***
— Да уж, Эва, умеешь ты раздраконить Лиззи… О, мы куда-то собираемся? — Я — да, а вы — нет, — Эвелин с раздражением швыряет в сумку сборник Шекспира и поворачивается к удивлённому Эдварду. — Что ты задумала? — Говоришь прямо как Гарри, даже интонация та же! — Эвелин, я с-серьёзно, — Эдвард, осознавая масштаб надвигающейся катастрофы, начинает заикаться. — Что ты делаешь? — Я не собираюсь становиться женой старого маразматика и отдавать ему свою молодость! — Эвелин шмыгает носом и одёргивает юбку платья. — Можешь так и передать Лиззи! И всем остальным! И Гарри! И дяде Арчи! И Розе! — Остановись, безумная! — Эдвард, дорогой, закрой рот и притворись слепым на ближайшие пару дней, — она туго затягивает пояс кардигана и подходит к брату, кладя ладони ему на плечи. — Пожалуйста, Эд. Я не создана для золотой клетки, я умру в ней. Я хочу быть свободной. — Лиззи убьёт тебя за такие высказывания. — Лучше умереть под забором в нищете, чем от такой совершенно безрадостной жизни! Эдвард не успевает возразить, как Эва, открыв окно, вылезает из него и, пользуясь приставленной к окну дядей Арчи лестницей (он вдруг решил отблагодарить племянников и помыть окна), оказывается на земле. — Эдвард, обедать! Сколько тебя можно звать?! Раздаётся скрип половиц — Элизабет поднимается по лестнице. Эдвард, чертыхнувшись, бросается к окну и резко закрывает его и призывает весь свой актёрский талант, чтобы потянуть время. Не сказать, что они близки с Эвелин: Эдвард держится ближе к Гарри и Лиззи, а Эва — сама по себе. Но ему становится её жалко, когда он видит слезы в карих глазах девушки и опухшее от слёз лицо. — И-иду, Лиззи!***
— Пожалуйста, миссис Грей, помогите. Мне больше некуда идти. Полли Грей приподнимает брови, смотря на стоявшую перед собой Эвелин. Она много чего слышала, много в каких авантюрах принимала участие (спасибо дражайшим племянникам), но к ней впервые обращались с просьбой помочь избежать замужества. Но чем чёрт не шутит. — Ладно, заходи, — она хватает её за руку и втаскивает за собой в дом. — Чай, кофе? — Чай, если можно. — Голодна? — Немного. — Сбежала из дома и пропустила обед? — тётя Полли усмехается, суетясь на кухне и принося ей тарелку с бутербродами и чашку горячего чая. — От кого ты там рванула? — От Уинфреда. Джеймса Уинфреда. — А, старый хрыч, — пожимает плечами женщина. — Держит винный завод, да? — Да. — Тогда стоило соглашаться — бутылка вина всегда будет дома. — Спасибо за сочувствие, миссис Грей. — Пожалуйста. А сейчас скажи мне: что ты собираешься делать? — Ну… — Ты не знаешь? Эвелин пожимает плечами и касается губами ободка кружки. План… Планам в жизни Эвы места не было. В семье все жили по планам: у Гарри день был распланирован если не по часам, то по минутам (профессия врача обязывала); Лиззи проводила время в клубе, но вечером занималась с Эдвардом и по выходным показывала ему свои любимые места в Бирмингеме. Розалия занималась писательством, расписывая главы и прорабатывая персонажей. Она редко отступала от своих планов по поводу окончания книг. И у Эдварда были свои планы. Он ходил в школу, занимался изучением химии и биологии, регулярно таскался за старшим братом по больнице, набираясь опыта. Чёрт возьми, даже у дяди Арчи всё было распланировано! Проснуться, потрепать нервы Гарри и Лиззи, поприставать к несчастной Беатрис, напиться в «Гарнизоне», а затем, выскочив на улицу, горланить песни. И только у Эвелин Шеффилд не было планов. «Да уж, как-то беспутно проходит моя жизнь, — мелькает мысль у Эвелин, когда на ставит кружку на стол. — Ничего не знаю, никаких планов». — Так, ладно, у меня есть одна идея. Слушай.***
— Женский алкоголизм неизлечим, ты в курсе? — Я не алкоголичка. — Все вы так говорите, а потом ведёте себя как дядя Арчи. — Я просто… Она закрывает глаза ладонью. Томми подходит к Лиззи, мягко забирает стакан с виски из её рук и опускается перед ней на корточки. — Всё будет хорошо. Мы найдём Эвелин. — Она как в воду канула, — Лиззи отнимает ладонь от лица и опускает руку, и Томас накрывает её ладонь своей. — Мы обыскали всю округу, а её нигде нет. Это я во всём виновата. — Почему ты так говоришь? — Если бы не моё отчаянное желание выдать её замуж, то она сейчас танцевала бы в своей комнате, а не была непонятно где. Было глупо на неё давить, я понимаю и признаю это, но мне казалось, что с её замужеством мы избавимся от всех проблем. Но это не так. В браке не по любви Эва будет несчастна, а это значит, что проблем станет ещё больше. — Когда она вернётся, то ты не будешь на неё давить? — Не буду, — кивает Элизабет, кусая нижнюю губу и смотря Томасу в глаза. — Лишь бы она вернулась. Я даю слово, что не буду заикаться о браке. Она сама решит, когда и за кого ей выходить замуж. — Она обязательно вернётся. Идём спать, Лиззи. — Спать? — Два часа ночи, а ты до сих пор на ногах после тяжёлого дня — тебе нужно в постель, — Томми поднимается на ноги и протягивает Лиззи руку, за которую Шеффилд хватается. — Ты не должен… — Ты — близкий мне человек, Лиззи. Я не могу бросить тебя в беде. Завтра Эвелин вернётся домой, я обещаю. — Спасибо, Томми. Это было бы чудесно. Томми усмехается и ведёт её к лестнице.***
— Входи, Финн, не стой на пороге. В загородной резиденции тёти Полли тихо. В доме, кроме прислуги и садовника, Финн и Эвелин. Финн сглатывает и входит в комнату, где на кровати в бежевом платье лежит Шеффилд. Окно в комнате открыто и занавески треплет лёгкий летний ветерок. — Привет, — он прочищает горло. Эвелин улыбается. — Привет. Она двигается на кровати, и, Шелби, чуть помедлив, ложится рядом. Несколько минут они лежат молча, рассматривая белый расписной потолок. — Томми звонил. Сказал, что ты можешь возвращаться домой — Лиззи пообещала больше не касаться твоего замужества. — Твой брат — настоящий волшебник, можешь передать ему, — она прикрывает глаза. — Спасибо, что вы приютили меня на эти два дня. Я этого никогда не забуду. — Эвелин, ты действительно не хочешь замуж? — Странно обсуждать такую тему с тобой, с мальчиком, который дёргал меня за косы и швырялся грязью. Сколько же ты мне платьев попортил… — Ты до сих пор это помнишь? — Финн приподнимается на локте, чтобы лучше видеть лицо Эвелин. Эва, в свою очередь, открывает глаза и поворачивает голову. По выражению её лица он не может понять, серьёзна она или шутит. — Как видишь. — Я сожалею. Вёл себя глупо и… — Я шучу, Финн, — она мягко улыбается. — Я, конечно, помню об этом, но, надеюсь, ты перерос всё это. — Конечно. — Я не против замужества, — продолжает Эвелин, — но я хочу выйти замуж по любви. Или если не по любви, то хотя бы человек должен нравиться мне, Финн. И не быть старым. — Знаешь… — Финн не знает, кто дёргает его за язык, но он выпаливает: — Я… Я могу жениться на тебе, Эвелин. Когда тебе будет нужно. Она приподнимает брови. Ему кажется, что сейчас она рассмеётся или, что хуже, пошлёт его куда подальше за такое предложение. Эва делает глубокий вдох и произносит: — Я невыносима, Финн. Я делаю жизни дорогих мне людей невыносимыми. И такой делать ещё и твою я не хочу. — Ты не такая. — О, это так мило, что ты видишь во мне хорошее, но это не так. Поживи с нами неделю или спроси Лиззи, она тебе на несколько томов всё про меня распишет. — Но я тебе хоть немного нравлюсь? — Именно поэтому я не хочу обрекать тебя на такую незавидную участь. Эвелин приподнимается и, пока Финн с глупой улыбкой на лице переваривает её слова, быстро целует его в щёку. — Спасибо за предложение. Ты… Очень хороший, Финн. — Я рад, что вы вернулись. — Я тоже рада. Без тебя в Америке было скучно. В этот момент Эвелин Шеффилд понимает — кажется, она готова поступиться своими принципами ради этого мужчины, из-за которого она столько слёз пролила в детстве.