Remuneration

— Это были какие-то придурки, возможно, грабители или накуренные шумахеры. Зрачок сузился от яркого света фонарика. Реакция была заторможенной, но всё это — последствия удара. — Зрение не нарушено. Возможно, временная потеря ориентации и легкое головокружение. Сотрясение нет, всё в порядке, мисс Морган. Вас оглушило лишь на пару секунд. — доктор в халате и очках убрал фонарик и кивнул девушке, отходя к своему столу и что-то записывая в её личную медицинскую карту. Ей это не очень понравилось. — Гретхен, они хотели тебя изнасиловать. — напомнил ещё раз громко и чётко Майкл, ещё больше пугая брюнетку. — Это какая-то ошибка, я же не… — сказать ей или перебить не давали пятеро мужчин, стоящих вокруг кушетки, на которой она сидела. Тот доктор протер влажной салфеткой её запястье и от холода ей показалось, что он хочет сделать укол. Поэтому пришлось отвлечься и проследить за его действиями. Но мужчина лишь осторожно убрал остатки тонального крема с её кода на коже и быстро отсканировал его специальным лазером. Данные о сегодняшней пусть даже легкой травме должны быть занесены в базу. — Никто не мог знать, что ты поедешь одна впереди, мы решили это прямо у входа в правительство, когда отъезжали. — голос Барри, такой тяжелый и грубый, заставлял её даже вздрагивать. — Ты что-нибудь разобрала из того, что они говорили? — Джефри взглянул на Морган спокойно в отличии от осуждающего взгляда Стивенсона. — Ничего особенного, но, кажется, у них был испанский акцент. Да и какая разница, вы же их взяли. — нахмурилась Морган. — Что удалось узнать из допроса? Майкл вздохнул и, наконец, обратился к папке в своих руках. — Это не агенты, обычные граждане США, родом из резервации. По паузе и нервному выдоху Теодора она поняла, что выяснили что-то важное и даже страшное. — Что они хотели от меня? — в полной тишине процедила железным голосом Морган. — Они… их подослала Табак. — Майкл обратил на девушку свои зеленые глаза. В них было сожаление, жалость. Этого она просто не выносила. — Что? Но зачем? Они даже не наемники! — Нет. Простые наркоманы, их подкупили парой сотен и велели сделать именно то… что они и пытались сделать. И я не про аварию. — Это не покушение на вашу жизнь, мисс Морган, — так же строго и озадаченно скрестил руки Ферсон, переглянувшись со всеми. — У них не получается нас убить, поэтому они хотят запугать. Чтобы сбить нас с толку и ослабить. — предположил Багвелл. — Хайдер знал, на что мы способны, и был в тесном сотрудничестве с Табак. Вот почему она знает нас так хорошо. — Видимо, кто-то проследил за тобой на дороге, понял, что ты впереди и одна в салоне. — начал осуждающе Эдвард Стивенсон. — Но как? Стекла тонированные. — Значит, у них есть оборудование. — перебил серьезно Майкл. — И убирать тебя прямо там было опасно. Я не верю, что эта женщина приказала каким-то наркоманам сделать с другой женщиной такое… — Почему она не поручила им меня убить? У них это почти получилось! Теодор положил руку ей на плечо и только тогда она заметила, что трясется от гнева и страха, как осиновый лист. Черт, теперь все посчитают её слабой. В том числе и она сама. — Стало быть, её цель — месть, причинение боли. И, возможно, тогда вас не пытались убить. А именно напугать. Этими покушениями. — самый мудрый из всех — Ферсон, начал всё понимать. Багвелл и Морган чувствовали себя загнанными кроликами, на которых открыта охота. И все эти издевательства и угрозы… Лишь предупреждения, психологический момент, давление. Табак хорошо знает её. Ей было двадцать девять, а девочке, которую притащил из армии Генерал, всего девятнадцать… Вражда началась с первого же взгляда. Лиза знала, что с ней случилось. Знала всю её психологию и слабые места… И теперь унижает их обоих. Как Морган унижала её в кабинете отца, крутя с ним роман. И как Багвелл унижал Генерала в тюрьме. Перед казнью. Они оба лишили Лизу отца. Дважды. Вот она, причина. — Я уничтожу её. — вырвалось вслух у Морган. Гретхен забеременела сразу же. Генерал был прекрасным любовником и хотел второго ребенка. Сына. Если не мог получить внука. Лиза не могла. Им с мужем было не до того. И здесь она её превзошла. Закрепившись на месте единственной и главной любовницы. Любимой девочки… Морган снова до ужаса перепугалась за свою дочь. За обеих. Ведь во всем она перешла дорогу этой дряни. И месть её не окончена. — Их передадут полиции. Детектив уже здесь, — Стивенсон не боялся разбить тишину своим басом и пригласил Ферсона покинуть помещение. Джефри коснулся ладонью спины девушки и вышел. — Что ещё? — едва сдержав ком в горле и слезы, сжала зубы агент. Не поднимая глаз на Майкла. — Это всё. — Ну, довольно, — и Майкл, и Теодор понимали, что на сегодня с неё хватит. — Как вы выяснили, что они от неё? — прозрачная пелена застлала глаза. — Э-эм, они… встречались с ней лично. В каком-то кафе, — Майкл снова пролистал протокол допроса. — Описали, что некая женщина позвонила им и пообещала деньги за непыльное дело. Но перед этим всё детали они обсудили на месте. С ней были охранники, по описанию женщины совпадает с портретом миссис Табак. Она хотела… лично проинструктировать их. Что и как нужно было сделать. — едва выговорил парень, сглотнув и тоже не решаясь посмотреть девушке в глаза. — О, боже, — Теодор отвернулся, опустив голову, и чуть не сломал края стола пальцами, впившись в него вместо шеи Табак. — А я думал, хуже меня извращенцев не существует. Нетерпится познакомиться с ней, — мужчина резко развернулся и достал пистолет, предупреждая всех здесь, что он готов порвать эту суку при встрече. — Теодор! Полегче, угомонись, ясно? — Майкл сдержал его, не став продолжать. — Мои бывшие напарники более-менее следят за вашим расследование. И, говорят, эта женщина контролирует все остальные агентства. Имеет влияние и на наши вражеские. Но не факт, что все покушения — её рук дело. — парень умел мыслить здраво. Им сейчас не помешает кто-то подобный… — Довольно. Поговорим об этом завтра, а сейчас, — Морган быстро слезла с кушетки, взяла пиджак, сумку, оружие и ключи от машины. — Я хочу напиться, не знаю, как ты. — пронеслась мимо Багвелла. — Да, я, пожалуй, тоже. — он направился вслед за ней. — Хей, надеюсь, виноградным соком? — окликнул их Майкл, уходя в другую сторону. — Что? — обернулся возмущенно Теодор. — На следующей неделе тесты, сдаем тир и рукопашку раз в месяц. Забыли? Но им было уже всё равно. Лишь бы поскорее убраться отсюда.

***

Красная ароматная жидкость наполнила два бокала на мраморном столе. — Тебе сейчас надо расслабиться. Он уже не впервые произносил эту фразу. Слишком часто за эту неделю. Морган обернулась и сквозь челку посмотрела на его фигуру в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Но подняться с постели не получалось, ноги не держали её, всё тело ослабло. — Им давно пора уволить нас к чертовой матери, мы ничего не сделали для Отдела. — злилась на себя и на всё вокруг Морган. — Только создаем проблемы. — девушка взяла свой бокал у присевшего рядом мужчины и сделала большой глоток. Внутри всё ещё была пустота, дома стало ещё хуже, ведь голова от голода и усталости кружилась уже давно. Ещё и в квартире темно, как в норе. Но зато Багвелл не увидит её потекшей туши и уставшего лица. Поняв, что чувство от вина превращается из наслаждения в отвращение, а нервы становятся всё тоньше, Морган буквально залила в себя весь бокал, по-настоящему сурово заглушив всю боль. И пресекая любые попытки Теодора успокоить её или приласкать, она тут же вскочила и немного отошла от постели, покачнувшись. — Я полное ничтожество в самозащите, как оказалось. Прекрасно… — паршивое настроение дало о себе знать в отвратительном тоне. Багвелл уже тоже слегка расслабился от алкоголя и разомлел. Он не пропустил её фигуру в облегающем платье мимо себя и настойчиво схватил за руку, подтолкнув к себе. — Пожалуй, в этом случае я смогу тебя утешить, — и с характерным рыком прижал её за ягодицы и талию к себе, целуя в живот и поднимаясь выше. Она не пошевелилась, почти не дышала, даже не отстранила его от себя. Теодор почувствовал, как холодные тонкие руки всё же легки на его плечи, но очень слабо и неуверенно, будто она находилась под прицелом и не могла сделать лишнего движения. Он поднялся поцелуями до самой откровенной части её декольте и открыл глаза, тоже смутившись такой реакции. Она что, плачет? Тедди бросил взгляд снизу вверх на её отвернутое к окну лицо, а потом отстранился, прекратив свои игры. Она молчала. Для неё самое тяжелое и жестокое по отношению к Багвеллу — оттолкнуть его в этом плане. Лучше она даст понять всё своим бездействием, нежели агрессией и истерикой, которая уже подкатывала к горлу, пропустив в мозг весь тот поток алкоголя. Тогда брюнет опустил глаза на места её тела, куда падал свет с улиц и замер. На груди у неё проступали свежие синяки. Боже… Это те уроды сделали с ней. Они не успели исполнить то, что им приказали, но оставили свой след вместе с жестокой раной на её сердце. Как теперь она отойдет от того, что случилось? Но Гретхен, кажется, ещё и не начинала впадать в осознание. Во всяком случае, он хорошо понял, что лучше сейчас её не трогать. И вообще… Он должен не допустить, чтобы она снова сорвалась, как случилось у них обоих тогда, на мосту. У такой женщины, как Морган, у пантеры, у бойца — все эмоции усилены в сотню раз. — Хэй, что с тобой? Он знал, что с ней. Но просил выговориться ему, понимая, что это всё облегчит. Правда, если она потом не захочет грохнуть своего же психолога, как это сделал он давным давно. И уже лишь от одних расспросов у неё ехала крыша. Теодор убавил музыку, которая у них всегда играла фоном в квартире и не обратил внимание на то, что трек сменился очередным медляком. От повисшей почти тишины и пристального сочувствующего взгляда мужчины, черноволосая зажала рукой губы и лицо её исказилось от внутренней боли и жалости к самой себе. Её всю жизнь учили, что это под строжайшим запретом, и это чувство нужно было всегда скрывать и убивать внутри себя. Сколько этого дерьма у нее накопилось за тридцать три года… И срывов было всего несколько. Она понимала, что сейчас случится один из них. Но больше не могла держаться. Гретхен наедине с ним, далеко от сестры, Эмили, своих боссов и тех, кто причинил ей боль. Только так Морган могла отпустить себя хотя бы ненадолго. — Я не выдерживаю всё это. Иногда мне кажется, что весь мир против нас. И нам в нём нет места. — Брось, эй, — мужчина сразу вступил с ней в диалог, поскольку в своих силах психолога не сомневался. — Были и у нас минуты счастья. И даже дни. — Наедине, в нашей спальне. В отдельном доме, на острове, в открытом океане. В машине посреди пустой дороги, вдали от людей. И где мы сейчас? — девушка повернулась к нему, слезы уже текли по щекам, но она мыслила здраво. — В чужой квартире, на тринадцатом этаже, в холодном и темном доме. В чужом безликом городе. Одни. У нас были шансы на счастье с людьми в нормальном мире. Но, признай это, мы — изгнанники. — У нас свой собственный мир. — перебил Теодор. — Мир из двух человек, которые являются друг для друга всем. — он был даже немного строг и напорист, чтобы убедить её в своей позиции. И не показывать жалости. Она этого ненавидела. — Потому что ты и я — мы не рождены для обычной жизни и контакта с людьми. Мы просто не можем жить нормально! — её голос дрожал и срывался. — Помнится мне, тебя это раньше не смущало… — Да, когда я чувствовала себя куском пушечного мяса, плотью женского пола для вынашивания семени своего хозяина! Роботом и идеальным солдатом без чувств и слабостей, который создан служить. Исполнять то, что ему скажут. Не задумываясь. До тех пор, пока ты не зажёг во мне все эти чувства. Багвелл не знал полностью её прошлого и всех этих личных трагедий, он был далеко от её истории и просто промолчал. — Я никогда не умела решать сама и брать ответственность, строить свою жизнь без оглядки назад, без разрешения Кранца, Келлермана, этой гребаной Компании! Всегда были те, кто меня подавлял. Я просто не умею по-другому, черт побери! — Морган была в ужасном отчаянии и злости. Багвелл видел её такой впервые. Её настоящую натуру, обнаженную душу, которую она вдруг вывернула наизнанку, глядя мокрыми глазами на него. До этого она лишь делилась своими единичными страхами и переживаниями. Но не говорила о том, что она чувствует по-настоящему. И хранит внутри. — Мы всё изменили, мы больше не пресмыкаемся. Это наша жизнь. Мы смогли вырваться. — Я не вырывалась, Тедди. Меня просто выбросили. Что ж, теперь нам снова по восемнадцать лет и нас обоих вышвырнули в самостоятельную жизнь. — она, кажется, была зла на это. И на него самого. — Я до сих пор не могу осознать, что какие-то люди охотятся на меня! На меня, а не на Компанию, не на Кранца! Кто я такая?! — она пыталась докричаться до той мудрой женщины внутри себя, которая спит очень глубоко. Просыпалась она последний раз в роли матери для юной девочки Гретхен, которая в Ираке впервые убила человека своими руками и в страхе забилась в угол. Багвелл был устойчив к женским срывам и в принципе понимал, что она не на него злится, а на судьбу. — Да. Да, люди самостоятельны в своих жизнях и они совершают поступки каждый день. — не терял холодного рассудка мужчина. — И, представь себе, ты делала их и раньше. До того, как встретила меня. В Хендерсоне. Но тогда ты не думала о последствиях. — Теодор не хотел обвинить её, а лишь внушить чувство ответственности. Чтобы теперь обдумывала всё свое существование и не была такой импульсивной. А стала бы такой же осторожной и меткой в жизни, как и на поле боя. — Потому что я не была человеком. Я была Его собственностью. А собственность не имеет права голоса и не отвечает за себя. — она его хорошо понимала. Даже дополняла его слова. — Тогда ты и нажила всех врагов. И мы справимся с ними, мы обещали себе побороть тени прошлого, этот путь ещё впереди! Мы сильные. Я уже говорил тебе об этом. Но, послушай, перестань копаться в себе и вечно себя винить, ненавидеть, осуждать, корить за то, что ты такая. Тебя такой сделали. Перестань думать, что вся эта жизнь — прогулки за руку, шоппинг, совместная готовка, походы в школу к дочке — это не для тебя! И что ты отрезана от этого. Больше нет никого, кто запретит тебе это. Ты больше не солдат Компании. Ты тогда не была сильной. Ты стала сильной сейчас. Как простой человек. — Вряд ли агент Отдела это что-то более человечное. — Морган на самом деле никогла не любила свою работу. Она была равнодушна ко всему, что делала. Это приносило деньги. И давало привилегии и место возле Кранца. Верхушку. Только и всего. Любила она лишь время, когда могла попотеть с мальчишками Багвелла в зале у Декерстара и пострелять по мишеням с самим Тедди. — Да! Да, даже у Ферсона есть жена, дети, они тоже завтракают тостами с маслом по утрам и ходят в парк! — раскинул руки Теодор. — Ты не просто агент. Это не Компания, Гретхен. Они взяли нас не потому, что мы умеем стрелять и неплохо манипулируем людьми, а потому что мы — Теодор, мать его, Багвелл и Гретхен, черт побери, Морган! Мы те, кто мы есть. — Ты, но не я, — брюнетка снова отвернулась, стихла и поставила руки на пояс, стоя босиком в платье напротив панорамных окон. — Я — агент. Я — солдат. Во мне нет больше ничего. — Морган развернулась с каменным лицом. — Это всё давным-давно убито. — Я, помнится, возраждал в тебе человека несколько раз. — как же она не видела, что он всё это время пытался дать ей понять, что она живая, что она тоже человек, с чувствами, со своим правом на счастье. Пытался научить её жить обычно, как когда-то учила его одна семья… — И я не остановлюсь до тех пор, пока ты не скажешь мне, что ты счастлива. И любишь эту жизнь. — Багвелл был невероятно серьёзен, несмотря на ситуацию. — А если ничего не выйдет? — на одном едва слабом дыхании наклонилась вперед Гретхен. — Я бы не пустил тебя на порог своей квартиры, не пошёл бы с тобой на месть в Вегас, если бы не верил, что у нас есть шанс… — Так знай, что в это не верю я. Эти слова ножом пронзили его сердце. У Теодора на пару секунд пропал голос. И силы, желание что-либо ещё говорить в противовес. Если она действительно так считает… — Послушай, Гретхен, — Багвелл поднялся с постели и снова перехватил её руки, пытаясь обнять. Но уже чувствовал холод и её нежелание. Он не знал, что ещё ей можно сказать и как убедить. И понадеялся, что взгляд в глаза всё исправит. Если они правда испытывали друг к другу то, что зовётся любовью… И тут ушей его достигла тихая-тихая музыка, играющая на фоне. Это был дискотечный медляк типа того, что играет обычно на школьных выпускных вечеринках. И его вдруг что-то склонило в совершенно другую сторону. — …Ты когда-нибудь танцевала медленный танец? — спросил он её на ухо бархатным голосом. Совершенно отойдя от всех этих криков и жестких наставлений и выяснений отношений, почему их хотят убить, уничтожить или как им дальше жить… — Подозреваю, что нет. — он осторожно положил руки на её спину, обняв поверх плеч и волос, и начал едва покачиваться в такт. — Поэтому мы можем сделать это. Прямо сейчас. Потому что нас двое, мы влюблены, как прыщавые школьники и у нас примерно столько же проблем с окружающим миром. — Тедди решил шутить, чтобы отвлечь её, но всё же вовлечь в танец. И девушка начала переступать, отдавшись ему. Даже улыбнулась слегка, но глуша подавленную гаснущую на этом боль. — Ты не веришь в нас? Но убеждена, что ты прирожденный агент с головы до пят. А агенты когда-нибудь смотрели на сотни горящих воздушных шаров в чистом поле? Занимались любовью под закатным небом в Майами? Отмывали с кухни рыбный соус, мороженое с волос? — что-то нашло и на него самого, мужчина усмехнулся и посмотрел на её лицо. Кажется, она начала понимать. — И всё это мы сделали вдвоем. Я тоже — впервые. У нас получилось. Стать нормальными. Хотя бы ненадолго. А обычные люди разве стреляли когда-нибудь из оружия из титановой стали четырнадцатого калибра? Вряд ли, — он размышлял вслух и медленно кружился с ней в танце, положив свой подбородок на черноволосую голову. — А тренировались по шесть часов в день у самых отмороженных хозяев улиц Чикаго? А платье за четыре тысячи долларов надевали на убийство автомагната, который был такой сволочью… Как легко он смог её успокоить. Морган не сразу поняла, к чему он сводит, решила, что это его очередные заговорки и просто смирилась без сил. Она, правда, была опустошена, чтобы спорить или перебивать. — Ты понимаешь, что всё это значит, Гретхен? Мы ненормальные. Мы не агенты. Мы чёртовы фениксы, восставшие из пепла, в который давно превратились оба этих мира. Нам не было места ни в одном из них. Но мы переродились и стали сверхсильными. Теми, кто теперь крутит этот мир. Свой мир. Мы это заслужили. И только мы научим друг друга жить по-настоящему и забирать от остатков прошлых жизней всё самое дорогое. Они оба сейчас подумали о детях. Багвелл успел так тепло привязаться к Эми, даже к сестре Морган. Он был им благодарен за то, что не отказались от них. И до сих пор хранят в своих сердцах местечки для вольных огненных птиц. О девочке он себе думать запрещал. Он давно решил это. Багвелл не может быть отцом, а Грейси дал им бог, о чем и говорит её имя. Теодор скорее дал её Гретхен, как защиту, как шанс снова полюбить и стать матерью, вернуться в семью, переосознать всё. Как частицу себя, когда его не стало рядом полтора года назад… Сдерживая этот всплеск из последних сил, Морган взяла его руки своими и запрокинула голову, лишь бы слезы снова не брызнули из глаз. И уже хотела отстранить и прервать весь этот ванильный бред, но ощущала просто сумасшедшее тепло, которое образовалось между их телами и скрывало ее от дикого холода квартиры и одиночества. Так приятно расслабляло и позволяло сбросить этот образ железного бесчувственного бойца, беспощадного к себе. — Так к черту нормы этих миров. Я повстречал много людей на своем пути, Гретхен. Убийц, воров и сумасшедших, похуже меня. Вот они лишены чувств справедливо. Они — пепел самих себя. Поэтому посажены в клетку без шанса возродиться и испытать человеческое счастье вновь. Но ты не такая. Мы не такие. Мы вырвались из клеток, поэтому нам нужно жить дальше. Мы сильнее. Ты сейчас сильнее всех. Ты просто это не замечаешь… Кинжалом в самую душу ей вонзились эти слова, просто раскрошив её, а ему — ударом по всему телу этот громкий совершенно девичий и слабый всхлип отчаяния и истерики маленькой девочки. Гретхен обхватила его за талию снизу, уткнулась лицом в грудь и заплакала. Такого он совершенно не ожидал. Наверное, он причинил ей настолько невыносимую боль, раскроив её душу на части, разодрав своими словами этот защитный слой Гретхен Морган и так её обнажив. Сколько лет она плакала лишь с собой наедине. Никогда не позволяла себе такого даже при матери, при сестре. Во время угрозы выкидыша или при родах. Даже от счастья. Жить дальше призывала саму себя мать Гретхен, когда отец ушел из семьи. И Рита, когда мамы не стало. И она сказала это, когда Морган всю беременность не выходила из депрессии после расставания с ним… А жить не получалось. Потому что жить в самом настоящем и искреннем смысле этого слова она могла только с ним. В их мире. Он второй феникс. Он её половина. Всё, что было раньше — просто ни что. И только сейчас — начинается Нечто. Теодор остановился и покрылся мурашками. Он не отвечал за её психическое состояние, она была непредсказуема. Что творилось с Гретхен — Багвелл не знал. Серьезно ли это? Надолго? И с чего? Почему именно сейчас? Мужчина чуть отстранился, взяв её за плечи, и нахмурился. Но она не хотела поднимать голову, чтобы он видел её такой. Морган всегда была сильной и лишение этого образа просто бы убило её сущность. — Ничего. Ничего. — только и мог тихо кивать Теодор, успокаивая при этом и самого себя. Понадеялся на то, что срыв скоро пройдет. И Гретхен вернётся в норму. Но насколько слабыми были её руки, так невесомо лежащие на его плечах… Гретхен Морган привязывалась к сильным мужчинам. Во всём, но не всегда позволяла уложить себя в постель. Потому что у неё был один хозяин. Сначала Кранц, в какое-то время — Келлерман, потом другие, Уистлер… Даже Декерстар. Ей всегда нужен был рядом сильный друг, мужчина, который возьмёт часть груза на себя, часть ответственности, поддержит, станет наставником, проводником. Быть чьей-то девочкой, цепной собачкой, украшением — это её потребность. Её такой сделали, воспитали. Себя она никогда не ставила на главную роль в выборе и своей жизни, как могло показаться по её эгоистичному поведению или самоуверенности. Долго плакать она всё же не могла, не умела это делать и слезы у неё в организме просто не вырабатывались. Натренировала и это. Потому девушка с силой втянула воздух и задержала дыхание. Глаза её вновь казались кристально-голубыми и покрасневшими, тушь совершенно очаровательной серой дымкой расплылась под глазами. Он уложил её спать. И Морган почти что как ребенок забылась сном от обиды, боли и переживаний. Моментально в его руках. Теодор долго смотрел в одну точку — на светящиеся в темноте электронные часы. Ночь почти наступила. Он вышел на балкон, взял телефон и нашел самый главный номер. — Мистер Ферсон. Нам нужен выходной.