Когда разум лжёт

В магическом мире царили рассвет и процветание. Победой стороны добра более пятнадцати лет назад закончилась Вторая магическая война. После этого начались изменения, которые назревали уже давно — отношение к маглорожденным и полукровкам неукротимо улучшалось, а чинопочитание уходило в прошлое. Ценой многих жертв участники Битвы за Хогвартс дали толчок к ментальной революции, благодаря чему общество магов сделало шаг вперед во многих аспектах. Изменения коснулись и самой великой школы чародейства и волшебства. Они происходили изнутри и приносили больше свободы в отношениях. Война прошла не так давно, и следы страха, оставшиеся в душах старших, учили молодых быть более решительными. На этом фоне множество конфликтов сошло на нет, как и мечтала Распределительная Шляпа, дома все сильнее объединялись, практически стирая грань различий. На очередной вступительной церемонии, когда директор Макгонагалл завершала традиционную речь, можно было заметить, как многим ребятам не терпится скорее приступить к неофициальной части, чтобы иметь возможность подойти к друзьям из другого факультета или наоборот пригласить кого-то к себе за стол. — Как и всегда, напоминаю, что Запретный лес не случайно имеет такое название и является запретной территорией. А теперь я хочу сообщить об изменениях в преподавательском составе. Как вам известно, профессор Кеттлберн в прошлом семестре подал прошение об отставке, чтобы проводить больше времени со своими книгами. Поэтому сегодня с большим удовольствием представляю вам нашего нового преподавателя защиты от темных искусств. Профессор Манфред как никто другой знает свой предмет, ведь ему приходилось лично работать в особо опасных зонах, — Макгонагалл указала на встающего мужчину в черном. — Маркус Манфред, мракоборец, к вашим услугам, — представился новый преподаватель и, слегка улыбнувшись, вежливо кивнул. Под аплодисменты по залу проплыл удивленный ропот, а директор, наконец, объявила о завершении официальной части вступительной церемонии, после чего столы сразу же наполнились яствами со всего света. Учителя и ученики переключились на долгожданный ужин, но за столом Гриффиндора два молодых человека и не думали приступать к пиру, так как взволнованно обсуждали решение директора. — Настоящий мракоборец? — спросил Джош. — Ты когда-нибудь слышал о нем? — Нет, не встречал такого имени раньше, — ответил, немного задумавшись, Саймон. — А если его имени не было ни в одной из газет, тогда это может значить только одно… — Отдел Тайн! — воскликнул Джош, и с благоговением ему шепотом вторил Саймон. Они еще раз взглянули на стол преподавателей. Профессор Манфред ничего не ел, а только беседовал с явно заинтересованным профессором трансфигурации Андерсоном. Когда Саймон начал вглядываться в губы нового преподавателя, пытаясь прочитать, о чем он говорил, тот неожиданно повернулся и, не переставая говорить, посмотрел в сторону ребят. — Ой, он определенно, определенно смотрит на тебя, Саймон! — шепнул Джош, быстро отвернувшись. — Не может быть. — Ну, почему же, вполне реально, что мастер такого класса может почувствовать даже совсем не профессиональную слежку, — к ним подошел статный молодой человек от стола Когтеврана, как две капли воды похожий на профессора Андерсона. Только глаза у него были голубые, и он был явно выше своего отца. — Рич! — ребята приветствовали друга с улыбками на лицах. — Садись скорее к нам! Мы срочно должны поговорить с тобой. — Да, я уже понял, что вам не дает покоя новая личность за столом преподавателей. Я знаю, кто это. — Да ладно? — Джош недоверчиво посмотрел на Рича. — Расскажи, пожалуйста, кто он? — аккуратно попросил Саймон. — Во-первых, он действительно работает в отделе Тайн. Что для меня удивительно, это то что раскрыли его личность перед всем Хогвартсом. Последний раз, когда я его видел, он говорил, что в его работе главное, чтобы никто не знал его имени, иначе ни одно заклинание не сможет обеспечить полную безопасность. — Ты с ним еще и виделся лично? — все с тем же недоверием в голосе уточнил Джош. Саймон оторвался от рассматривания загадочного преподавателя, потому как тот удалился вместе с директором, и с интересом посмотрел на Ричарда. — Да, мой отец — его старый друг, а виделись мы перед поступлением в Хогвартс. Что было, как тебе известно, пять лет назад. Отец часто рассказывал об их учебных похождениях, если это можно так назвать, — Рич многозначительно посмотрел на Саймона и продолжил. — Они были связаны, как сам отец говорил, «прочными узами настоящей мужской дружбы» и даже собирались стать мракоборцами вместе. У Саймона одновременно с этими словами сразу же возникла в голове картинка его первой встречи с настоящим мракоборцем. Спокойное детство белокурого мальчонки с голубыми глазами прошло вдалеке от магического мира. Семья маглов, растившая приемного сына, как своего родного, не могла даже представить, что на его одиннадцатый день рождения они получат письмо из лап совы. Саймон же при прочтении этого письма почувствовал, как что-то важное встало на свое место в его груди, и ощутил тихую радость, подумав: «Вот где мое настоящее место». Вскоре он, как и положено в хорошей сказке, познакомился с Ричем и Джошем, которые стали ему верными друзьями. И вот, когда у ребят был первый поход в Хогсмид, Саймон увидел, как работает настоящий мракоборец. Таинственный герой спас целый город от разъярённых великанов, вызвав их вожака на дуэль (не каждому в волшебном мире везет увидеть такое), а после отправил монстров восвояси. Тогда-то Саймон и загорелся мечтой стать однажды таким же сильным и храбрым. Для него не было на свете более желанной работы, но он чувствовал себя не уверенным и даже, как он сам себе признался, слабым для этого дела. Поэтому, подобные разговоры откликались в его душе не только интересом, но и легкой печалью, которую у него не получалось понять. — Что же помешало твоему папе исполнить эту мечту? — с искренним удивлением спросил Саймон. Ричард ответил максимально спокойным и даже слегка безразличным тоном. — Я. В первый год после их выпуска появился я. Как вам известно, свою мать я никогда не видел, так как она оставила меня отцу, и никто не знает, куда она исчезла после этого. Джош опустил взгляд, у Саймона в груди кольнула жалость, а Ричард спокойно улыбнулся. — Отказавшись от опасной работы, папа выбрал меня, за что я ему искренне благодарен. Так как его специальностью был шпионаж при помощи трансфигурации, его взяли в Хогвартс на место профессора Макгонагалл, ведь как раз в этот год она стала полноправным директором. К тому же, оставшись здесь, он нашел себе верного друга в лице профессора Рида. — Я не знал этого, извини, Рич, — для Саймона это признание казалось очень важным. — Ничего страшного, я же говорил, что благодарен папе. Да и он, насколько мне известно, рад своей работе. — Предлагаю уже поесть, а то сейчас все закончится! — немного более веселым тоном, чем требовалось, сказал Джош и пододвинул к себе целую гору острых крылышек, чуть ли не уткнувшись в них лицом. — Ой, ты не боишься обжечься? — засмеялся Саймон. — Танкхы гыязи нэ быятса, — пробурчал Джош с забитым ртом, и троица уже со смехом продолжила этот долгожданный вечер.

____________

Одна из множества легенд Хогвартса гласит, что Тот-Кого-Нельзя-Называть однажды проклял должность преподавателя защиты от темных искусств, и ни один учитель не задерживался на этом посту дольше чем на год. Говорили, что с каждым новым профессором класс менялся — и подчас до неузнаваемости, от темного зверинца до розовой комнаты сумасшедшего. Так происходило до тех пор, пока Темного Лорда не победили великий Поттер и компания, после чего проклятие развеялось. Благодаря этому последние пятнадцать лет должность преспокойно занимал профессор Кеттлберн, и аудитория, к которой привыкли уже все, представляла собой сборище пыльных книг, местами расставленных в высоченные колонны по всему помещению. Профессор просто обожал цитировать магов прошлого, и несмотря на то, что он знал наизусть все эти фразы, он считал необходимым каждый раз призывать к себе ту или иную книгу, чтобы зачитать цитату с ее страниц. Времени это занимало прилично, и частенько ученики успевали поспать или в принципе позаниматься чем угодно, вплоть до назначения свиданий или стрелок на Астрономической башне. Однако, когда профессор переходил к практическим занятиям, приходилось напрягаться из последних сил, потому что тех, у кого получалось дослушать его, были единицы, а сдавать должны были все. Кстати, к этим единицам всегда относился Ричард, который на каждом уроке показывал достойнейшее поведение и регулярно зарабатывал очки своему дому. С недавних пор, в связи с новой мечтой, Саймон присоединился к другу в его стремлениях к знаниям, но даже он нет-нет да и засыпал под монотонную речь профессора. С приходом нового преподавателя класс изменился. Колонны с пыльными книгами, которые, как оказалось, занимали много свободного пространства, исчезли, и сразу стало легче дышать. Старые фолианты не заслоняли окна, и света стало больше, однако стены, которые теперь были окрашены в темно-серый цвет, скрадывали пространство, образуя визуальный барьер. Присмотревшись, на них можно было увидеть черные рисунки, которые складывались в руны и алхимические схемы, плавно перетекающие друг в друга, в итоге образуя нечто наподобие круга из символов. Отсутствовала также и древняя люстра, вместо нее под потолком на равном расстоянии друг от друга находились три белоснежных шара, которые давали на удивление мягкий свет. Периодически они приходили в движение и, как будто совершив плавный осмотр всей комнаты, возвращались на свои места. В моменты движения шаров освещение становилось неровным, словно живым, и появлялось ощущение присутствия чего-то большого и теплого, но невидимого. Новые шкафы из темного материала, казавшиеся цельными изваяниями, высились за столом учителя. А сам стол на первый взгляд не изменился, за исключением появления цепочек рун, пробежавших по его ножкам. На первом уроке в этом году шестой курс рассматривал детали нового класса с неподдельным восторгом. Наша троица, как всегда, сидела рядом и вновь обсуждала учителя, строя догадки и предположения о том, какими же теперь будут их уроки, и каков на самом деле профессор Манфред. Возбужденный от предвкушения занятия говор был прерван звуком открывающейся двери и достаточно тихим, но отчетливым голосом: — Палочки на стол, учебники убрать! Мимо мгновенно утихших рядов уверенной походкой прошел их новый учитель. Черная кожаная плащ-мантия очерчивала силуэт сильного, молодого тела, при этом на ней можно было заметить следы былых схваток, порезами и потертостями, как шрамами, проступающими в местах боевых ранений. Саймон, не скрывая интереса, наблюдал за профессором, который, остановившись перед столом, развернулся к классу. Внимательно обведя взглядом всех находившихся в аудитории и на долю секунды задержав взгляд на Ричарде, учитель слегка приподнял левый уголок рта, показывая хищный оскал, что было похоже на довольно зловещую, но интригующую полуулыбку. — Меня зовут Маркус Манфред. Прошу вас, зовите меня по имени, либо просто "профессор", — произнес Маркус не терпящим возражений тоном и облокотился на стол, скрещивая при этом руки. — Насколько мне известно, чтобы попасть на этот курс, вы должны были изрядно постараться. Так вот, я должен предупредить, что ЖАБА и уж тем более СОВ и рядом не стояли с реальными требованиями, которые мракоборец должен удовлетворять в своей работе. Если вы не хотите после выпуска просидеть полжизни за столом в архивном отделе, вам придется превзойти ожидания о самих себе в этом году. Я здесь именно для этого. Те, кто не смогут получить моего подтверждения, могут не тратить свое драгоценное время на курс защиты от темных искусств в следующем году. — Жестко, — ухмыльнулся Джош. — Ничего подобного, — шире улыбнулся Маркус, обнажая заостренные клыки. — От вас требуются максимальные усилия, это правда. Но не забывайте о том, что моя задача — помочь каждому из вас, и я готов сделать для этого все, что возможно, в рамках курса и, если потребуется, за ними. «Хотя я еще ничего о нем не знаю, но я не могу отвести от него взгляд», — промелькнуло в голове у Саймона. Он буквально пил образ Маркуса, каждой деталью которого возбуждал в себе все более глубокий уровень внимания. Светлые глаза разного цвета оставляли ощущение легкой тревоги, если столкнуться с ними взглядом напрямую. Мимика и жесты мужчины выдавали его глубокую уверенность и спокойствие, а еще, казалось, что все происходящее рядом с ним для него просто игра. Его темная кожа, испещренная шрамами, охренительно-круто подчеркивалась черной кожей мантии. Короткая стрижка, проступающие мускулы и сбитые пальцы намекали на любовь Маркуса к силе и нетрадиционным для магов развлечениям. Впрочем, профессор был интересен всем без исключения, и ученики ловили каждое его слово с нетерпением. Как же пройдет их первый урок? Маркус начал по очереди задавать вопросы, чтобы узнать, на каком уровне находятся его студенты. Также он просил воспроизвести любое атакующее заклинание в свою сторону. Часть с вопросами шла с переменным успехом, однако просьба атаковать вызывала недоверие и нерешительность. Никто не хотел задеть своих однокурсников или случайно разнести кабинет, так что в лицах студентов читалось, что это так себе затея, нападать на преподавателя. Когда после связывающего, парализующего и щекотного заклинания, которые, к слову, были мастерски отражены им, Маркус явно заскучал, он неожиданно решил изменить порядок перейдя к Ричарду, сидящему на первом ряду. Пожалуй, этот Когтевранец единственный не проявлял восторга по отношению к профессору, и по тому, как они держались друг с другом, было сразу понятно, что они знакомы. Ричард четко и легко ответил на вопросы, после чего, не мешкая, атаковал преподавателя мощным разрушающим заклятием. — Expulso! — стоя воскликнул студент, изящным и точным росчерком направляя палочку в сторону профессора. Синяя ослепляющая вспышка на мгновение озарила класс, и, пока большинство еще не успело даже удивиться, Маркус отточенным, ловким движением не только отразил заклинание, но и перенаправил обжигающую энергию в окно. Разбив стекло, отраженное заклинание увлекло за собой все осколки и поглотило их во взрыве, вибрация от которого коснулась оставшихся окон. — Чудесно, десять очков Когтеврану! — одобрительно похлопал Маркус. — Меньшего и не ожидал от тебя, Ричард, спасибо. Легким движением поведя в сторону поврежденного окна, он восстановил его, и произнес застывшему классу: — Пожалуйста, покажите мне ваши лучшие атакующие заклинания. Вы без сомнений должны продемонстрировать мне ваши знания и уровень мастерства. Но также вы должны убедиться, что каждое из них реально обезвредить, не задев окружающих вас людей. В нашей практике эти знания, возможно, гораздо более важны, чем сила атаки. Если в критичный момент своей неумелой защитой вы раните невинных, вас будут судить по всей строгости, — Маркус обратился к ученикам, и тень пробежала по его лицу. — Но не суд в подобной ситуации страшен. Он переключил свой взгляд на соседа Ричарда и обратился к нему. — А теперь мистер… — Саймон Ламберт, сэр. — Мистер Ламберт, продемонстрируйте, пожалуйста, нам ваши знания, — учитель взглянул на Саймона, приглашая его. — Уверен, что вы сможете посоперничать с вашим другом, мистером Андерсоном. Маркус улыбнулся, глядя в небесно-голубые глаза, а Саймон почувствовал, что наполняется такой решимостью, которой раньше в его жизни еще не было.

____________

В первые же недели этого учебного года, да что уж говорить, в первые дни старшекурсники ощутили значительную разницу в нагрузках по сравнению с предыдущими годами. По таким предметам как руны и нумерология домашние задания представляли собой не менее четырех свитков, и это только еженедельный отчет о проделанных исследованиях, которые старшие классы должны были вести самостоятельно. Ежедневные практические занятия, к которым лучше было успевать подготовиться - так как схлопотать за неуспеваемость можно было не только огромный минус по баллам для своего дома, но еще и более объёмную домашку - были, пожалуй, самой интересной, но в то же время, самой напряжённой частью. Профессора умудрялись создавать такие условия на уроке, что скучать никто не успевал. Например, Коннор Андерсон не прощал за любую «живую» часть у новоиспеченного револьвера из ворона. На минуточку, что такое револьвер, большинство из юных магов ни слухом, ни духом, и подобные извращения половине казались просто несправедливыми, ну а другой половине вообще бесполезными. На что профессор, выросший в семье копа, являясь гордым маглорожденным, как он сам себя называл, с уверенностью заявлял, что современные маги должны уметь пользоваться оружием маглов. Объяснял он это тем, что заклинание из палочки ждет каждый и готов к нему, а вот защитить свою задницу от триста семьдесят пятого калибра способен не каждый. Он настаивал, что ценность владения этим приемом — это непредсказуемость, и что будет достаточно просто напугать противника, не обязательно в него попадать. Для тех, кто чувствовал свою заинтересованность в этом вопросе, профессор Андерсон предлагал внеурочные занятия по стрельбе, но мало у кого хватало на это сил, как физических, так и моральных. Ведь профессор зельеварения, который в принципе никогда не давал спуска своим нерадивым студентам, в этом году решил окончательно свести их с ума. Гэвин Рид имел скверный характер и предпочитал политику кнута в отношении всех и вся. Пряники он оставлял только для себя любимого, точнее, создавал их сам, и из его кабинета постоянно раздавались подозрительные запахи солода, сосисок или леса, наряду с его ругательствами и звуками активного алхимического процесса. Свой предмет он определенно любил и говорил, что «можно сварить, что угодно, вам всем просто не хватает дерзости, сопляки». И если раньше это было просто ворчливое причитание, то в этом году эта фраза стала настоящим адом для всех, кто по неосторожности выбрал зельеварение. Профессор Рид сообщил, что к концу года каждый должен придумать и создать три достойных зелья на любую тему. Показавшееся на первый взгляд достаточно легким — в сравнении с количеством дней — задание к концу первого семестра начало экстренно поджигать нежные пятые точки студентов, так как ни у кого кроме Ричарда не было особо положительных сдвигов. Профессор же, в свою очередь, предпочитал удаляться с уроков в свой кабинет со словами: «Сами придумали, сами сделали, котаны». Его присутствие стало редким и оттого обращаться к преподавателю было еще страшнее. В этом вопросе Ричард Андерсон снова был впереди всех, так как не стеснялся обращаться к суровому Риду — его совершенно не смущала ни гримаса отвращения, ни ругательства в свою сторону. А еще ему ничего не мешало отвечать профессору не менее язвительно, сохраняя при этом, как и положено студенту его дома, холодный ум и выжимая максимум пользы из этих коротких перепалок. После очередного подобного взаимодействия Гэвин обычно «пфекал» с особенным раздражением. Его определенно бесил этот сопляк, у которого получалось обводить его вокруг пальца, и еще больше бесило то, что эта каланча никак не реагировала на выпады. Ричард же, в свою очередь, не отказывал в помощи однокурсникам и своим примером помогал другим все-таки обращаться к профессору за помощью — хотя бы иногда. Так или иначе, шестой и седьмой курсы объединяла одна общая черта — такое количество и сложность заданий, что у ребят практически не оставалось свободного времени. Те, кто не отличался особенной успеваемостью, вообще предпочитали проводить любую минуту в обществе преподавателей. По поведению учеников в первой половине учебного года можно было сразу понять, кто подходил к обучению серьезно и работал для получения определенной профессии, а кто кое-как пытался выдавить из себя хоть что-нибудь похожее на правильный ответ ради того, чтобы уже закончить школу и «освободиться» от обязанностей обучения. Такие халявщики сильно раздражали Саймона, у которого были самые что ни на есть серьезные намерения относительно будущей карьеры. А еще у него было настоящее желание общаться с новым профессором. Он хотел из первых уст получать наставления и узнавать о секретах профессии, это правда. И — пока он не признавался себе в этом желании — Саймон хотел узнать, что Маркус думает о нем.

____________

Шли дни напряженной зубрежки, приемы преподавателей, в конце концов, начали давать свои плоды, и ситуация потихоньку менялась. По совету Маркуса Саймон стал принимать участие в утренних пробежках Джоша, который был обязан соблюдать спортивный режим, чтобы не терять форму между матчами по Квиддичу. Втянувшись, он раз за разом увеличивал нагрузки и теперь иногда даже проплывал по Черному озеру пару сотен метров перед завтраком. Физические изменения незамедлительно повлекли за собой изменения в результатах обучения, а самое приятное, Саймон отмечал про себя, что он начал чувствовать себя уверенным чаще и дольше, чем раньше. Общение с профессором вдохновляло его. Помимо того, что дополнительные занятия доставляли удовольствие и давали повод для гордости сами по себе, они еще и давали возможность получить подкрепление от Маркуса, и ради этих слов и светлого взгляда с искренней улыбкой Саймон готов был стараться максимально, насколько это возможно. В один из более или менее свободных вечеров, который к тому же оказался на удивление теплым для середины октября, три уставших молодых человека первый раз за долгое время полноценно отдыхали. Ричард помог определиться друзьям с зельями. Саймон смог выполнить извращенное задание профессора Андерсона. А Джош осилил все письменные задания за эту неделю. Справившись с моментами, которые особенно напрягали, они решили, как раньше, посидеть у озера и просто поболтать ни о чем. Ленивые и размеренные голоса периодически сменялись всплесками хохота, а иногда понижались до интригующего шепота. В один из таких моментов, когда Рич в очередной раз саркастично отозвался о профессоре Риде, Саймон спросил у него: — Слушай, ты всегда без капли страха отвечаешь ему, и, по-моему, еще ни разу он не лишал тебя ни одного балла, несмотря на то, что ты откровенно стебешь его. Как у тебя так получается? — Да, Рич, открой тайну! — Если бы вы смогли взглянуть на профессора, не боясь получить от него порцию оскорблений, вы тоже смогли бы так с ним разговаривать, — немного высокомерно протянул Ричард. Ему было приятно, что его поведение вызывает такой интерес. — Скажешь тоже! Он же злобный гоблин, может и зелье на голову вылить или, чего хуже, даст попробовать свое новое адское творение. — Как у тебя получается не бояться его оскорблений? — еще раз спросил Саймон. — Хорошо, Саймон, все просто. Я этому научился от отца. Он сразу предупредил меня о том, какой меня ждет преподаватель зельеварения. А также рассказал, как он сам предпочитает с ним общаться. Проще говоря, если не показывать ему свою реакцию и ни в коем случае не давать ему себя выбесить, можно заслужить его «уважение», если это можно так назвать. Правда, проявляться оно будет в еще более жестких подъебах, и справиться с этим может не каждый, — Ричард закрыл глаза и покачал головой, шире улыбаясь. — Для меня Гэвин Рид не более чем агрессивный хорек, который из-за своего страха бесится на все подряд. — Черт, чувак, ты крут! — сказал Джош с завистью и похлопал его по плечу. Они засмеялись. Было так приятно поперемывать косточки профессорам, которые в последнее время выступали в роли их экзекуторов. — Что скажете насчет профессора… — начал было задавать вопрос Саймон, но Джош ехидно его перебил. — Манфреда? — Да, откуда ты… — он снова не закончил вопрос и покраснел. — Ладно, ладно, тише. Он знал, о ком ты спросишь, потому что это было очевидно. Ты же при каждом удобном случае задерживаешься в его кабинете. Честно скажу, мы даже слегка удивились, что сегодня ты весь вечер провел с нами. После небольшой паузы, будто решая, как лучше ответить, все еще смущающийся Саймон посмотрел на друзей и улыбнулся. — Я… Мне очень нравится с ним общаться. — Ну слава Мерлину, — со вздохом заключил Ричард. — Мы рады, что ты нам признался. — Стой, погоди! Признался в чем? — Да ладно тебе, мы же все понимаем, — Джош переглянулся с Ричем, — можешь не смущаться ты так. Мы тебя поддерживаем. — Да, он прав. Мы тебя поддерживаем, и мы рады, что у тебя есть такой сильный интерес к чему... кхм, к кому-то. — Так почему же ты сегодня не рядом с Маркусом? — еще более ехидным взглядом Джош посмотрел на Саймона. — Вообще-то, я хотел поговорить с вами, ну, как раз об этом, — глубоко вздохнув, совсем не такой хрупкий, как раньше, юный Гриффиндорец начал свой рассказ.