Как ты бьёшь в ладоши,
так я и танцую.
© Абхазская народная мудрость
Я прихожу в себя в какой-то незнакомой мне комнате, кажется, дома, но и обои другие, и мебель. Оглядываюсь, понимая, что лежу на кровати, большой и удобной, а вокруг меня совершенно незнакомая обстановка. Моя комната в доме Джина более светлая, больше мебели, более уютно, а здесь темно-красные обои, из мебели только кровать, большое коричневое кресло, развернутое спинкой ко мне, камин, явно электрический, столик с лампой на нем да стул, приставленный к столику. У стены темный комод, в котором лежат, видимо, вещи. Несмотря на эти, казалось бы атмосферные вещи, тут очень неуютно, пусто и темно. Пространства много, и оно не заполнено. Но главное, в комнате нет окна. Свет исходит только от слабого светильника на потолке, рассеиваясь по комнате. Я понимаю, что не дома. Ужас охватывает меня и я резко поднимаюсь с мягкой кровати, но тут же опускаюсь обратно, почувствовав резкую боль в нижней части тела. Вспоминаю, что было накануне и морщусь от неприятных воспоминаний. Снова перевожу взгляд на обстановку и замечаю, что в кресле какое-то движение. Хмурюсь, наблюдая, как Тэхён встаёт и поворачивается ко мне лицом. Его глаза плохо видно, и я понимаю, что это он только по одному силуэту. Тэхён подходит ко мне и смотрит в упор, но от прежнего взгляда остались лишь отголоски. Сейчас уже нет того животного желания и превосходства. Он все ещё смотрит с небольшим презрением, но уже более человечно. — Привет, Чонгукки, — он даже улыбается, — Я вижу, что ты пришёл в себя. Расскажу, что произошло коротко. Теперь ты живёшь здесь. Можешь просить все что хочешь, я дам тебе все, кроме свободы; защищу от всех, кроме себя. Комната твоя, вещи в комоде, — бросает он и снова направляется к креслу. Что? Он меня похитил, что-ли? Я никак не рассчитывал на такой поворот событий. «Я дам тебе все, кроме свободы; защищу от всех, кроме себя». Ей богу, как в каких-то клишированных фильмах или сериалах. По канону я должен влюбиться в него, и мы должны жить долго и счастливо вместе, но мы ведь не в фильме. Суровая реальность, никак не похожая на все эти мелодрамы. И это как-то совсем не улучшает настроение. Я совершенно не знаю, что мне делать, но желудок сам подсказывает, что нужно поесть. Я осторожно поднимаюсь с кровати и иду к комоду, игнорируя боль в заднице. Я совсем забываю про Тэхёна, который сидит в кресле и смотрит, возможно, сейчас на меня. Быстро возвращаюсь к кровати и прикрываюсь одеялом, не решаясь попросить Кима выйти. Он, кажется, совсем забыл про меня. Удобно развалившись в кожаном кресле, он смотрит в телефон, листая какой-то текст. — Встань, возьми одежду, не стесняйся меня. Я вздрагиваю от неожиданности, натягивая одеяло ещё выше. У него что, глаза на затылке? Как он увидел, что я вставал, хотя я не прошёл и трех метров? Но его голос такой низкий и безразличный, что я невольно подчиняюсь ему. Встаю и иду к комоду, выбираю себе длинные мягкие штаны и футболку, закрываю дверцы и возвращаюсь к кровати, как под гипнозом. Тэхён еле заметно улыбается и снова утыкается в экран. Я молча одеваюсь и остаюсь сидеть, скрестив ноги. И что это было? Как он заставил тебя подчиниться одним голосом?Ты думаешь, я знаю?
— Хочешь есть? — Читаете мысли, или я вслух это сказал? — Нет, просто догадлив. Вставай, идем. Я встаю и пытаюсь следовать за Тэхёном, но отстаю, так как не могу идти быстро, а темп ходьбы Кима быстрее раза в два. Он останавливается и ждет меня, терпеливо стоит и ждет, пока я дойду до него, а потом подхватывает меня на руки и доносит до кухни. Видимо, он не очень терпелив, или просто ему нравится носить на руках людей. Но все-таки я был в шоке от его поведения. Я впервые находился рядом с ним в сознании, он вел себя почти как нормальный человек, не бросался с кулаками, он даже заботлив, что пугает меня. Пока я думаю над его поведением, Тэхён уже успевает поставить меня на ноги, а передо мной корейские блинчики с креветками. Ким садится напротив меня и смотрит, не отрывая глаз, так что аппетит совершенно пропадает. Я вяло ковыряю палочкой уже разрезанные на кусочки блинчики, а Тэхён все смотрит на меня. Безразлично, но в то же время ожидающе и нетерпеливо. — Вы можете так не смотреть, а то кусок в горло не лезет? — Не понимаю, откуда во мне столько смелости? — Обращайся на ты. В конце концов, вместе живем. Если тебе угодно, чтобы я не смотрел на тебя, то пожалуйста, но из кухни я не уйду. Ах да, мы же теперь вдвоем здесь застряли. Привыкай к этому, ЧонгуккиБоже мой, за что мне это все? Почему я? В чем я виноват?
По-моему, уже говорил это — Собираешься есть? Я оборачиваюсь, и вижу, что Тэхён отошел и теперь стоит у стены, снова смотря в телефон. Осторожно беру палочками кусочек блина и, постоянно оборачиваясь, кладу его в рот. Вижу, что Тэхён никак не реагирует на мои действия, даже не поднимая глаз. Беру второй кусочек, третий, постепенно съедаю все, что лежало на тарелке. Вкусно, но видно, что готовили не дома, а заказано по интернету из какого-то ресторана. Когда тарелка остается пустой, я робко поднимаю глаза на Кима, а он отрывает глаза от экрана, смотря на меня. Взгляды встречаются, и меня передергивает. Он подходит, кладет тарелку в мойку и спрашивает меня, нужно ли что-то еще. Я отрицательно мотаю головой, и Тэхён снова подхватывает меня на руки, относя в ту комнату, из которой принес. Сейчас моя голова менее забита мыслями, так что я осматриваю дом Тэхёна. Он большой, видимо это не квартира, так как мы переходим на этаж ниже. Когда я был на кухне, то не обратил внимания на окно, но сейчас мне попалась на глаза открытая дверь в одну из комнат. Из нее было видно огромное панорамное окно всю стену, но рассмотреть как следует то, что творится за ним я так и не успел, но понял, что снова идет дождь. — Почему в моей комнате нет окна? — Неожиданно для самого себя спрашиваю вслух. — Потому что ты можешь сбежать через него. Логично. Я снова остаюсь один, В запертой комнате без окна. Тэхён сказал, что уходит на пару часов, а потом вернется, чтобы проверить, не навредил ли я себе еще больше. Сажусь на кровать, поджимая ноги к груди и внезапно снова чувствую себя каким-то жалким ничтожеством. Неприятный комок встает в горле, а в груди появляется тянущее чувство. Что я сделал этому миру? За что? И главное: я не могу справиться. Я слишком слаб, чтобы совладать с собой самостоятельно. Не нужно было говорить ни о чем никому, а попытаться сделать все самому. Тогда, на мне не было бы этих отвратительных ожогов, у Тэхёна не было бы претензий ко мне, он не забрал бы меня к себе в дом, мы бы переехали куда-нибудь подальше от этого места, и у нас была бы нормальная жизнь, как раньше, а не вот это все. Наконец-то, здравые мысли, Чонгукки, ты быстро учишься Начинает болеть голова, такое чувство, что ее кто-то сдавливает железными тисками, и это ощущение настолько неприятно, что хочется разбить себе черепную коробку о твердый угол стола, но я не могу, ведь Тэхён запретил. Это странно, ведь он мне практически никто, а я так беспокоюсь о его мнении, ведь я могу и убиться, и Тэхён мне уже ничего не сделает, так как я буду мертв, лежать на столе в морге, и мне будет плевать уже на все, что происходит в мире. От этих мыслей хочется смеяться, и я не в силах остановить свои эмоции. Рот растягивается в безумной улыбке, и откидываюсь на подушки, раскидывая руки в стороны, и начинаю смеяться. Громко, неестественно, мне не нравится, но я не в силах остановить себя. Это я смеюсь своим победам над тобой, Гуки. Я — это ты, но это не значит, что ты победил себя. Я победил тебя, а ты подавил себя. Это было легче, чем я представлял себе. Теперь я управляю тобой, а ты подчиняешься мне. Из глаз катятся слезы, а я все смеюсь. Хочу остановиться, пытаюсь подавить улыбку, но ничего не получается. Я больше не хозяин себе. Мне становится страшно, а из горла вылетают редкие хрипы, так как голос я себе уже сорвал. Воздуха критически не хватает, сердце заходится в груди в бешеном ритме и я прикладываю руки к лицу, помогая себе дышать. Приступ постепенно заканчивается, смех тоже отпускает, но сил совершенно не остается, так что я так и лежу на кровати с раскинутыми в сторону руками и смотрю в потолок. Слышу, как заходит Тэхён по звук повернувшегося замка, но мне уже на все плевать.