Призраки прошлого

      Это место было странным. Большой пустой дом, который казался заброшенным. Леви не помнил, как здесь оказался. Он стоял на первом этаже около лестницы и смотрел в пространство. Пыль лежала слоями на полу, ступенях и перилах с потрескавшейся краской. Кое-где валялись изломанные стулья и прочая мебель сорока-пятидесятилетней давности. Не зная, что делать, парень поднялся на второй этаж. Перед ним открылся длинный пустой коридор. Леви двинулся вперед, слыша, как гулко раздаются звуки его шагов и скрипят полусгнившие полы. По пути встречались зарешеченные окна с выбитыми стёклами. Осколки и прочий мусор валялись на выдранном паркетном полу, краска со стен тоже облезла, обнажая перекладины, а с потолка свисали какие-то тканевые пласты.       Вдоль коридора располагались несколько комнат. Некоторые двери были сняты, другие же — распахнуты. Леви заглядывал сквозь них и видел пустоту. В некоторых комнатах, однако, встречались изломанные и перевёрнутые металлические кровати. Леви остановился посреди коридора, неясно услышав какой-то звук. Он продвинулся ещё на пару метров, стараясь шагать бесшумнее и не терять этого звука. Тот стал слышаться ощутимее, и Аккерман понял, что это похоже на плач. Или скорее, просто всхлипывания. Одна из дверей в конце коридора была закрыта. Остановившись перед ней, Леви уловил, что плач идёт именно оттуда. Толкнув дверь, он прошёл в ещё одну пустую и просторную комнату с ободранными стенами. В противоположном от двери углу кто-то сидел.       «Ребёнок?» — вглядываясь в него, Леви сделал ещё несколько шагов вперед, однако вскоре остановился и даже попятился назад, заметив светлые волосы. Парень тут же зажмурил глаза и закрыл их ладонью, мотая головой из стороны в сторону.       «Нет, нет, нет! — мысленно кричал он, пытаясь выбросить этот образ из сознания. — Я ведь только перестал тебя видеть! Прошу, не нужно начинать снова!» — молил он, в отчаянии представляя, что ему вновь придётся вернуться в больницу и просидеть там до конца своих дней. Отняв руку от лица, Аккерман снова взглянул в тот угол. Ребёнок так и не исчез. Стиснув зубы, Леви развернулся к двери. Он хотел как можно скорее покинуть это место, чтобы не видеть своих призраков прошлого. Однако дверь, через которую он так свободно вошёл теперь оказалась заперта. Если наглухо не забита с наружной стороны.       «Неужели я замурован здесь? — осматриваясь по сторонам, Леви почувствовал, что у него участилось сердцебиение. — Вместе с ним?» — он снова взглянул на мальчика. Тот так и продолжал всхлипывать, закрывая голову руками.       Леви в нерешительности застыл посреди комнаты, не зная, что ему делать. С одной стороны он хотел подойти и утешить этого ребёнка, но с другой — желал бежать без оглядки. Страх прошлого и удручающая перспектива будущего, его больной рассудок, начали сковывать его. Леви не мог двинуться с места, ощущая, как тело слабеет и холодеет. А этот мальчик… С ним было что-то не так. Он плакал и дрожал, но дрожал не от своих рыданий. Леви практически ощутил, что ему больно. Одна его нога была согнута в коленях, а другая вытянута, но изогнута под странным углом. Мало того, пол под ней был окрашен кровью.       Не осознавая своих действий, Аккерман снова приблизился к мальчику и на этот раз остановился прямо около него.       — Тебе больно? — негромко спросил Леви, глядя на его ногу. Теперь вблизи он мог рассмотреть серьёзные увечья и переломы. Ребенок, услышав его, ещё раз вздрогнул и поднял голову. Как и во время предыдущих встреч Леви не смог разглядеть его лица, однако сегодня не потому, что оно было в дыму или тумане. На этот раз не просто бежевый овал, обтянутый кожей. Видны очертания глаз и губ, но такое ощущение, будто у Леви испортилось зрение, и смотрел он на мальчика издалека, поэтому всё расплывалось. Но вот его светлые, почти пепельные волосы и одежду он видел чётко.       — Что с твоей ногой? Ты сломал её? — Леви, присев на корточки, внимательно изучил её. Такое ощущение, будто ногу мальчика переехала машина, или её пытались раздробить молотком. Леви, оторвав от своей рубашки рукав, осторожно перевязал самые кровоточащие раны.       «Хотя вряд ли ему это поможет. Всё слишком серьёзно», — мрачно подумал он про себя. Несмотря на то, что ребенку было нестерпимо больно, тот не кричал и не бился. Лишь молча плакал. Однако слёзы постепенно переставали катиться по щекам, а всхлипывал он всё меньше, будто эта повязка помогла уменьшить боль. Леви присел рядом с ним, и мальчик невольно прислонился к его плечу. Парень ощущал, как дрожит его маленькое тело. Он стиснул его ладошки, чувствуя, что пальцы совсем замерзли. Тепло человеческого тела успокаивало ребенка, и вскоре он совсем расслабился и согрелся. Сейчас Леви находился к нему очень близко, но как ни силился, так и не смог разглядеть его лицо. Однако почувствовал, что все страхи были напрасны — этот ребенок ему не враг. Он боялся, что мальчик преследует его, всеми правдами и неправдами пытался избавиться от него, даже добровольно запер себя в больнице, а нужно было все лишь помочь ему…       — Кто ты? — спустя несколько минут, а может быть и целого часа молчания, спросил Леви. Левой рукой он обнимал ребенка и поглаживал его по плечу.       — Ты знаешь, — негромко ответил мальчик, а от его голоса сердце забилось быстрее.       — Знаю, — проронил Леви. — Прости, что забыл тебя почти на двадцать лет… — прикрывая глаза, прошептал он. — Спасибо, что спас тех ребят. Я бы не смог их найти без тебя.       — Не только я помогал тебе, но и другие, — напомнил ребенок.       — Да, им я тоже благодарен до глубины души. Без всех вас… я бы не смог прожить остаток своих дней.       — А теперь… ты ведь не оставишь меня? — с надеждой спросил мальчик, согретыми пальцами цепляясь за его руку. Леви, ощущая, как сознание затуманивается, всё же кивнул головой.       — Больше не оставлю…       — Леви? — удивленно позвал его Эрвин, когда парень, открыв глаза, резко поднял спину. Он часто дышал, а сердце колотилось в груди, как после бега или сильного волнения. — Снова приснился кошмар?       — Нет, не кошмар, — покачал головой парень, осмысливая увиденное. — Но… и хорошего тоже мало, — он осмотрелся по сторонам, опасаясь снова увидеть этого мальчика. Однако кроме Эрвина в комнате никого не было.       «Сон? Или очередная галлюцинация, вызванная болезнью?» — напряженно размышлял Леви, не зная, стоит ли говорить об этом напарнику. Тот сжимал его плечо, а во взгляде и жестах чувствовалась поддержка.       — Снова видел того ребенка, — в итоге пробормотал Леви, с сомнениями косясь на любовника. — Думал, эффект от лечения будет дольше, — разочарованно добавил он.       — Хочешь сказать, что тебе придётся снова вернуться в больницу? — мрачно спросил Смит, также огорченный этой перспективой.       — Пока не знаю, нужно поговорить с Ханджи. На этот раз что-то изменилось. Хотя… это снова может быть первым звоночком. Моего нового сумасшествия, — с иронией закончил он. Не теряя времени, Леви схватил телефон и набрал номер своего лечащего врача, однако та не отвечала. Эрвин, поцеловав его в макушку, отправился готовить завтрак, а его напарник снова был мрачнее тучи. Сначала Эрен говорит о том, что видел этого мальчика, а теперь он снова приходит к нему во сне. Как тут не усомниться в своём душевном равновесии?       Утром ему так и не удалось дозвониться до Ханджи, поэтому пришлось отправиться на занятия в таком же сумрачном настроении.       — Я сегодня проторчу здесь весь день, — когда Смит остановил машину около здания института, проговорил Леви. — Заедешь за мной после работы?       — Хорошо. Постараюсь закончить пораньше, — пока Леви отстёгивал ремень безопасности, Эрвин украдкой поцеловал его в губы. Укоризненно взглянув на него, Аккерман забросил сумку на плечо и вышел из автомобиля. Через несколько секунд тот тронулся с места, а парень, снова набирая номер Ханджи, забежал в корпус.       — Ну давай же, чем ты там занимаешься? — нетерпеливо пробурчал он, проходя в аудиторию. Пара вот-вот начнётся, а от Зоэ снова ни привета, ни ответа. Прозвенел звонок, и Леви пришлось отключить звук на телефоне. Всю пару он только и сверлил взглядом дисплей смартфона, ожидая, что Ханджи ему перезвонит. Но перезвонила она ему лишь после обеда.       — Что ты там делаешь? — недовольно ответил Леви, выходя из аудитории и вставая у окна в коридоре. — Твой пациент нуждается в экстренной помощи, а ты забиваешь на него?       — Прости, утром участвовала в одном эксперименте, пришлось оставить телефон в кабинете. Что с тобой случилось?       — Случилось, — кисло произнёс Леви, глядя в окно. — Я снова видел того мальчишку.       — Уже? — несколько удивилась Ханджи. — Как странно, прошло не так много времени после лечения… Постой, это снова галлюцинация? Видишь его сейчас, в реальности? — опомнилась она.       — Нет, пока только во сне, — Леви на всякий случай ещё раз осмотрелся по сторонам.       — Ах, во сне, — голос Зоэ тут же приободрился. — Что ж, это не так страшно. Пока он не станет реальностью — можешь не волноваться. Наверняка что-то спровоцировало у тебя эти видения…       — Да, есть кое-что, — прервал её Леви. — Эрен… Ну, тот парнишка, которого я спас. Он сказал, что тоже видел светловолосого мальчика в том доме во время пожара. Но интереснее то, Ханджи, что он не мог его видеть, потому что на тот момент был слеп! Как тебе такое совпадение? — усмехнулся Аккерман.       — Ого, Леви, у вас там какие-то паранормальные вещи происходят, — она тоже рассмеялась. — Психика ребенка более гибкая, и если учитывать его состояние, я могу объяснить его видения. К тому же, после того случая он ведь его не видел?       — Нет, не видел.       — А ты продолжаешь видеть его до сих пор, — подытожила она. — Было что-то необычное в том сне? Что вы делали?       — Ничего такого, — пожал плечами Леви. — Кажется, он был ранен. Я помог ему успокоиться, а потом мы поговорили, и я проснулся.       — Леви! — внезапно выкрикнула она настолько громко, что парень отнял телефон от уха.       — Не ори, сумасшедшая, — проворчал он.       — А может быть, всё наоборот? — так же возбужденно продолжила Ханджи. — Это — не усиление твоей шизофрении, а наоборот — шаг к твоему исцелению!       — Что? Я тебя не понимаю.       — Смотри: начало твоей болезни положил конфликт. Внутренний конфликт, который ты не мог разрешить самостоятельно, потому пришёл ко мне. Вместе мы попытались найти причину твоего состояния, однако я лишь смогла заблокировать твои видения, а конфликт так и остался. Теперь ты сам нашёл ключ! Этот ребенок — твоё внутреннее отчаяние, вся боль, печаль и вина за то, что ты тогда сбежал и не смог спасти тех детей. Леви, все понимают, что ты не виноват, кроме тебя самого. Ты до сих пор винишь себя за то, что бросил своего друга. И неважно, что он уже был мёртв. Ты оставил его. Прости, если это звучит слишком грубо и прямолинейно, но…       — Ты права, — прервал её Леви, а его голос звучал крайне подавленно. — Я и сам это понял, сегодня в том сне. Он сказал лишь одну фразу, но в ней звучали все те слова, что сказала мне ты.       — Хорошо, что ты это понимаешь. Пока ты видишь его лишь во сне, тебе не нужно беспокоиться. Но если снова начнутся галлюцинации — сразу же звони мне. Ясно? — её голос стал непривычно строгим, и Леви невольно ухмыльнулся.       — Да, да, доктор, — насмешливо произнёс он и отключился. Пора было возвращаться на занятия. Лекции и семинары по обыкновению были нудными, однако к концу дня на философии наметилась очень интересная дискуссия по поводу тайны исповеди. Что должен делать священник, если ему исповедовался серийный убийца? Мнения аудитории разделились. Половина настаивала на том, что всё, что может сделать священник — это убедить самого преступника явиться с повинной. А вот другая половина не могла смириться с моральной стороной веры, которая практически обрекала на смерть десятки людей — ведь убийца оставался безнаказанным.       Леви молча слушал возникшие споры, не зная, на чью сторону встать. Он не был верующим, однако постоянно чувствовал, что некоторые события происходят не просто так. Будто кто-то ведёт его по этой жизни. К тому же, несколько раз находясь в пограничном состоянии, Леви возвращался к жизни, ибо ему ещё было не суждено умереть. С другой стороны, он являлся детективом, которому вера была чужда, и он был готов пойти на любые меры, чтобы поймать преступника. Даже переступая через собственные моральные принципы. Он вспомнил ту девушку, что грабила ювелирные, чтобы спасти брата. В итоге, поймав её, они разрушили семью, практически убили её брата, может быть даже и мать, которая лишилась сразу двух детей, и испортили жизнь совсем юной женщине. Но кто об этом задумается? Главное, что преступник был пойман, а сила закона восторжествовала. А вот если бы он или Эрвин был бы священником, и эта девушка призналась бы в краже… Конечно бы, он бы стал настаивать на том, чтобы она сама во всём призналась, но самое главное, он был бы освобожден от закона, которому следует сейчас. Закон идет от логики. Мораль — от чувств. Будучи детективом он предал свои чувства, а будучи священником смог бы спасти всех.       Но несчастная девушка, которая пошла на это от отчаяния и бедности, не может сравниться с серийным маньяком, который убивает людей из-за мести или безумных идей. А что, если бы спустя двадцать лет ему бы исповедовалась та мразь, что зверски уничтожила детей?       — А вы что об этом думаете, мистер Аккерман? — неожиданно обратился к нему преподаватель. Леви, пребывающий в собственных чувствах, которые смешались с анализом поступках, не задумываясь, прошептал:       — Убил бы его.       — Что, простите? — переспросил преподаватель, к счастью, не расслышавший его бормотание. Леви, придя в себя, мрачно осмотрел всю аудиторию, поскольку многие студенты глазели на него.       — Согласно закону, священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди. А согласно церковному каноническому праву, священник не может нарушить тайну исповеди ни при каких условиях. О чём тут может идти речь? — усмехнулся Леви. — Он добровольно принял свою веру, посадил себя в клетку и отрезал язык. Это вопрос совести и чести. Если ему не удастся убедить преступника сдаться — он сам станет таким же преступником. К тому же, он не сможет ведь доказать, что этот человек действительно убил кого-то, так как священник всего происходящего не видел и никаких улик не может предоставить. У него есть только слова, сказанные человеком на исповеди, но сказать-то можно все, что угодно. В итоге он накажет сам себя и будет вынужден нести это бремя до конца своих дней.       Едва Леви договорил, как прозвенел звонок, и аудитория тут же наполнилась гулом. Преподаватель дал им задание, и все начали собираться домой. Леви почувствовал, как в кармане вибрирует телефон. Достав его, он увидел сообщение от Эрвина — тот писал, что будет через десять минут.       — Интересная дискуссия, верно?       Сначала Леви не понял, что этот вопрос предназначался ему. Он молча собрал свою сумку, но когда поднял глаза, то увидел, что рядом с ним кто-то стоит. Молодой парень лет двадцати, вероятно, на этой паре они были в одной группе. В глаза Леви сразу же бросились его светлые волосы, оттенок которых был знаком. Он невольно обошёл студента и, встав позади него, взглянул на затылок.       — Точно, это ты, — пробормотал Аккерман, когда парень удивлённо развернулся к нему. Студент был выше его на пол головы и однозначно моложе.       — Ты меня знаешь? — с интересом спросил он.       — Нет, просто твой затылок не давал мне уснуть всю предыдущую неделю, — бесстрастно ответил Леви. — Такой пепельный цвет волос встречается очень редко. Он — как яркое пятно среди этой коричневой жижи.       — Надо же, — улыбнулся парень. — Значит, всё это время ты смотрел на меня? А я заметил тебя только сейчас.       — И не заметил бы вовсе, если бы этот лектор не прижал меня к стенке, — раздраженно ответил Леви. Как он ни старался, а внимание всё же привлёк. И теперь к нему полезли вот такие вот личности.       — Фарлан Черч, — парень протянул ему руку, а на его лице так и сияла дружеская улыбка. Глаза были голубыми, но не такими лазурными, как у Эрвина, а скорее сизыми. — Похоже, мы в одной группе.       — Леви Аккерман, — детективу всё же пришлось пожать ему руку, чтобы не выглядеть совсем уж злым карликом. — Да, похоже на то.       — Какое у тебя направление? — с интересом спросил он. Аудитория давно опустела, и Леви чувствовал некоторый дискомфорт, когда они остались наедине. — У меня — возрастная психология, — тут же поделился своей специальностью Фарлан.       — Криминальная, — нехотя ответил Леви. И чего этот парень так привязался к нему? Он очень открытый и дружелюбный, но вот Аккерман — не тот человек, который ему подойдёт. Да ещё этот пепельный цвет волос, от которого становится не по себе…       — Ого, собираешься работать в полиции?       — Уже там работаю, — так же угрюмо ответил Леви. Похоже, этот Фарлан совсем не замечал, какое настроение у собеседника. Или ему это нравилось?       — Да? А сколько тебе лет? Мне двадцать четыре.       «Постоянно первым отвечает на свой же вопрос. А он знает, как обезоруживать…»       — Скоро тридцать один, — кисло признался Леви. Теперь-то он от него отстанет?       — Серьёзно? — глаза Фарлана округлились. — Больше двадцати пяти я бы не дал. Значит, ты учишься…       — Да, только для корочки, — прервал его Леви. — Просто меняю специализацию. А ты почему поступил так поздно? Обычно в этом возрасте уже заканчивают.       — У меня… — впервые за время разговора улыбка исчезла с лица Фарлана. — Были некоторые проблемы. С развитием, — неловко добавил он. — Надеюсь, это не оттолкнёт тебя. Я не умственно отсталый или что-то в этом роде, просто…       — Отнюдь, — тон Леви внезапно смягчился. — У меня тоже были проблемы, так что я тебя понимаю.       За разговором Леви совсем забыл о времени, а когда очнулся, понял, что уже прошло двадцать минут. Эрвин наверняка ждёт на улице.       — Мне пора, — закинув сумку на плечо, он вышел из аудитории вместе с Фарланом, который увязался за ним.       — Значит, криминальная психология, — по дороге рассуждал студент. — Интересно. А я вот работаю с детьми. Не знаю, почему-то меня тянет к ним, — на лице снова появилась улыбка. — Хочу помочь им решать проблемы и поддержать в общении со сверстниками.       Леви шёл впереди, а Фарлан отчего-то не вровень, а позади, будто не успевал за ним, хотя шаги Аккермана были не такими быстрыми. Но только спускаясь по лестнице, Леви заметил, что парень прихрамывает.       — Что с ногой? — нехотя спросил он, видя, что сокурсник цепляется за перила. — Потянул мышцы?       — Нет, — когда они спустились, Фарлан чуть склонился и стиснул своё левое бедро. Его дыхание участилось — видимо, ему было трудно спускаться. — На самом деле, это протез. Ногу я потерял ещё в детстве. Врачи сказали — что в серьёзной аварии, однако я не помню ничего, вплоть до десяти лет. Мне остаётся лишь верить им на слово, — пожал плечами он, а Леви будто ледяной водой окатили. — Это новый протез, ещё не могу к нему привыкнуть, поэтому так тяжело ходить. С тобой всё в порядке? — видя, как Аккерман подбелен, спросил Фарлан.       — А ты… воспитывался в детском доме? — едва слышно спросил он.       — Нет, у меня есть семья. Точно всё в порядке? Ты очень бледный, — Фарлан поднял руку и хотел коснуться его лица, но Леви отвернул голову и поправил сумку на плече.       — Да, меня уже ждут, — он развернулся к выходу, однако помедлил и подождал, пока его сокурсник тоже дойдёт до двери. И придержал её, чтобы тот мог спокойно выйти.       — На самом деле, мне не тяжело, я уже привык к этому, — когда они оказались на улице, сказал Фарлан. — Может быть… как-нибудь перекусим вместе? — внезапно предложил он.       — Может быть, — бросил Леви и, махнув ему рукой, отправился к знакомой машине.       — До встречи, — сказал вслед Фарлан, провожая его глазами.