Remuneration

Они врываются в комнату, она уже знает, что будет дальше и начинает отпускать себя, потому что доверяет ему. Гретхен на ощупь ставит куда попало ледяной стакан с зеленым чаем, обхватывает шею мужчины и одним толчком подтягивается наверх. Багвелл двумя руками подсаживает её за точеную твердую талию и резко закидывает на стол. Они начинают страстно и нетерпеливо целоваться. Девушка подставляет шею и наслаждается им сполна. Дрожащими пальцами с красным маникюром судорожно и быстро расстегивает пуговицы рубашки, жаждя высвободить вздымающуюся грудь. Ему уже тоже не терпелось выпустить кое-что разбухающее и наливающееся кровью, но он ждал её. Чтобы сегодня как следует наказать. Наконец, Морган распахивает рубашку и снова с безумной жаждой тянется к его лицу. Он руками стаскивает её закатанные как всегда рукава и кидает одежду в сторону. Но на пути встает еще один элемент — облегающие брюки с тремя пуговицами на талии. Морган едва отрывается от Теодора и принимается за его штаны и змейку уже вся мокрая от жара и желания. Внутри всё неслось с бешеной скоростью, будто вот-вот взорвется вулкан или нахлынет цунами. И им обоим надо сорвать с себя всё, чтобы не разорвало их самих на части. Багвелл даже с упоением и сладостью сжимает её грудь в своей ненасытной ладони, разогревая, ему уже хочется взять её чистое горячее тело, без всякой одежды. — Подожди, подожди, — шепчет она, едва дыша, расстегивая свои пуговицы на брюках. Он будто её сердце сжимает в своей руке, заставляя весь организм замереть. Если они каждый раз в подобных ситуациях будут рвать друг на друге одежду в клочья, что было безумно приятно и доставляло бурю эмоций, то у них не хватит на неё денег даже с зарплатами с шестью нулями. Он пытается отвлечь её поцелуями в шею, чем ужасно мешает, но она не злится, а только пытается не размякнуть совсем в его руках как школьница. Но, дьявол побери, она забыла всё: все эти чувства, весь опыт, правила контроля и свою стойкость агента. Стоило только его рукам овладеть ею. Они ещё долго целовались, обжигая друг друга дыханием и блуждая руками по обнаженным телам. Но потом он решил забрать инициативу. И даже стать настоящим хозяином. — Теперь моя очередь, — Теодор отстранился на пару сантиметров и резко вырвал кожаный ремень из брюк, свернув его пополам. Она не успела даже слова сказать и удивиться, как мужчина грубо и властно, так по-хамски рванул её за руки с края стола и припечатал к стене. — Что ты делаешь? — холод беспощадно остудил пылающую грудь и ее лицо, она почувствовала, как мужчина крепко пристегнул ее руки в районе поясницы. Он делал с ней подобное в их первый раз, но всё равно давал ей свободу. А сейчас прижал всем своим телом, словно насильник, словно тот самый извращенец и маньяк из Фокс Ривер. Обращался с ней, как с очередной глупышкой, попавшей в его сети. Черт побери, она агент, Гретхен Морган, его ночной кошмар и запретное удовольствие! Раньше от одной этой мысли его мышцы на мгновение сковывала судорога страха, а по спине пробегался холодок. Но теперь для Теодора это ничего не значило. Он чувствовал себя сильнее. — Посмотрим, что ты теперь скажешь. — он мог бы стать отличным карателем, если бы ей это не нравилось. Специально подыгрывал, превращаясь в насильника, словно всё это время обманывал её и ждал момента, чтобы овладеть. Но она подсознательно начала ловить кайф и вливаться, снаружи всё ещё в шоке тяжело дыша в стену. И возмущенно и зло глядя в его сторону за своей спиной. Мерзавец. Она знала, что он позволит себе это когда-нибудь снова. Но не теперь. После всего этого. Да, черт возьми, он до сих пор всё помнил, желал всё того же, грязный извращенец. Неисправим. Но он хотел научить кое-чему и её. Показать, каким он был в самые лучшие годы своей преступной распущенности. И как улучшил навыки теперь, став «старше». Это было абсолютно иное совращение, нежели то, чему когда-то учили её. Совсем не та пошлость и распущенность, какой обладала Морган. Это совершенно дикое, животное, неконтролируемое, грубое и нездоровое желание. Он не был болен, но у него была эта доля умения. Его считали таким, вот он и отвечал всю жизнь этим ожиданиям. И на что он только способен? Этот вопрос с дрожью в груди и ногах задавала себе Морган, не видя, что он делает сзади и к чему готовится. Она вообще ничего не знала, судя по всему. Это еще не его предел. Ожидание и неизвестность заставляли трепетать. Багвелл нервно и недовольно кое-как стянул с неё лифчик и крепко взялся за ремень, которым были связаны её руки. Поставил девушку поудобнее, не спрашивая её саму, грубо расставил ноги пошире и прижался тазом. От одного его прикосновения к своим ягодицам и ниже, она чуть ли не схватывала все чувства наперед. — Сейчас ты узнаешь, что будет если не слушаться меня. — приговаривал он. В голове не было того беспомощного нетерпения, которым он вечно охвачен в совокуплениях с ней. Неужели, привык? Багвелл произнес это как её хозяин, каратель, «папочка». Нет, она этого не позволит. Он растрепал её волосы и поцеловал в шею. Теодор уже пробовал её наказывать там, на машине. А потом ещё раз, В машине. Не вышло. Она слишком сильная, не поддастся. — Я покажу, на что способен. — угрожал он, стаскивая её брюки, устраиваясь сзади и не отпуская Гретхен. — вставлю свои законы в твои амбиции. Толчок. Она вздрагивает, резко вновь припадая всем телом к стене. — Так, чтобы больно было, — он прижимает её и отстраняется, жестко вновь врывается, зная, что она не успевает даже сделать выдох и опомниться. Он знает, как это делается. По-плохому. — Чтобы тебе больше не было мало. — его властные руки касаются голой спины с бледными шрамами и поясницы, вызывая мурашки. При каждом движении она не могла не привставать на носочки и не разомкнуть губы. Но даже улыбалась немного от того, что ей начинало это нравиться. — Мне всегда будет мало. — все-таки срывается на негромкий шепот Гретхен. И от понимания того, что за эту фразу он может с ней сделать, тело разбивает дрожь. — Что ты сказала? — его колючая щетина ощущается на коже спины. И вся горячая обнаженная грудь следом. Девушка оказывается сжатой между ледяной стенкой и жарким торсом Теодора, с обеих сторон. Еще и внутри все полыхало и жгло. В ответ на его вопрос Морган усмехается и пытается сжать его руку своими связанными сзади. Её пальцы ледяные. — Ты слышал. — она хотела быть дерзкой подстать ему, но уже переставала контролировать собственную дыхалку. — Нет, малышка. — уверяет он её самоуверенно. — Я ещё не слышал тебя, по-настоящему. — сразу же после его предупреждающих слов последовал жестокий и грязный удар холодной и грубой кожи по ягодицам, оставив красный след. Это заставило её тут же негромко вскрикнуть и податься вперед. Рука мужчины бережно и успокаивающе прошлась по всей её спине, раскидывая черные волосы по плечам, и сжала шею. То самое чувствительное место. — Что скажешь теперь, а? — вновь удар, и с ним последовал ещё один толчок внутри. Откуда у него столько приспособлений? Это был еще один ремень или кожаная плеть в его руках? Во рту пересохло, дышать она больше не могла. — Ты знаешь, что со мной делают твои прикосновения. — на одном выдохе произносит страстно Гретхен, запрокидывая голову назад. Она не будет говорить о том, что не может позволить «унижения» или такого доминирования над собой, но ей иногда хотелось разнообразия. По местам, где развратно и медленно прошлась его ладонь и пальцы, начинает разливаться тепло, каждая клеточка отзывалась чувственно и трепетно. — Ты пообещала быть моей, — снова сильный удар, по самым чувствительным местам. Она громко ахнула и сразу же улыбнулась, ловя удовольствие. — Только моей… — этот бархатный голос и горячее дыхание в ухо сводили её с ума. Нигде она не чувствовала его касаний так сильно, остро и тонко. Ни на руках, ни на плече, ни на внутренней стороне бедра — как на спине, между лопаток. Его укусы, горячий безжалостный язык. И скользящий кожаный ремень по своим плечам и рукам. — Я не дам тебе выдохнуться. Даже не думай об этом. — сквозь прерывистое дыхание, нетерпеливо усмехаясь говорил он вполголоса ей на ухо сзади. Прижимал рукой за шею к себе и заставлял выгибаться. Он испытывал её. Каждый раз всё сильнее и дольше. Это хоть и было недопустимо для неё, но Морган просто не могла сопротивляться. Долго, глубоко, нетерпимо Багвелл раздирал её изнутри, поднимая порог выносливости и чувств. — Сейчас ты узнаешь, кто действительно из нас главный. Три раза подряд. Без всяких остановок. — обещает он опасно. Но она готова. Никогда ещё она не могла удерживать это состояние так долго, только думая о нем и о них двоих, об их чувствах. Что ж, за эти годы она научилась не падать, когда ноги разбивала дрожь. И держаться еще хоть немного, чтобы силы вернулись к ней, и они продолжили. Упругая и округлая грудь Морган вся покрылась мурашками от прикосновения к холодной стенке и стала ещё аппетитнее и красивее. Он рванул её за плечо и развернул лицом к себе, не менее грубо припечатав к стене. И, наконец, после этих долгих, как ей показалось, испытаний, наградил горячим поцелуем. Теодор и сам этого очень хотел, развратить её, довести до идеала. Они находили сладость и невероятное удовольствие друг в друге. Теперь он точно стал главным. Багвелл очень изменился за время своего отсутствия на острове в Индонезии. Стал таким сильным, более достойным, властным и холодным, как сталь. Закалился. Но не в коем случае не хотел продемонстрировать так свою жестокость на ней и показать, кто в доме теперь хозяин. Он просто хотел дать ей нечто другое, научить, заставить испытать новое, совсем иное удовольствие. Всю яркость и реалистичность чувств. То, как это видел и умел сам Теодор Багвелл. Ведь так он позволял Гретхен прикоснуться к частице самого себя. Жестокость, наслаждение болью и извращения — это то, чем он и был известен в соответствующих кругах. Где не было её. Волнистые черные волосы распались прядями на светлой коже груди и шеи. Они еще не закончили, черед следующего вознаграждения. Как только он легко и быстро освободил её руки сзади, девушка слабо и невесомо закинула их ему на плечи, продолжая целовать. Теодор быстро сложил ремень вдвое, обогнул им её поясницу и рванул к себе. Ей это нравилось. Но мужчина не собирался на этом прекратить веселье. — На кровать, — приказывает он пока не строго, а просто предупреждающе, сжимая холодной рукой свои алеющие следы на её ягодицах. — живо! — но когда она не слушается, он быстро придавливает ногой к полу её брюки и нижнее белье на щиколотках и буквально выдергивает из них двумя руками. Она, разумеется, тут же ответно хватается за сильные плечи и падает спиной на мягкий ворс покрывала. — Ты ещё пожалеешь об этом, — произносит она, изо всех сил стараясь быть угрожающей и серьезной, но все её «агентские» опасность и холодность валялись где-то у порога, связанные его ремнем. Этот прием просто овладел ею. Но она злится, чувствует себя невинной девочкой, которая ничего не умеет, раз уж он её учит и испытывает. Да это она должна быть «сверху», быть беспощадным карателем с хлыстом в руке! Она, Гретхен Морган! и не таких заставляла глаза закатывать от удовольствия. — Пожалею, пожалею, — Багвелл усмехается, прикусывая язык, и снова пристегивает её руки к изголовью. Девушка запрокидывает голову и видит наручники. Холодные, легкие и изящные, нежели толстый жгут ремня. Это будоражит еще сильнее. Сейчас всё будет по-серьезному. Пока она отвлеклась на браслеты и свою обездвиженность, беспомощно ерзая голыми ногами по краю покрывала, он забрал с прикроватной стойки её запотевший стаканчик чая и, рассматривая свою жертву, неспеша сделал глоток. Совершенно черные устрашающие и незнакомые глаза проскальзывали по изгибам ее тела, будто примеряясь. Но в тот момент, когда они встретились с её синими, Теодор больше не смог стоять там в стороне. Он вернул стакан на место, не отрываясь от её лица, и как сумеречный вампир одним движением оказался нависшим над ней своей широкой грудью. Морган не издала ни звука, только обдала мужчину горячим дыханием, зазывая к себе. Но поцелуи были слишком драгоценной валютой для них обоих, поэтому Багвелл опустился к её груди. В следующие секунды она громко вдохнула воздух и прогнулась в пояснице. Ледяной кубик ощутимо ярко прикоснулся к коже, заставляя всё тело покрыться новой волной мурашек. Наручники лязгнули и цепь натянулась снова. Он спустился ниже, задев лишь один сосок, но это чувство с силой отдалось во всех нервных окончаниях. Гретхен испытывала что-то подобное, но лишь её тело помнило это — мозг сейчас совершенно не отдавал отчета агенту Морган о знакомых действиях. Все чувства охватила острая эйфория. Умом она не понимала и не осознала даже, что он вошел снова, так медленно, нежно и тягуче, но низ живота с болью сжался. Сердцем Гретхен ощущала все: рой сумасшедших бабочек, бьющихся об стенки живота, внутри словно что-то расцветало, будто один цветок сменял другой. От удовольствия Гретхен перестала руководить нижней частью своего тела и не заметила даже, как Багвелл согнул её ногу и сжал под коленом, поднимаясь к бедру. Она его лакомство, его пластилин, живая и полная фейерверка чувств, которые будет открывать только ему, только его ключом. Такую он и искал всю жизнь. От кусочка льда остались лишь пара холодных струек, которые побежали вниз от живота, заставляя её сразу вспомнить, как руководить нижней частью тела. — Сильнее, — Гретхен понимает, что внутри неё ещё полно сил, и крепко обхватывает его бедра ногами. С уст Теодора срывается довольный полу-стон, полу-рык. Он начинает двигаться по-настоящему, уверенно, быстро. В её голове шум и боль, кожа ледяная, а внутри полыхает жар. Такой же, как исходит от его тела, словно от огня в аду. Он такой горячий... Тедди хватает руками изголовье кровати по обе стороны от наручников и опирается. Это позволяет закончить всё с большей силой и грубостью, ускориться. Она думает, что это конец, сейчас она и вывернется наружу вся до остатка и снова станет чувствительной и эмоциональной ко всему. Невероятное пробуждение раскрыло каждую клеточку её тела. Губы покраснели от того, как сильно она их кусала. И до боли сжимала пальцами тот короткий участок цепи на наручниках, пытаясь отдать им всю ненависть. Следующей точкой невозврата стали его поцелуи за ухом и на шее. То, как она сходила с ума от сжатия между лопаток раньше, теперь казалось легким флиртом. Он заставил её подняться. Легко, одним рывком. Её горячая спина быстро прижалась к его груди. Но это безумие продолжалось, он не отпускал её из своего плена. Одной рукой он обхватил её плечи и ключицы, чуть сдавил предплечьем шею и начал шептать на ухо доводящие до мурашек слова. — Запомни: моя и только моя. Всегда была моей. Ты создана для меня. До меня у тебя не было ничего. Забудь всё, что ты чувствовала раньше и почувствуй это, — он сделал грубый жестокий толчок. Она вздрогнула в такт и разомкнула рот, быстро убрав свои руки от его. Только останавливая коснулась его бедер позади себя. Но его ничего не могло остановить, когда он что-то доказывал ей. Свою верность и власть над ней одной. — Всегда, когда ты видишь меня — думай об этом. Это моя клятва, — злостные и гордые карие глаза Теодора взметнулись вверх и ладонью он взял её за горло. Но не сжимал, а сделал это осторожно, словно держал свою драгоценную статуэтку, с которой нужно обращаться ласково и боготворить. Она сходила с ума в его прикосновениях. Определенно выходила из этого пограничного состояния, которое было раньше, до их расставания и рождения Грейс, сейчас она стала в сто раз чувствительнее. Она горела от него, как свеча. Буквально с одного касания, взгляда или улыбки. Они заразилась друг другом, одержимостью, страстью. И у Морган, и у Багвелла наравне были заняты головы друг другом всегда, не зависимо от того, что они делали и как далеко находились. Он поцеловал её в ухо и шею, она прогнулась и наклонила голову в сторону, тая. Её любовь пробудила в нем самое темное, яркое, самую высшую точку жизни. Точку кипения. В этом была сила и нежность. Наказание и любовь. Его абсолютное обожание её, признание, клятва в верности ей одной. Его одержимость ею. И только ею, больше никем. Всё это в прошлом. В эти моменты только они были друг у друга и у них было то, чего не было ни у кого из влюбленных во всем мире. Такая страсть, общая волна, когда больше ничего вокруг не имеет значения. И тело будто наполнялось энергией извне, чувствовалась каждая напряженная мышца. Раньше она могла напрягаться сама, в плане осознания, дачи себе отчета в происходящем, каких-то своих мыслях, а так ли все должно быть? К слову, теперь это всё отключилось наглухо. Тогда они не до конца доверяли друг другу и знали, а теперь произошло то самое полное слияние. В этой новой атмосфере, в новом городе, делах, они сами будто стали совсем другими. Они теперь были двумя частями одного целого. Собственностью друг друга. И это даже не обговаривалось. Они двое пришли в этот мир, как соулмейты, как потерянные кармические брат и сестра. То, как они думали, как вели себя. Гретхен чувствовала мурашки размером с горошину под своей кожей от этих поцелуев, от рельефа обжигающего языка на нежных участках. Что он с ней сделал? Она боялась, что их такой поистине любовный союз вернет её слабость, чувства, какую-то человеческую уязвимость и то состояние обычного человека. А она была холодным агентом. Но он раскрыл этот огонь совершенно иначе… Там, где она не ждала. Но поняла уже в первую их ночь. Гретхен боялась показывать чувства в этом мире, этим людям, поэтому была такой. Но весь свой жар отдавала ему. И только так восстанавливала гармонию в себе. И оба снова убеждались — они одно целое и созданы именно друг для друга.

***

— Думаете, они действительно подходят? Солнце садилось. Закатные оранжевые лучи пробились в пустой зал и отразились на линзах очков мужчины в сером. Бумаги собраны. В кабинете два человека: мистер Ферсон и Эдвард Стивенсон. — Поверьте, они отличные сотрудники.