабинет. Как думаешь, он сильно рассердится, когда не досчитается одного? — Наверно. Но не сразу. Думаю, ему в ближайшие дни будет не до них. Но костёр палить придётся глубокой ночью, в целях конспирации. Кстати, Слепой, а ты не замечал ничего странного в Доме в последнее время? Хотя кого я спрашиваю... Слепой пожимает плечами перед тем, как уйти в спальню. А я вспоминаю, что возвращаться в стаю мне не хочется, и решаю всё же прогуляться. Открываю дверь. Коридор встречает меня холодным сквозняком и голосами... Фонарик оказывается не нужен. На этом Круге коридоры ночью освещены так же, как воспитательское крыло, — настенными длинными лампами-сосисками; правда они забраны в антивандальную сетку, но это всё равно очень мило. А на полу лежат ковровые дорожки, как у девушек. Мимо меня прямо по взлётной полосе ковра гордо проезжает кот, сидящий на круглой платформе. Приглядевшись, я понимаю, что под котом автоматизированный пылесос — заметно, как механизм загребает щеточками и тихо гудит. Неужели сам кот управляет пылесосом? Вот это шик! Стены пестрят рисунками и надписями. Некоторые из них светятся в тусклым свечении ламп. Краски здесь такие же продвинутые, как и техническое оснащение. Я немного опасаюсь снова встретиться с неприятно-непонятными словами, как в спальне, но мои тревоги не подтверждаются: КРУГОВЕЧНОСТЬ В ТЕБЕ ты не уйдёшь! жди моего плевка в душу! Продам лицо. Обращайтесь к зеркалу И прочее, прочее, прочее. Из рисунков меня больше всего впечатлили громадные змееподобные грибы вырвиглазно-кислотного зеленого оттенка. Они доползли уже до потолка и, по-моему, останавливаться не собираются. Рядом с Кофейником натыкаюсь на компанию Крыс-диссидентов — Соломона с Доном и Фитилём. Они не обращают на меня никакого внимания и громким шёпотом обсуждают... жучков. Неужели увлеклись зоологией? Прислушиваюсь и понимаю, что всё намного банальнее и в то же время любопытнее: Крысы собираются подсунуть подслушивающее устройство Рыжему. Под паркетную доску? В штаны?! В спальник?!! Вот идиоты! Да, большинство индивидуальных человеческих страстей и глупостей не меняются, сколько ни мути воду времени... А ведь какое количество действительно интересного можно придумать и воплотить при такой богатой технической базе! Из сладких полётов моего бескрайнего воображения меня вырывает визг Соломона: — Сука! Подсматривает! Получай! Я инстинктивно группируюсь и готов защищаться, но бутылка летит не в мою сторону, а вверх, разбиваясь вдребезги об закреплённую в углу потолка миниатюрную камеру. Я понимаю, что это именно видеокамера по глазку объектива, который двигается вслед за убегающими Крысами. Значит, мы тут все находимся под круглосуточным присмотром? Вот это действительно гадко! Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы решить эту проблему, пусть мне придется для этого лишить электричества пол-Наружности или даже нарушить один из законов электродинамики. Мне однозначно везёт сегодня на Крыс, потому что в следующее мгновение меня сметает галдяще-пёстрой толпой. Не в силах противостоять течению и любопытству, я несусь вместе с ними. По пути успеваю узнать у КрысоЛогов, что мы все спешим во двор, "позырить, как Рыжий будет там запускать одну отпадную штуку, которую ему недавно Летуны раздобыли". На улицу мы попадаем через окно с разобранной решеткой. Причём симпатяги Гибрид с Москитом помогли перетащить туда не только меня самого, но и Мустанг. Рыжий появляется у крыльца позже всех, он в одном свитере, белом с зеленой полосой на груди: крупными стежками толстыми желтыми нитками на ней вышиты три кулака с отставленным среднем пальцем. Вышивка морщит окружающую ткань, и видно, что сделана она совсем не теми руками, что вязали свитер. Те же нетерпеливые руки налепили на локти солнышки — видимо, в тех местах, где нитки протерлись. Шея Крысиного Вожака укутана махровым полотенцем с пальмами. В руках — большая коробка. — Сейчас попробуем, — громким шепотом сообщает он пританцовывающим от холода и нетерпения Крысам — те тоже выволоклись из Дома раздетыми и теперь разрываются между природным любопытством и желанием утеплиться. Между тем Рыжий вытаскивает из коробки пластиковый куб с торчащими проводками, прилаживает какие-то планки. Ставит на снег. Нажимает кнопку пульта. Лопасти делают ленивое движение по кругу и замирают. Чертыхаясь, Рыжий переворачивает мини-вертолет, дергает проводки, проверяет гнезда. — Ща всё будет, — машет он обступившим его Крысам. Со второй попытки штука оживает и медленно поднимается с земли. — Он летит! — слышится восторженный вздох кого-то из младших состайников. Малыш-вертолет делает круг над двором. Толпа взрывается возгласами: — К дубу, к дубу не веди! Дай мне, а? И мне! Выше, выше давай! Рыжий, раскрасневшийся от мороза и впечатлений, по-хозяйски ведет летающую машинку над двором и сажает на крыльцо. — Есть идея получше. Тащите простыню... Нет, она тяжелая. Тащите ту мерзкую клеенчатую скатерть, которая Лисе не понравилась! — Нормальная скатерть, — ворчит Москит. — Красивая, белая. Вытирать легко. А я ее другому, может, кому подарю. — Неси! — приказывает Рыжий, и сам удивляется своему командному тону. Добавляет спокойно: — Тащи, не пожалеешь. Будем Фазанов пугать. С клеенчатым саваном летучего призрака пришлось повозиться — пропеллеры постоянно задевали за него, так что мы модернизировали крепление с помощью вязальной спицы и проволоки. Зато, когда под клеенкой закрепили мой фонарик, летучий призрак стал циклопом со светящимся глазом. Парил он просто феерично, по-медузьи развевая края одеяния. Если бы я был Фазаном, наверно, сам бы от страха в кровать напрудил. Но... Мы не рассчитали одного — Фазаний отбой начался давным-давно, и сколько наш циклопище не носился вокруг их окон, это не вызвало ни малейшего писка, ни паники. Фазаны мирно дрыхли и, наверно, видели уже десятый сон. Даже брошенные снежки в стекла не смогли добудиться до этих сонь. Скоро Крысы потеряли всякий интерес к Фазанам и начали мутузить друг друга за право управления пультом. В какой-то момент вертолёт-циклоп потерял управление и начал трепыхаться в воздухе в опасной близости от меня. Я дал дёру, уклонившись влево, что и стало роковой ошибкой — он неожиданно и в высшей степени коварно свалился мне прямо на голову. Посыпались искры и... ...Я проснулся. Проснулся в нашей спальне. На моей голове лежит нога спящего Сфинкса. Скорее всего она и послужила причиной того удара по затылку. Все вокруг спят. На всякий случай я обшарил всё вокруг свернувшегося калачиком Курильщика. Странного телевизора рядом с ним не оказалось. Даже не понял, расстроило это меня или успокоило. Наверно, всё же второе. Хорошо, когда всё вокруг, включая меня самого, возвращается на круги своя...