я хочу помочь

- Игорь, скажи мне, - они с Саламычем уже поздно вечером сидели в комнате тренера и разговаривали обо всем на свете - Игорь уже и забыл, что хотел спросить у Черчесова изначально, - мне стоит волноваться за твое и Сашино участие в чемпионате? - напрямую спросил Черчесов, перебирая в руках четки. Игорь не знал, что ему стоит ответить тренеру. Станислав Саламович пытался выведать у Игоря какую-то информацию о причинах такого поведения сына, но Игорь только молчал на все его вопросы, лишь дерзко смотря в глаза тренера, потому что не хотел, чтобы в тренерском штабе гнали лишнего на Сашку. Саламыч знал, что Головин хотел отравиться, но не знал причину, по которой он собрался это делать. Игорь сам ее толком не знал, но Саша обещал рассказать, и Игорь с нетерпением ждал этого момента, не заставляя Сашу и не надавливая на него. Так или иначе, вопрос главного тренера остался без ответа - Игорь не хотел давать каких-то ложных гарантий. Если окажется, что причина Сашиной попытки покончить жизнь самоубийством где-то в сборной, а Саша скажет, что ему тяжело играть в новой команде, то Игорь уедет вместе с ним куда-нибудь в другую страну, чтобы сына ничего не тревожило. Он больше не даст сына в обиду. Он уже однажды совершил ошибку, ценой этой ошибки едва не стала жизнь Саши. Да, это историческое участие в чемпионате, да, Игорь все еще капитан, но сын ему дороже любого домашнего чемпионата. - Я поставлю вопрос по-другому, - вздохнув, сказал Саламыч. - Мне стоит ожидать нож в спину от тебя, капитана сборной и практически единственного толкового вратаря в моем распоряжении и его талантливого отпрыска с шаткими нервишками, или я могу продолжать спокойно спать по ночам и знать, что Акинфеев - моя опора, будет в сборной до последнего? - Ножа в спину не будет, если мы с Сашей собрались идти до последнего, то мы пойдем до последнего, - твердо сказал Акинфеев. - Но суть в том, что мы еще даже не начали передвигаться. Мы еще даже не на старте, чтобы говорить, что мы пойдем до последнего. Я в любой момент до начала чемпионата могу совершить рокировку, если того потребует ситуация с Сашей. - Ты не можешь мне дать нормальный ответ? - спросил Черчесов, смотря на Акинфеева испытывающим взглядом. - Пока я не посоветуюсь с Сашей - нет, не могу, - Акинфеев вздохнул. - Станислав Саламович, пойми меня - у меня беда с сыном. Я не знаю, что творится с Сашкой, я потерян, потому что я боюсь за него, а значит - от меня никакой пользы в сборной. Я просто кусок кирпича, - Игорь пожал плечами и внимательно посмотрел на тренера. - Я могу всегда быть с командой на чемпионате, если Саша с него уедет, но тогда после чемпионата я не вернусь в сборную, а буду дома, в клубе, с сыном, потому что я допустил огромную пробоину в наших с ним отношениях. - Чего ты с ним бегаешь, как с маленьким? - фыркнул Станислав Саламович. - Он у тебя и так каким-то зашуганным вырос, а тут еще и суицид решил совершить. - Саламыч, он детдомовский, - грустно пробормотал Игорь. - Ему иногда становится просто страшно, ему кажется, что все, что происходит у нас с ним в жизни - это одна большая насмешка над всеми его мечтами. Он уже вылетел из гнезда, самостоятельно зарабатывает, живет отдельно, но ему не хватает любви, ласки и родительской заботы, - сказал Акинфеев, поучительно глядя на тренера. - Ему ее никогда не будет хватать. - Все, замолчи, не люблю я эти трогательные истории, которыми ты меня накормить пытаешься, - отмахнулся Черчесов. - Не надо оправдывать его, Игорь. Если у него проблемы, то пусть он их решает, иначе путь в сборную ему закрыт. Это мое последнее слово. - Ты так говоришь, Станислав Саламович, как будто мне одолжение делаешь, - фыркнул Игорь. - Да, у Сашки проблемы, с такими проблемами в сборную не берут обычно, но "если тебе угодно, Игорь, то пусть Сашка остается", так? - Ты сам-то себя слышал сейчас? - усмехнулся тренер. - Ты мне три минуты назад сказал, что если Сашка уедет домой, то ты тоже на чемпионате задерживаться не будешь. Это с твоей стороны вообще шантаж. - Ты просто меня не понял, - сказал Акинфеев, откидываясь в кресле и выдыхая. - Если Саше потребуется уехать с соревнований на отдых, но при этом с Сашей все будет хорошо, если я увижу это и пойму, что я могу его оставить за стенами чемпионата, то я останусь в команде. Если я увижу, что Сашке будет плохо, то я просто физически не смогу оставить его вдали от себя. Пока я буду носиться с командой и тренироваться, Саша снова останется один. Я бы этого не хотел. - Ты так говоришь, Игорь, как будто ему не двадцать два годика, а всего-лишь пять, - презрительно фыркнул Саламыч, привыкший воспитывать своих детей в строгости. Игорь мог бы ответить тренеру что-то вроде "для меня он всегда самый маленький" или "мне не важно, сколько ему лет, он воробушек постоянно", но решил промолчать, так как знал - Станислав Саламович не одобряет его методов воспитания и даже в какой-то степени презирает их, потому что думает, что излишняя отцовская ласка и любовь могут взрастить в мальчишке непослушание и неуправляемость. Игорь на такое лишь пожимал плечами - Саламыч воспитывал своего сына по одной тактике, Игорь воспитывал сына по совершенно другой. - Я его без матери растил, Станислав Саламович, я его за двоих должен любить, - тихонько напомнил Акинфеев, используя в споре последний и самый убедительный аргумент. - А Катя? - искренне удивился тренер. - Вы с Катюшкой столько вместе были, а ты теперь так говоришь, словно она даже руку к воспитанию Сашки не приложила. Катя ушла от Игоря на следующий день после принятого им решения о том, что теперь с ними будет жить довольно взрослый детдомовский мальчик, которого Игорь с порога начал называть сыном и относиться к нему так, словно он его родной ребенок. Игорь смутно понимал грань между родными и приемными детьми в такой ситуации, потому что если ты взялся воспитывать и любить рожденного другими родителями ребенка, то иди до конца, если ты зачал и родил ребенка, то иди с ним до конца. Катя, заламывая руки, доказывала ему, что воспитывать чужих детей - это глупость, особенно когда есть возможность завести своих, особенно, если ребенок, которого ты взял, уже взрослый - для нее десять лет было вполне солидным возрастом. Игорь слушал ее, а потом в какой-то момент понял, что ему не надо ее слушать. Они сидели на чистой кухне, для атмосферы ссоры не хватало только сигаретного дыма и бутылки вина на столе, а еще не хватало хоть словечка от Акинфеева. Игорь думал о том, что за стенкой, в уютной небольшой кровати спит мальчик, которого впервые в жизни родители поцеловали перед сном и вручили мягкую игрушку - Игорь подарил Саше небольшого белого медведя, которого он назвал Тишкой. А еще Акинфеев думал о том, что он не хочет быть с человеком, который разделяет детей на "своих" и "чужих", когда речь идет об усыновлении или о семье. - Катя для Саши скорее как подруга, чем мать, - отмахнулся Игорь, зная, что Саламыч непременно поднимет эту тему. - Что же ты не позаботился о матери для Саши, раз уж ты такой предусмотрительный? - съязвил Черчесов. - Потому что Сашка тогда уже взрослый был, ему такая травма, как мои бесконечно сменяющиеся девушки, к черту не нужна была, и я это понимал - вот об этом я позаботился, Станислав Саламович, - фыркнул Акинфеев - он не хотел признавать себе, что просто не мог найти даму сердца, потому что... Просто не мог, и все. Игорь был бы рад закончить предложение даже в свое голове, но он лишь разозлился на себя за то, что снова выпустил это наружу. - Дзюба в сборной? - спросил Акинфеев, мельком поглядывая на тренера - тот изменился в лице, и с какого-то безмятежно-усталого выражение сменилось на недовольное. - Я забыл сказать, что штраф на вас двоих с Артемом я все-таки наложил, - сказал Черчесов, шевеля усами. - А на счет его места в сборной я подумаю. Выгнать его я не могу, потому что нарушение дисциплины - это, конечно, серьезно, но я понимаю, что он помогал тебе, однако, без внимания этот факт я оставить не могу, - тренер пожал плечами и потянулся к заварочному чайнику на столике рядом с Акинфеевым. - Я заплачу его штраф, - не моргнув, сказал Игорь. - И отработаю все нормативы вместе с ним. - Самоотверженно, - похвалил Саламыч. - Только вот ему это не поможет, - и расплылся в какой-то дьявольской улыбке, словно понимая, что Игорь сделает для сборной все и даже больше. - Как я тебе уже сказал, мне приятно, что у вас в команде с ним настолько хорошие отношения, что он ради тебя шлет меня, главного тренера, нахуй и бросает тренировку, шатаясь с тобой где-то до вечера, но давай вернемся к тому, что я - тренер, а Артем - игрок, и ты, Игорь, тоже игрок. По уставу игрок получает по шее от тренера за непослушание. - Тогда почему Дзюбе наказание больше? - спросил Игорь. - Во-первых, я не говорил, что у Дзюбы наказание будет больше - это ты уже сам себе додумал, - Черчесов вскинул бровь. - Во-вторых, ты действовал в состоянии аффекта, я видел, как тебя трясло, когда Сашку увозили, а Дзюба просто действовал по каким-то своим уставам, - тренер прогулялся от кровати до окна, чтобы закрыть его, и вернулся обратно. - Ты как-то заранее очертил размеры моего наказания и наказания Артема еще раньше, - сказал Игорь. - У меня ты вежливо интересуешься, спрашиваешь, буду ли я играть в сборной, а на мой неопределенный ответ начинаешь бросаться метафорами про "нож в спину", а по поводу Артема ты все еще думаешь, хотя идет уже вторая неделя подготовки к товарищеским играм. - Это ты мне сейчас так завуалированно сказал: "Если ты выгонишь из сборной Дзюбу, то я гордой уйду следом за ним, взяв под руки своего сыночка", так? - усмехнулся Черчесов. - Нет, Станислав Саламович, это ты себе уже что-то там додумал, - передразнил тренера Акинфеев и потянулся. - Уже поздно. Пора на ужин с Сашкой, приятно было с тобой поболтать, - Игорь надел тапочки и поднялся с кресла. Главный тренер включил телевизор и развалился на диване, и Игорь безмолвно покинул его номер, надеясь, что у него с тренером разговор в таком формате состоялся последний раз за этот чемпионат и вообще всю их совместную работу в сборной - Игорь очень ценил, что тренер общается с ним не только как с обычным рядовым игроком, но и пытается дружить с ним, но Игорь никак не мог не раздражаться, когда Черчесов начинал думать, что Акинфееву совершенно не плевать на его советы по воспитанию. Да, Саламыч вдвое старше Игоря, но это ему не дает никаких прав делать это. На часах Игоря сейчас было без двадцати десять, Сашка как раз должен был ждать его в номере, чтобы они пошли немного прогуляться - с позволения тренера, Игорь с сыном гуляли по территории санатория под покровом вечера, когда никого из ненужных журналистов или болельщиков не было в округе. Сашка любил сидеть на своей куртке на траве под большим старым деревом, а Игорь присаживался рядом с ним, Сашка клал голову на его плечо и тяжело дышал, словно пытался что-то сказать, но каждый раз в последний момент зарывая рот и не начиная. Игорю было тяжело смотреть на сына: на него свалился огромный груз ответственности, у него внутри бушевал какой-то ураган, из-за этого он разрывался, а Игорь не мог помочь ему, потому что Сашка боялся рассказать ему что-то. Это "что-то" натолкнуло его на суицид, а сейчас медленно сводило с ума. У Игоря руки были скованны за спиной из-за того, что Саша молчал, а добиваться его признания Акинфеев не мог. - Ты с тренером разговаривал? - вместо приветствия спросил Сашка, когда Игорь зашел в их комнату. Игорь внимательно посмотрел на Сашку - Головин был уже одет, что-то делал в ванной, взгляд его, обычно холодный и спокойный, бегал по стенам, словно искал что-то... или боялся встретиться с серьезными и пронзительными глазами отца. Сразу отметив для себя все перемены, Игорь кивнул и взял с вешалки свою куртку. - Пойдем поужинаем и прогуляемся немного? - предложил Игорь, натягивая на уши шапку - май-месяц, по крайней мере, его середина, оказались довольно-таки холодными, и вечером нельзя было выйти на улицу без куртки - слишком уж сильным был пронизывающий холодный ветер, который окутывал тренировочную базу футболистов. - Пойдем, - согласился Саша, сняв свою куртку с крючка и накидывая ее на плечи. - Только давай есть не пойдем. Я не хочу. - Как скажешь, - Игорь пожал плечами, не решаясь напомнить сыну, что последний раз он ел перед тренировкой утром. - Только тогда никаких сладостей на ночь. Все, Саша, диета. - Как скажешь, - передразнил отца Саша, но понял, что сделал глупость и быстро ушел вперед, решив, что лучше подождет Игоря у лифта, чем будет стоять рядом с ним и ждать, пока он закроет дверь. Сашка давно не был таким ребенком. Когда его подписал взрослый ЦСКА, Саша резко стал ответственным и очень серьезным, и Игорь с радостью смотрел на то, как его неуверенный в себе сын становится звездой. Сейчас за Сашей снова надо было следить - чтобы не ел сладкое на ночь, чтобы выходил на улицу почаще, чтобы не сидел в телефоне допоздна. - О чем ты разговаривал с Саламычем? - спросил Головин, когда они с отцом зашли в лифт. - О тебе, о том, что я плохой отец и о Дзюбе, - честно сказал Игорь, нажимая на нужную кнопку и застегивая куртку. - Саламыч сказал, что ты плохой отец? - нахмурившись, спросил Сашка, убирая телефон в карман куртки. - Не слушай его. Это он так говорит только потому, что я слабак и показал, что могу сломаться, во время сборов. Ты хороший отец, па. - Мы выяснили, что я плохой отец, во время довольно длительного мозгового шторма, - Игорь с Сашей вышли из лифта и направились в сторону выхода из здания санатория. - Но остановились на том, что я слежу за своими детьми, а Саламыч - за своими. И вообще, ты знаешь мое отношение к советам посторонних людей по поводу воспитания детей. - Да, знаю, - кивнул Саша, - оно резко негативное. Они спустились по ступенькам здания и вышли в просторный хвойный парк. Темные огромные лапы елок спускались на темную дорожку, закрывая от глаз даже блеклый слабый свет майских холодных звезд на туманном синем небе, Игорь срывал с мягких молодых веточек иголки и мял из пальцами, Сашка глубоко дышал свежей хвоей и иногда закрывал глаза, идя на ощупь. - Скоро товарищеский матч с Бразилией, - сказал Игорь, вспоминая их расписание в сборной. - Ты все еще в стартовом составе. Так что с завтрашнего дня на полноценную тренировку. - Я удивлен, что Саламыч меня до сих пор в сборной держит, - как-то Сашкин голос подозрительно дрогнул. - Я бы такого парня, как я, выгнал бы сразу же, даже думать не стал бы. Смысл таких как я в сборной держать, слабых, разрушающих командный настрой... Игорь посмотрел на зеленеющую крону холодной темной пихты и сорвал с ее нижней пушистой лапы пучок мягких колючек, размял их между пальцами и поднес подушечки пальцев к кончику носа - в голову ударил очень стойкий запах хвои, Акинфеев сморщился и выкинул хвою в кусты и посмотрел в небо. Саше надо было просто дать время на самобичевание, немного покорить себя и сотрясти воздух очень громкими заявлениями, что он никому не нужен и ему нет места в этом мире - а затем очень вовремя вступит Игорь, который обнимет сына и скажет ему, ероша его жесткие волосы, что он - самое дорогое в его жизни и что он не капельки не жалеет, что когда-то забрал его к себе домой - ведь именно эти слова хотел услышать Саша. Все эти попытки оскорбить себя были лишь от низкой самооценки и попытки в очередной раз сыскать где-то любви, доказательства, что все, что он говорит про себя - это бред. Акинфеев знал, что нужно его ребенку - и он давал ему это, и был готов давать это ему столько времени, сколько он потребует, потому что... просто потому что это его сын. Его Сашка, уже взрослый, зарабатывающий самостоятельно и живущий отдельно, которому просто иногда хотелось вернуться в родную квартиру, где в его спальне с белыми стенами все еще стояла большая дубовая кровать с огромной молочно-белой периной, на которой лежали все его старые мягкие игрушки, а не быть взрослым и самостоятельным человеком. Игорь с Сашей сели на скамейку, Головин продолжал рассказывать о том, что он не уверен, что его нахождение в сборной - это хорошая идея, высказывал свои предположения о том, почему Черчесов до сих пор держит его в составе, потом снова переключался на перечисление своих плохих качеств. Игорь вытянул ноги и смотрел на носки своих разноцветных кроссовок, вскользь слушая все, что говорит Сашка. - ...и знаешь, я смотрю на ребят своего возраста, и мне кажется, что я никогда не буду такими, как они все, - внезапно переключился на другую тему Саша, и Игорь, вскинув брови, повернулся к сыну, - у многих девушки, семьи, планы, квартиры, машины, карьеры, а у меня ничего нет и никаких планов тоже нет, - Саша сказал это с какой-то обидой. - У меня есть только футбол и ты. И больше ничего. Я почему-то чувствую себя как-то неправильно, как будто во мне чего-то не хватает. - Сань, у тебя есть квартира в центре Москвы за несколько миллионов долларов, есть несколько квартир в других районах дешевле. У тебя лично есть своя собственная квартира недалеко от меня. У тебя гараж из пяти машин, каждая по несколько миллионов рублей, а у нас на парковке под санаторием стоит Брабус. Девушку ты сам не ищешь, хотя вокруг тебя толпами вьются девушки, и не всем из них нужен только твой член и твои деньги, сынок, - Игорь усмехнулся, вспоминая, сколько десятков раз он обжигался, влюбляясь в шлюх, которые хвастались его честно заработанными деньгами и фотографиями из подтрибунных помещений стадиона с Игорем в обнимку. - А еще я уверен, что тебя ждет очень успешная карьера футболиста, потому что именно в этом ты не такой как все. Ты талантливый и способный парень, имя которого в будущем станет легендой. Я знаю это, Сашка, - Игорь вынул руку из кармана и положил ее на плечо сына, приобнимая его и прижимая к себе. - Ты же знаешь, как я люблю тебя, Сань. Ты знаешь, как я горжусь тобой и как я счастлив быть твоим папой. Если тебя еще что-то тревожит, то скажи мне это прямо сейчас - не терзай себе сердце. Сашка поднял глаза в вечерний синий туман, который медленно опускался на кроны елей и пихт, Акинфеев увидел, что на глаза его сына навернулись слезы, которые он в это же мгновение сморгнул. - Па, но ведь не во всем этом счастье, - Сашка сначала отвернулся от Игоря, быстро собрал пальцами выступившие слезы, глубоко вздохнул. - Конечно не в этом, Саш, - усмехнулся по-доброму Игорь, ероша волосы Саши, - это счастье только для тех, кто людьми не является или для тех, у кого еще этого нет. Сложно быть счастливым, когда тебе нечего надеть, нечего съесть и негде жить. - Но ведь есть счастливые люди, которые отказались от всего этого, - не унимался Саша, - те, которые путешествуют, отдают жизнь науке, волонтерству... другому человеку, и это вдохновляет их, им не нужны квартиры в центре, дорогие машины и ужины в ресторанах, - Саша резко вскочил со скамейки и стряхнул с себя руку Игоря - Головин почему-то раскраснелся и тяжело задышал. - Ты вообще когда-нибудь любил кого-то, па? Ты когда-нибудь был вдохновлен чем-то настолько сильно, что забывал о том курсе, которы ты себе начертил в жизни? - глаза Саши забегали по Игорю, и Акинфеев, внезапно испугавшись таким странным переменам в поведении сына, вскочил с лавочки вслед за ним. - Саня, что с тобой?! В чем дело, Саша?! - Игорь схватил Головина за плечи, и тот начал резко обмякать в его руках - его глаза закрылись, он сделал последнюю попытку схватиться за отца, но его бледные руки коснулись асфальта и крепко сжались. Игорь наскоро разодрал пуховик Саши, двумя руками разорвал обтягивающую его грудь футболку и приложил ухо к его груди с сердечной стороны - из-за шума в ушах Игорь практически ничего не слышал, но умение действовать в экстренных ситуациях помогло ему немного сосредоточиться на том, чтобы понять, что с его сыном - сердцебиение было бешеным, словно Саша только что пробежал без остановки очень длинную дистанцию на большой скорости. Игорь предположил страшное - Саша снова выпил коктейль из той дряни и энергетика - и впал в тотальную панику, потому что он не понимал совершенно, что нужно делать в такой ситуации. Взяв сына за плечи и перевернув его со спины на живот, Игорь оттащил его с холодного твердого асфальта на более-менее мягкую землю, затем подставил под его грудь колено, поднял Сашу практически за волосы над землей и, положив его грудью на свое колено, засунул ему два пальца в рот, раскрывая свободной рукой рот Саши, и надавил ему на корень языка. Головина словно окатили ледяной водой - он сначала порозовел, затем очень больно стиснул зубы вокруг пальцев Игоря, схватил его за щиколотку той ноги, что он подставил под его грудь, потянул на себя - и, не удержав равновесие, Игорь сел на шпагат, более не имея сил держать Сашу на весу. Сашка закашлялся, вытаскивая руку Игоря изо рта - он мгновенно побледнел и только остатки нездорового розового румянца остались на его щеках, вскочил на ноги и, схватившись за дерево, вырвал куда-то на землю, отвернувшись о Игоря. Акинфеев забыл о боли в колене, которая острием уколола его после падения на него Саши, подскочил к сыну и, содрав с него остатки пуховика с выдернутым бегунком молнии, начал суетиться около него. Сашу рвало водой, и когда это наконец прекратилось, Игорь стянул с него его порванную футболку и вытер его лицо. - Па, па, мне плохо, па... - пробормотал Саша и начал медленно обмякать около дерева - Игорь порывисто подхватил сына под руку и потащил к скамейке. - Саша, сынок, пойдем к Матвею Сергеевичу, он у себя, он поможет, - Игорь посадил сына на лавочку, быстро снял с себя пуховик и накинул его на Сашу, чтобы взмокшего Головина не продуло. - Нет, пап, он все расскажет Саламычу, отведи меня в номер, - задушено сказал Саша, - и он выгонит меня из сборной, я не хочу, пап, мне уже лучше, правда... Не понимая, что он будет делать со всей этой ситуацией, Игорь, тело которого работало на автопилоте после пережитого ужаса, а голова находилась где-то далеко-далеко, подхватил Сашу на руки и на всей скорости понесся к зданию санатория, надеясь, что никто из команды не прогуливался где-то недалеко и не видел ничего. Саша в этот момент казался ему пушинкой, боль в колене - временным неудобством, а взмокшая спина, которую обдувал ледяной ветер - мелочью жизни. *** - Я тебя любил всю свою жизнь, Саша. И всегда буду любить. Даже когда умру. Я просто хочу, чтобы ты всегда это знал. Этими словами Игорь сопроводил Сашу, который залезал в теплую ванную, куда Игорь бросил лавандовую бомбочку и налил пены, которая мгновенно сбилась и собралась огромным белым облаком под краном - все, как Головин любил. Саша был все еще зеленоватого оттенка, но уже клялся и божился, что нормально себя чувствует. Игорь притащил в ванную стул, поставил его около раковины и наконец сел, понимая, что его колени, спина и руки завтра скажут ему огромное спасибо за то, что он сегодня с голой мокрой спиной пробежал стометровку с Сашей на руках, но Игорю было наплевать - он внимательно следил за каждым Сашиным движением, чтобы уловить хоть единое изменение в его поведении - ему было очень тревожно. Саша удивленно посмотрел на отца, когда тот сказал ему это, сел в ванной и зачерпнул воды в ладони, чтобы умыть лицо, по которому была немного размазана грязь, которая перенеслась с его ладоней, которыми он упирался в землю. Игорь потер больное колено руками, очертив взглядом комнату, перевел взгляд на Сашу - он выглядел виноватым. - Ты не умрешь, пап, что ты такое говоришь... - по-детски наивно сказал Головин, опустив взгляд в воду. - Ты спрашивал меня, был ли я когда-то так сильно вдохновлен чем-то, чтобы поменять вектор направления в жизни, любил ли я кого-то, - напомнил Саше Игорь его слова, глубоко вздохнул и закрыл глаза, откидываясь на раковину - холодный фаянс дотронулся до его разгоряченной кожи на спине, и Игорь почувствовал облегчение. - Я был вдохновлен тобой, тем, что ты появился в моей жизни, я любил тебя и всегда буду любить. Я хотел быть обычным футболистом, которые зарабатывает деньги, тратит их на шлюх, дорогие машины, наркотики, алкоголь, брендовые шмотки, поездки на курорты. Как только в юном возрасте я пошел в академию ЦСКА, я всегда знал, что я буду таким, что я заработаю очень много денег и буду жить только в свое удовольствие, - Игорь взъерошил свои волосы, потирая напряженную кожу на висках. - Но когда ты взял меня на том матче свой крошечной ручкой за мою руку, когда ты, голодный, худой и растрепанный воробей, посмотрел на меня, на какого-то непонятного дядю в футбольной форме, я понял, что все, о чем я мечтал - это такой бред, - Игорь оскалился, разминая щеки, которые свело от холода - Саша все это время пристально наблюдал за ним, - я понял, что жить для себя - это удел тех несчастных, которые не открыли для себя радость быть чьим-то другом, чьим-то отцом, чьим-то братом, это выбор тех животных, которые не поняли, что жить, лишь подавляя свои низменные потребности - это не жизнь, а выживание. Я почему-то именно понял тогда, что я умру глубоко несчастным, когда у меня будет лишь много брендового шмотья и дорогая тачка под задом, но не будет никого из близких. И это ни в коем случае не эти проклятые загорелые бляди, и это не друзья, которые присосались к тебе после того, как у тебя появились деньги и имя. Ты сам знаешь, кто твой настоящий друг, а кто нет. - Пап... - Саша чуть ли не плакал - это была его стандартная реакция на разговоры на эту тему, но Игорь выставил вперед руку, призывая сына молчать. - И потом в моей жизни появился ты. Маленький, голодный, бедный мальчик, который никогда не видел дорогих игрушек и хорошей одежды, который никогда не наедался досыта, который всегда просил "папа Игорь, ты же не будешь как Алиса и Костя, которые привели меня домой, а потом снова отдали в детский дом, потому что у меня была сыпь на щечках от их собаки?", который умолял не отдавать в детский дом за любую оплошность! - воскликнул Игорь, ероша свои волосы. - А я рыдал постоянно из-за этого. Боже, сколько ночей я недоспал, пока ревел на балконе, подальше от твоей комнаты! - Игорь вытер слезы, выступившие на глазах. Слишком сильны были воспоминания о тех непростых для Игоря и Саши временах. - Я был готов ко всему. Я был готов к тому, что ты станешь хулиганом, что ты будешь воровать, что ты будешь плохо учиться, что ты попадешь в плохую компанию и научишься чему-то плохому. Но я не был готов к тому, что однажды я приду с тренировки домой и увижу тебя сидящим на моей дорожной сумке, куда ты собрал только то, с чем ты приехал из детского дома, и умоляющим не отдавать тебя в детский дом, потому что ты разбил окно этой тупой старой жабы, которое стоило смешных денег. Ты помнишь, как я плакал и как плакал ты? - Игорь уже не скрывал слезы, которые текли по его щекам. Головин просто уткнулся лицом в свои ладони и тихонько плакал. - Я был просто уничтожен, Саша. Я купил тебе одежды и игрушек на несколько тысяч долларов, а ты взял с собой этого старого дырявого зайца, какие-то сандалии, которые мы не выкинули и красивый камушек, который ты приволок с собой, ты помнишь это? Ты сидел на этой чертовой сумке и умолял, просил, чтобы я не поступал, как какие-то выблядки из твоего прошлого. Маленький ребенок, которого за десять лет его жизни, предали не один раз. Мне было двадцать, и все предательства и обманы, которые случались в моей жизни, казались в сравнении с этим просто такими мелочами. Я никогда в своей жизни так не плакал, нет, я не плакал, я ревел! - Игорь попытался остановить слезы, прижав запястья к глазам. - Я понимал, что мой ребенок боится этого мира, мой любимый сын, часть моей жизни, не часть - а вся моя жизнь! - Акинфеев почти сорвался на плач, но нашел в себе какие-то силы держаться. - Вся моя жизнь сидит в коридоре на полу и ждет, когда ее снова предадут. И именно в этот момент я понял - мне не нужно ничего. Я просто хочу, чтобы ты всегда был моим ребенком. Я не хочу денег и признания, я хочу быть твоим отцом, твоей семьей, твоей опорой, потому что ты столько пережил, ты достоин этого! Я люблю тебя, и я буду любить тебя всегда, любить тебя даже тогда, когда ты разлюбишь меня. Наверное, Игорь слишком много пережил за последние сутки, но ведь он тоже не был железным. Он заплакал, пряча лицо в сгиб локтя, слыша, как такой же рыдающий Саша двигается в ванной к нему, чтобы обнять его, и когда мокрые руки сына обхватили его за пояс, Игорь просто обнял Сашу в ответ и, уткнувшись носом в его макушку, продолжил плакать. Наверное, это были именно те самые вещи, которые Игорь никогда не говорил своему сыну - он не говорил с ним о том, что когда-то пережил сам Акинфеев, усыновив Сашку. - Прости меня, папа, - Саша теплыми пальцами вцепился в поясницу Игоря, - я так разочаровал тебя, я не знаю, что на меня нашло, - Саша выпрямился и вытер лицо. - Я думал, что если я сделаю так, что меня не будет, просто в мире станет чуть лучше, я не подумал о тебе совершенно, я такой придурок, пап, прости меня, я прошу тебя! - Господи, воробушек, я никогда в жизни и ни за что на тебя не обижусь! - Игорь стянул полотенце со змеевика и вытер им лицо и шею. - Просто если не станет тебя - в эту же секунду не станет и меня. Я твой папа, Санька, и именно это аксиома в нашей с тобой жизни, а не то, что случится после или случилось до. Этот мир будет пустым без тебя, пойми, родной, - Акинфеев потрепал сына за волосы. - Ты нужен огромному количеству людей. - Я натворил слишком много вещей, за которые ты никогда не погладишь меня по голове, за которые меня уже ненавидит команда, - не унимался Саша. - Пап, я полный идиот! Я пытался покончить жизнь самоубийством из-за какой-то мелочи, господи, пап... Акинфеев пересел на край ванны и прижал голову сына к своему животу. - Из-за какой мелочи, Сань? - осторожно спросил Игорь. - Если у тебя какие-то проблемы - скажи мне, и мы решим их вместе. Ты же знаешь, Санька, я за тебя порву любого, я за тебя готов жизнь свою отдать, - прошептал Акинфеев, нежно перебирая пряди волос сына. - А если ты сам что-то натворил - ты же знаешь, что я всегда буду на твоей стороне. Сашка глубоко вздохнул, словно был готов прямо сейчас исповедаться перед Игорем, но стоит ему открыть рот, как вдруг кто-то постучал в дверь с такой силой, что аж затряслись маленькие картины, висящие по периметру коридора, и Саша с Игорем, вздрогнув, переглянулись, словно договорились перенести недосказанное ими на более поздний промежуток времени, ведь кто знает - вдруг внезапный вечерний гость мог быть очень важным. Пока Игорь надевал тапочки, в дверь снова очень сильно и очень настойчиво постучали. Акинфеев щелкнул щеколдой, открыл дверь и обнаружил на пороге Дзюбу - зенитовец стоял перед ним в спортивном костюме и пуховике, держа в руках порванную и грязную одежду Саши, которую Игорь оставил прямо там под деревом, и айфон Головина. Выглядел Артем мягко говоря очень взволнованным, и когда Игорь открыл дверь, Дзюба без какого-либо приглашения шагнул внутрь, чем очень сильно удивил Игоря. - Что случилось? - взволнованно спросил Артем, протягивая вещи Саши Игорю. Акинфеев взял в руки телефон Саши, а одежду выкинул в угол. - Саше стало плохо на улице, пока мы гуляли, мне пришлось делать реанимацию прямо там. Времени расстегивать аккуратно, а потом и собирать все это у меня не было, - рассказал Акинфеев, думая, как бы скорее выдворить Артема из номера. - С ним все хорошо? Где он? - побледнел Артем. - Дзюба, съебись нахуй отсюда! - раздалось из ванной от Саши, который резво вылезал из воды и заматывался в полотенце. Несмотря на возраст, у Головина и Дзюбы были скорее дружеские отношения, нежели какие-то уважительные - в общем, такие же, как и у всех членов команды. - В качестве ответа "с ним все хорошо" принимаю и это, - выдохнул Артем, прислоняясь плечом к стене. - Игорь, почему ты не позвал на помощь? Я живу на первом этаже, ты мог бы подбежать, постучать в окошко - я выскочил и помог бы. - Дзюба, ты в норме вообще? - раздраженно ответил Игорь, поджимая губы. - У меня сыну плохо стало, я что, вместо того, чтобы ему здесь и сейчас помочь, побежал бы, теряя драгоценное время, искать того, кто мне поможет? - Акинфеев пригляделся к Артему - зенитовец выглядел еще более бледно, чем Саша, когда Игорь приволок его в номер. - Слушай, ты отдал телефон, спасибо большое, что сделал это, мне надо позаботиться о Саше, завтра тренировка, а ты гуляешь по санаторию уже во время отбоя. Если тебя здесь увидит Саламыч, то отгребем все вместе. - Я просто переживал по поводу того, что вас с Сашей нет на ужине, - принялся оправдываться Артем. - Консьерж сказал, что видел вас выходящими в рощу, я хотел найти вас и позвать поесть, а нашел порванные Сашины вещи и его телефон, пришел узнать, что случилось... В дверном проеме ванной показался Головин, который выглядел крайне расстроенным всеми этими разговорами о своем прошлом, но, увидев Дзюбу, он нахмурился. Артем окинул его оценивающим взглядом, затем удивленно выгнул брови и отвернулся. Это поведение показалось Акинфееву крайне странным, но сейчас наводить стресс ему крайне не хотелось, ибо его и без и без всего этого хватало в жизни. - Спасибо, что принес телефон, Артем, - почему-то покраснев, сказал Саша, взял айфон из рук Игоря и удалился в глубь комнаты. - Да не за что, Саш, ты только больше не пугай нас так больше! - вдогонку сказал Артем. - Ероха передавал привет и пожелал скорейшего выздоровления. - Пошел отсюда вон, Дзюба, - Головин понизил голос, и Игорь понял - что-то такое происходим между Артемом и Сашей, что если Дзюба скажет сейчас еще хоть одно слово, то Саша, неважно, в каком состоянии он сейчас находится - кинется на него и перегрызет ему горло - уж этот-то боевой настрой Игорь прекрасно мог увидеть в глазах и интонации голоса своего сына. - Я к тебе со всей своей любовью и радостью пришел, а ты вот как ко мне, - фыркнул Артем и развернулся, уже собираясь выходить из номера, но Игорю почему-то захотелось ляпнуть: - А что, собственно, не так? - Акинфеев сощурился - Артем тут же развернулся, а Головин напрягся, и Игорь уловил все это. - Тема, Саша, у вас какие-то недомолвки друг перед другом или мне кажется? - Тебе кажется, па, - сказал Саша, сбрасывая полотенце на кресле и плюхаясь на диван. - Я, пожалуй, пойду, - Артем застегнул куртку по самое горло, и Игорь совершенно запутался - правда ли что-то было не так или ему просто показалось. Дзюба протянул Игорю руку, Акинфеев пожал ее, но Артем не распустил их рукопожатие так быстро, как Игорю хотелось бы это сделать - он немного задержал ладонь Акинфеева в своей руке; рука Артема была очень горячей и сухой, в то время как Игорь только недавно вытащил руки из воды. Артем с теплотой посмотрел на капитана и потянулся за объятием, и Акинфеев охотно ответил ему, пусть и с небольшим удивлением. - Если будет нужна помощь - зови, я всегда помогу, ты же знаешь, Игорь, - заверил Артем и поспешно покинул номер Акинфеева и его сына. - До завтра, Дзюба, спокойной ночи, - вдогонку сказал Игорь, закрывая за Артемом дверь на щеколду. Акинфеев прошел вглубь номера и присел в кресло, откидывая на комод мокрое Сашино полотенце. Головин лежал на диване, подложив под голову пустую сумку от ноутбука, и смотрел в потолок, глубоко, но спокойно дышал, перекладывая свой телефон из ладони в ладонь. Игорь был бы рад поднять ту тему, что они на эмоциях подняли в ванной, но почему-то боялся зацепить ранимого Сашу и вызвать этим вопросом негативную реакцию, и именно этот страх загонял Игоря в самый угол - непонимание, что творится в голове у твоего ребенка. - Пап, - вдруг Саша выпрямился и сел на диване, - я просто прямо сейчас должен сказать тебе одну вещь, и если ты откажешься от меня, я пойму тебя, но, прошу тебя, - на Сашиных глазах навернулись слезы, - просто выслушай меня, хотя нет, просто прочитай. Игорь за долю секунды перебрал в своей голове тысячу вариантов, о чем же мог говорить Головин - от того, что Акифеев станет дедушкой, до того, что Саша убил человека и ему нужна помощь в экстренном захоронении тела. Он даже не смог ему ничего ответить, так как у него мгновенно пересохло во рту и встал ком в горле. Головин открыл свой телефон, что-то начал листать, и делал это довольно долго, Игорь за это время надумал себе самое страшное, что только возможно было надумать. Но Саша просто открыл свой Телеграмм на переписке с каким-то незнакомым номером, и передал телефон Игорю. НН: "Ахах, я рад, что тебе понравилось, я пришлю почтой еще как-нибудь, нужно только попросить отца, чтобы он отправил ближайшим рейсом курьерскую доставку, а по МСК уже быстро доедет" Я: "Спасибо, скажи номер карты отца или своей, я оплачу доставку" НН: "Саня, ты в норме? Я это от чистого сердца. Мой отец бесконечно счастлив, что хоть кто-то оценил его консервированные персики, сам знаешь, я сладкое не ем, и его товарищи тоже держат себя в форме" Я: "Лол, хочешь намекнуть, что я не держу себя в форме?" НН: "Да я видел твои фотки из спортзала, ты в прекрасной форме, просто редко кто из футболистов позволяет себе такие сладкие вещи" - Саша, я нихуя не понимаю, что такого криминального в переписке про консервы? - удивился Игорь, который уже приготовился читать что угодно, но не это. - Блять, - Саша покраснел и поморщился, - листни ниже, в самый конец практически. НН: "Саня, это была ошибка" Я: "ОШИБКА?!" НН: "Саша, я выпил и позволил себе лишнее, не делай драму на пустом месте, блять" Я: "Ты не помнишь, что ты вчера говорил мне? Ты говорил мне, что я лучшее, что случалось с тобой, ты говорил мне, что любишь меня, ты говорил, что я единственное, что тебе нужно, что ты полюбил меня еще с тех пор, как мы первый раз увиделись на сборах, то есть, ты мне пиздел, ебанный придурок?" НН: "Это просто слова. Не воспринимай близко к сердцу" Я: "НЕ ВОСПРИНИМАЙ БЛИЗКО К СЕРДЦУ?! Да я люблю тебя год, уебан тупой, я каждую ночь о тебе думаю, мне никто кроме тебя не нужен, а ты мне говоришь БЛЯТЬ НЕ ВОСПРИНИМАТЬ ВСЕРЬЕЗ?" НН: "Головин, пошел нахуй" Я: "Я сдохну, а в записке напишу, что меня убил ты, урод. Я год ждал тебя, чтобы увидеться, год пускал слюни, чтобы хотя бы посидеть рядом с тобой, я ГОД СХОДИЛ С УМА ПРОСТО, а ты, сука, выебал и говоришь НЕ ПРИНИМАТЬ БЛИЗКО К СЕРДЦУ" Я: "Сам пошел ты нахуй. Чтобы сдохли все твои ебанные шлюхи, которые тебе дороже, чем человек, который тебя действительно любит" Я: "Какой же ты мудила, Черышев, сука, как я ненавижу тебя, ненавижу" Это было последнее сообщение перед тем, как Сашу отправили в черный список, а отправка сообщений была ограничена. Игорь перечитал все сообщения заново и даже поднял переписку чуть наверх - там Саша утром желал Черышеву хорошего дня и благодарил его за прекрасную ночь, называя его "милым, любимым и самым хорошим", а также рассказывая, что якобы чувства Дениса к Саше на самом деле взаимны. Игорь был шокирован, понимая, что эти слова адресованы именно Черышеву, но в еще более глубоком шоке он находился бы, если бы здесь было что-то сказано про убийство, беременность или поиск биологических родителей Саши, поэтому Игорь очень быстро опомнился и начал делать судорожные попытки сообразить, что ему стоит сказать в такой ситуации - Саша был как минимум бисексуалом, который буквально на днях, судя по дате сообщений, признался в любви более возрастному игроку их сборной, после того, что между ними произошло - а несколько дней назад как раз они с ребятами отмечали день рождения второго тренера сборной. И именно из-за отказа Черышева Сашка предпринял попытку отравиться, именно поэтому он сам не свой последние дни - а раз у них такие резко накалившиеся отношения с Дзюбой - значит и он что-то знает тоже. Голова Игоря разлеталась на мелкие кусочки от мыслей, которые с каждой секундой все интенсивнее и интенсивнее наполняли его. Но самое главное - в Игоре взыграла такая нечеловеческая злость из-за того, что кто-то обидел его сына, что при осознании этого факта Акинфеев был готов вскочить с места и пойти уничтожать, но быстро взял себя в руки. - Я уничтожу его, - не смог Игорь удержать только эти слова, - он вылетит из сборной и будет лететь прямо до самой своей Испании, - Игорь глубоко вздохнул, сжимая пряди волос между пальцами. - Пап?! - удивленно воскликнул Головин. - Что "пап"? - совершенно спокойно спросил Игорь, поднимая взгляд на сына. - И... что ты скажешь... - запнулся чуть ли не на каждом слове Саша, стремительно краснея. - Что человек, который довел тебя до такого состояния, должен страдать, - ответил Игорь, не представляя, как теперь он сможет спокойно проходить на тренировках и на матчах мимо Дениса.