Иная

      Красота столицы Великобритании не меркла даже зимой. А в рождественский период была подсвечена разнообразной иллюминацией и увешена праздничным декором. Погода как раз располагала к неспешным прогулкам, основанным на любовании не только здешних достопримечательностей, но и специально подготовленных к особому дню ярмарок.       Адам радости прохожих не разделял, а повышенная влажность ему только мешала. Прохладный сырой ветер его ничуть не задевал, об этом говорило распахнутое пальто мужчины, из-под которого виднелся черный свитер. Остальное облачение состояло из темно-коричневых джинсов и изношенных ним не первый год ботинок. Они послужили хорошую службу — кожа дракона, как никак. В них он тогда и покидал отчий дом в порыве дикого безумства остановить проклятое воздействие их родового генома.       Благих намерений его никто не оценил, наградили прозвищем чудовища и изгнали. Он вынужден был продолжить свои изыскания в менее подходящих условиях. Эксперименты не увенчивались успехами, рост былого прогресса падал, а министерские ищейки дышали ему в спину.       Прибежище он нашёл в доме бывшего друга и соратника. Но и тот оказался предателем.       Поставив на всём жирный крест, он, не глядя, трансгрессировал куда попало, туда куда вело его обожжённое сознание. Оказавшись недалеко от оживленной фабричными работниками пивной, он шастал по улице, измученный жизнью и не знал, что скоро пойдёт дождь, а в будущем он остепениться с женщиной в том чертовом городишке.       Снега не было. Зато поднимался туман и Адам быстрее поспешил на место встречи. Минуя торговый павильон, он вышел к довольно простенькому заведению, не сильно напоминающее маленький ресторанчик.       Внутри было тепло и мужчина сразу сбросил с себя пальто, перекинув через левое предплечье. Народу сидело много, но чутье повело его на веранду второго этажа, даже не подумав искать чьё-то присутствие на первом. В подбежавший к нему персонал он запустил невербальный «Конфундус».       — Ты, как всегда, ходишь с этим видом угрюмой сонаты, Адам, — такой же русоволосый мужчина, как и он сам, до этого сидящий к Лайтвуду в пол оборота за небольшим столиком, обратился к нему.       — А ты, как я погляжу, всё также полон положительностью, братец, — пришедший кинул верхнюю одежду на спинку стула и приземлился на сидение, раздраженно метая косые взгляды. — Знал бы, что ты вытянешь меня на свидание в эту забегаловку, заранее — прихватил бы радушие с благодарностью.       — Мы не виделись столько лет, а ты тратишь время на бессмысленные препирательства, — инициатор встречи посерьезнел и не беря чайной ложки в руки, заставил ту плавными круговыми движениями указательного пальца размешать давно остывший кофе.       — Нет, дорогой братец, — мужчина зашипел и стукнул ладонью по столешнице, расплескав напиток собеседника. — Это ты тратишь моё терпение. Думал я не замечу? Уже забыл наши условности?       — Я прекрасно помню, что не должен нарушать границы твоей собственности, — взмахом руки была очищена скатерть, а нерасторопный официант уже приближался к их столику. — Чего и не сделал. Но ты скрыл ото всех, что посеял и растишь новое деревце*.       — Эта берёзка** растёт на моей территории, — Адам намеренно подчеркнул предпоследнее слово. — Чего ты добиваешься? Я закинул семечко в почву не по своей воле.       — Как ты мог так поступать с собственной дочкой?! — белая аура, исходящая от второго мужчины, угрожающе проявилась и мгновенно улеглась, как будто её и не было.       Рядом материализовавшийся официант нервно держал в руках блокнот с ручкой. Парень не успел ничего заметить. Он ждал, когда эти странные мужчины обратят на него внимание, ведущие не менее странный диалог. Неужели посадка растения могла вызвать такое негодование?       — О, извините нас за шум, — брат Адама со снисходительной доброй улыбкой смерил парня извиняющимся взглядом. — Не могли бы вы принести нам с братом по чашке кофе? — вспыльчивый Лайтвуд его раздраженно поправил, что он будет виски.       Братья проводили паренька взглядом и снова схлестнулись в тяжелой беседе:       — Что это значит? — повернулся к Адаму брат и опёрся о столешницу локтями.       — Я был не в лучшей форме, чтобы что-то противопоставить женщине, настойчиво обхаживающей меня приворотными ритуалами, — мужчине было позорно признавать, что пускай и миловидная, но магла, обвела его — сильного волшебника, вокруг пальца.       — Так она ведьмачка? — приглушенно спросил маг и снова одарил персонал ресторана легкой улыбкой, когда им поднесли заказ.       — Нет, Вин, — отхлебнул он принесённого виски. — Она обычная, вот только история у неё интересная. И связи с темной ворожбой имеются. Вовремя не отплаченные долги подпортили ей линию жизни, а я крайним оказался. Ты только это выведать хотел?       — Дафна скончалась этим летом, — брови Винсента нахмурились от брошенной фразы, а окруженный не длинной бородой рот искривился в скорбящем изгибе.       — Сначала вы меня отрезали от рода, а теперь решили подкормить новостями о нашей семейке, — Адам безучастно крутил в руках стакан. — Какое мне дело до первой ветви?       — Ты же знаешь, что первая дочь Агаты обладала даром предвиденья? — мужчина со вздохом посмотрел на непутевого брата. — Перед тем как её забрала болезнь, она поделилась грядущим. И, по её словам, это затронет не только магический мир, — он молча положил клочок бумаги на стол и подвинул на сторону стола, которую занимал Адам.       — Ветер перемен близок. Змея зашипит тщеславные слова и душа её распадётся осколками зла. И принесёт полёт смерти упокоение несправедливо убиенным, включая и тех, в чьих жилах не чудотворящая кровь. Погибнут сторонники белого шмеля, — прочёл мужчина. — Ты уверен, что это не предсмертный бред? Никогда не верил этим пророчествам.       — Все её видения сбывались, хоть и были редки, — Винсент сцепил руки в замок, уставившись на брата. — Я лишь хочу быть уверенным, что в этом омуте не побывают твои руки. И ты, и я знаем, особые черты побочников. Также семья Беатрис беспокоится о её благополучии, она — одна из наследников рода.       — Думаешь, эта кобра способна показать язык? — усмехнулся старший. — Уверяю тебя, они сейчас не в силах сотворить подобный коллапс, — он помахал листком с пророчеством, зажатым двумя пальцами. — После последнего моего визита в гости их настроение немного…упало духом. Не ожидал, что ты начнешь подозревать меня, дорогой братец. Я вроде как уже больше десяти лет не удел.       Хмыкнув на задумчивого Винсента, его старший брат осушил до дна оставшийся в стакане алкоголь и схватил свою одежду, намереваясь ретироваться. Он тут уже порядком засиделся, скоро начнёт светать.       Выговора от жены он не боялся, она ещё не догадывалась, какой информацией владеет её муж, но начала подмечать кое-какую реорганизацию его поведения. Лайтвуд выжидал момента, когда Корделия сама выведет себя на чистую воду. Предыдущий ритуал не удался, и он всячески придерживался игры в «приворожённого». Знал Адам, что у жёнушки за «новая работа». Побежала небось за более сильнодействующими травками.       — А за моё наследие, можешь передать остальным, пускай не переживают, — он смерил младшего предупредительным взглядом. — Моя дочь — моя забота.       — Вот именно, что ты совсем о ней не заботишься, брат, — русоволосый родственник возмущённо привстал, заставив ножки стула заскрипеть. — Хочешь, чтобы она превратилась в обскура?! Она нуждается в поддержке рода.       — Я сам со всем разберусь! — гаркнул на него старший. — Я не отдам её таким лицемерам как вы. Ты всегда был его любимчиком!       Тёмная дымка обволокла Адама и после того, как его статура растворилась в хлопке аппарации, распространилась по веранде. Стёкла заведения осыпались мелкой крошкой под ноги Винсента Лайтвуда. Окружающие люди с криками опали на пол.       Теперь ему придётся постараться аккуратно подчистить память оглушенным маглам.

***

      В самом сосредоточении его магических сил буял цунами. Буквально. Разрываясь между самим собой и тёмным эго, он с грохотом перевернул кухонный стол. Немного полегчало, но часть естества мужчины всё ещё была заключена в цепкие щупальца черной материи.       В груди ворочалось назойливое желание вернуться и приложить родственника чем-нибудь тяжёлым, а после наведаться в семейное гнёздышко и популярно напомнить по чьей милости он прозябает здесь.       Лайтвуд методично разносил комнаты в щепки, а после восстанавливал всё обратно. Так чтобы ни малейшей трещинки не было. И так несколько раз. Точнее пять.       Когда бешеный сердечный ритм начал успокаиваться и на ум вернулся холодный расчёт, он затаил дыхание. На мгновение прислушавшись, мужчина глазами гипнотизировал лестницу.       Плавный выдох через нос. Медленно он зашагал по ступеням. Поворот. Пара пройденных метров и волшебник остановился около деревянной двери. Потянулся к ручке, провернул, открыл.       Поддалась как обычно.       Спальня его дочери. До ужаса скудная и минималистическая. В ней обнаружилась её обитательница. Адам прошёл внутрь, стараясь не скрипеть половицами. Не зная куда себя деть, он сжал волшебную палочку в кармане джинс и уже намеревался трансфигурировать подходящую мебель для сидения из какой-нибудь невзрачной вещи, но в последний момент передумал.       Присев аккуратно на подоконник, он прочувствовал как спину лизнул сквозняк, пробивающийся из щелей. Наслал на окно быстрое «Репаро» и вперился взглядом в хрупкое спящее детское тельце, лежащее на одноместной кровати.       Сколько он так неподвижно просидел мужчина не знал. И сидел бы дальше, но рассветные солнечные лучи начали пробиваться через его силуэт.       Беатрис поморщилась, сдвинув тонкие бровки к переносице. Судорожно вздохнув, она разлепила глаза и после того как осознала, что умирает от жажды, заметила отца. Она несмело отвела глаза, потом вернулась к его фигуре, осмотрела. Всё молча.       — Стоит ли желать доброго утра, если я его таким не нахожу? — тело Адама было расслаблено, о чём говорили его непринужденно свисающие с подоконника длинные ноги и возложенные на них, сплетенные в замок, пальцы.       — Не знаю, — честно призналась ему девочка. — Так принято.       — Верно, — хмыкнул Лайтвуд-старший. — Все эти правила социального общения, придуманные никем для всех.       Смотрел он на неё всё также, не отрываясь. Буйный норов поутих, удивляя его самого. Поразительно было ещё то, что до её маленькой головки не донеслось всё то, что он там вытворял — рукотворный хаос.       Адам ухмыльнулся, без злобы, просто так. Его чадо явно не понимало, чего он сюда припёрся и что от неё хотел. Сам не мог объяснить такой спонтанный порыв.       Позже он краем глаза заметил пестрящий угол какого-то предмета, выглядывающего из-под одеяла, которое наследница перебирала тонкими пальчиками.       — Что там у тебя? — отец кивком головы указал на интересующее его что-то.       — А ты не будешь ругаться? — девочка ответила вопросом на вопрос, пряча взгляд от родителя.       — Смотря что именно ты собираешься скрывать от меня, — безразлично проговорил русоволосый. — Врать не советую.       Слизеринка тихо засопев, откинула укрытие, демонстрируя заныканные гостинцы от анонима. Адам скептически осмотрел дары и встал с насиженного места, подошёл разглядеть поближе. Первой в руки ему попалась коробка конфет.       — «Берти Боттс» на любой вкус, — он вертел коробочку, читая написанное на ней. — И ты собираешься это есть?       — А почему нет, — задала резонный вопрос Беатрис. — Можешь взять одну…если хочешь.       — Воздержусь, — губы мужчины искривились в отвращении. — Абсолютно бесполезное угощение, и лишняя трата денег. Откуда это всё кстати?       Прервал на самом интересном месте его негромкий стук и тихое шкрябанье. Обернувшись, Лайтвуд заметил птицу, которую он не забудет никогда, и которую был не рад увидеть от слова совсем. Оскалившись, он отворил форточку. Ворон снаружи замялся и опустил клюв.       — Залетай уж, — ворон каркнул под пристальное внимание со стороны отца хозяйки и осторожно впорхнул, задержавшись на изножье кровати. — Решила завести питомца и мне не сказала?       Теперь Адам понял, где собака зарыта. Рядом хотелось и братца прикопать, который всё это время действовал за его спиной. Исполняет он договоренности между ними, как же. Лайтвудской пронырливостью разило за версту.       — Мне его задаром отдали, — Трис вжала голову в плечи. — Денег я не тратила. Он хороший, и почту может разносить.       — Знаю, — прервал он её. — Вороны — фамильные птицы Лайтвудов. Их издавна использовали наши предки.       Взор девочки метнулся к Лихту, потом к напряженному лицу Адама. Вопросов было много. Но как далеко ей дадут зайти?       Настроение родителя было трудно понять. Он устраивал ей допрос, но вроде не злился.       Между тем, русоволосый вслух подметил, что дочь выглядит вполне здоровой. Его таинственный интерес вызывал у Бес чувство когнитивного диссонанса.       Завороженно глядя на строгую и сильную стать отца, она чистосердечно призналась, что победила хворь не сама. Мужчина при упоминании гостей поморщился, но промолчал. Лишь приказал привести себя в порядок и спуститься на кухню.

***

      После пробуждения у девчонки появился жуткий аппетит. Для волшебника сгонять при помощи трансгрессии в ближайший магазин туда-обратно, прикупив уже готовой запеченной курицы, не составляло и малейшего труда.       Они сидели за столом, напротив друг друга. Адам силился осознать, какие эмоции в его душе вызывает наличие дочери. Не те, которые были искажены приворотом от Стюарт, а настоящие. Сейчас внутри него было спокойно. Трапеза с Беатрис не волновала его сознание. Лишь изредка на губах мужчины являлась усмешка, когда он смотрел на слизеринку, жадно съедающую куриную голень.       Потом девчушка, насытившись, облизнулась и спрыгнула с табурета. Она поставила свою и его тарелки в раковину. Сначала вымыла их, вручную, а после — лицо, запачкавшееся во время еды. Перед тем, как убежать наверх, она поблагодарила его из вежливости, чем вызвала чувство удовлетворенности.       Призвав к себе пачку сигарет, он закурил. За окном завывал ветер. Лайтвуд опёрся локтем левой руки на столешницу, ладонью подпирая голову. Та была забита мыслями.       Дочь, Корделия, младший брат, пророчество — размышлял таким порядком.       Когда мелкая уедет на следующий семестр в школу, у него будет время переговорить с женой. Он терпеть не мог лживых женщин, которые искали в нём только выгоду. Манипуляторская выходка ей так просто не сойдет с рук. Хотя, если у Стюарт найдутся достойные обоснования её поступка, то он подумает над прощением…       Скучать не придётся долго, ему нужно было хорошенько обмозговать слова прорицательницы. Может даже заняться расшифровкой всерьёз, раз братец пришел на разговор тет-а-тет такой зашуганный.       Думы прервал топот детских ножек по лестнице. Беатрис, чем крайне его удивила, стояла на пороге кухни. Она решительно ступила внутрь, держа подмышкой коробку печенья и волшебные конфеты. Её выражение лица мгновенно скуксилось, когда он выпустил изо рта струю дыма.       Фыркнув, она палочкой заставила табачное облако втянуться в древко. Какая самостоятельная.       Сладости были положены на стол, а сама девочка направилась кипятить чайник. Она включила газовую плиту, и совершила ряд других необходимых действий для приготовления чая. Дочь постоянно на не оборачивалась, стараясь не встретиться глазами. Открыв дверцу шкафа и балансируя на табуретке, она задумчиво тянулась за посудой.       Магию тут она использовать, видимо, не догадалась. Мужчина приподнял уголок губ и левитировал на стол две чашки, как бы говоря, что и он рассчитывает на напиток.       Девочка придвинула деревянную мебель на место и сняв крышку с коробки, выудила печенье в форме пятиконечной звезды, сверху притрушенное сахарной пудрой. Только сейчас Лайтвуд-старший заметил украшение на шее наследницы. Взгляд его помрачнел и затуманился. Не успел он высказаться, Беатрис опередила его с вопросом:       — Они положили омелу просто так, или они считают меня нахлебницей?       — Уточни, будь добра, — Адам на долю секунды растерялся, дым пошёл не в то горло, и он откашлялся.       Нежданно-негаданно из его дочери попёрла лайтвудская родословная. А ведь она даже и близко не знакома с членами главной семьи, не было оснований и носителей речи, чтобы перенять этакую манеру. Гены пальцем не задавишь.       Раньше у него с ней столь долгих разговоров не случалось, поэтому он решил поперебрасываться словами ещё.       — Ну, омела же — растение-паразит, — объяснила она ему тоном, который подразумевал само собой разумеющиеся вещи. — Я подумала, что это намёк.       — Сомневаюсь, — ухмыльнулся отец. — Класть «золотую ветку» — это рождественская традиция как для волшебников, так и для простецов. — Символ бессмертия и возрождения.       — Значит из омелы можно сделать эликсир бессмертия? — жуя печенье, спросила та.       Он так не смеялся с тех пор, как в детстве, а после и юношестве, подшучивал над братом. Девочка, смущаясь и не зная куда себя деть, поправляла пряди волос. Она надулась и сложила руки на груди.       — Тогда человечество бы заполонило всё экосистемное пространство, — затушив сигарету, сказал мужчина. — К счастью, такое невозможно.       — Почему? — всё ещё хмурясь, спросила платиноволосая. — Каждый имеет право на жизнь.       — Ты ещё мала, а потому и глупа, — Адам махнул в сторону засвистевшего чайника, тот поочередно разлил кипяток по чашкам. — Предположим, что жизнь человека не прекращается долгое время. Или он выпил, как ты сказала, эликсир бессмертия, который омолодил его и продлил жизнь до бесконечности. Для него время будет лететь с огромной скоростью, он и не заметит, как все его друзья, родственники и т.п. умрут, а он останется жив. Вечная жизнь — это проклятие, которое за собой влечёт жалкое существование. Ко всему прочему важными проблемами будут вставать перенаселение планеты и то, что уголовные наказание станут бессмысленными — что для бессмертного срок в двадцать или сто лет тюремного заключения, не говоря о смертной казни. Понимаешь, о чём я?       — А если человек просто не успел сделать то, что хотел, что-то важное? — задумчиво размешивая ложкой сахар, спросила Трис.       — Для этого и нужны потомки, — ответил Лайтвуд-старший. — Вряд ли ты захочешь продолжать то, что я начал, — препятствуя дальнейшим вопросам по этой теме, мужчина жестом руки заставил дочку замолчать.       Они стали молча пить чай. Адам поглядывал в окно, снаружи было видно выползающих из своих домов людей. Хотя некоторые только возвращались. На улице пошёл мелкий снег.       Беатрис, наевшись печенья, оставила коробку с чашкой в сторону. Зашуршала картонной упаковкой, аккуратненько распаковывая новые сладости. Сначала посмотрела на разноцветные конфетки, формой напоминающие бобы, а потом на Адама.       — Почему ты так их не любишь?       Русоволосый точно не мог определить, чего именно касался этот вопрос. Того, что он не ладит с их семейкой? Или того, что он терпеть не может эти конфеты: ему, когда он пробовал их впервые, попалась со вкусом мыла; младшенькому — Винсенту повезло больше — он смаковал такую, только миндальную.       — Ненавижу эту гадость, — скривил гримасу отвращения волшебник.       — Почему? — всё также вопрошала колдунья.       — Конфеты на ЛЮБОЙ вкус, — начал раздражаться мужчина. — Никогда не знаешь, чем подавишься на сей раз: рвота, носки или сера.       Беатрис решила испытать удачу, ныряя пальцами в коробочку. На ощупь конфетки были мягкие и гладкие. Вытащив на свет темно-оранжевую, она изучила её, а потом закинула в рот и активно зажевала. Через секунду девочку чуть не вытошнило на стол — вкус у конфеты был очень пряный и острый, напоминало какую-то специю.       Рванув к раковине, она выплюнула не-сладость и прополоскала ротовую полость.       — О чём я собственно и говорил, — злорадно усмехнулся Адам. — Хочешь ещё одну?       — Может быть потом, — пробурчала девочка, пальцами она начала теребить цепочку на шее. — А поч…       — Не многовато ли «почему» за сегодня? — недовольно спросил Лайтвуд.       — Это последнее, — умоляюще она посмотрела на отца, который закатил глаза и всё же разрешил ей продолжить. — Этот кулон, — вертя украшение между пальцев, начала девочка, — кому он принадлежит? И почему у тебя такого нет?       — Эта побрякушка, — пояснял отец, — наша семейная реликвия. Все члены рода Лайтвуд получают его с первого дня жизни. Так как ты родилась не здесь, мой брат — твой дядя, решил отправить тебе его по почте.       — Где тогда твой? — рассматривая на ладони драгоценность, спросила Беатрис.       — Меня изгнали из рода, — грозно посмотрел на неё маг. — Я не имею права больше его носить. Разговор окончен! — крикнул он, пресекая другие возможные расспросы со стороны дочери.       Вздрогнув, девочка поняла, что на сегодня лимит был исчерпан. Она стала тихо убирать за собой то, что нанесла из спальни. Беатрис не стала сильно унывать, Адам и так пошёл к ней на встречу. Такой невероятной общительности от него она ещё не встречала, пока жила с отцом бок о бок.       У самого выхода из комнаты её остановил приглушенный голос родителя:       — Марш гулять, пока я не передумал.       Свои решение, принятые до этого, Лайтвуд-старший редко перерассматривал, если не никогда. Поэтому такое дозволение из уст мужчины можно было считать самым настоящим подарком, можно и рождественским.       Не желая испытывать пусть шаткое послабление в характере Адама, разноглазая пулей выскочила в коридор. Мимо неё пронесся луч света. Обернувшись, она увидела отца в кухонном дверном проёме. Проследив за его взглядом, направленным на вешалку в прихожей, она обомлела — на крючке вместо старого дырявого зонта висела темно-синяя детская дубленка.       Мужчина спешно удалился в спальню, которую делил с женой на втором этаже. Слышал топот ног, означающий скорые сборы его дочери. Когда хлопнула входная дверь, он выглянул в окно, провожая одну из наследниц третьей ветви отрешённым взором.