И как в детстве я изобретал свои приключения на пиратском корабле, о котором рассказал мне отец, так потом я создавал королей, конквистадоров и красавиц, забывая, что иногда красавицы были кокотками, конквистадоры — убийцами и короли — глупцами.
Гайто Газданов «Вечер у Клэр»
***
Сложно понять, как самыми последними воспоминаниями о семье остались лишь слова, брошенные в гневе. Сейчас ровная гладь воды под чёрным небом так хорошо напоминала о счастливых утерянных мгновениях. Шторм прошёл пару дней назад, большой фрегат был пришвартован в тихой гавани, и матросы отдыхали в трюмах, капитана же нигде не было видно. Коннор до сих пор не мог понять, как он попал на пиратское судно, да и сам день в памяти плохо отпечатался, но сердце все равно упрямо скорбило по родным. Эта ночь была особенно тёмной: тучи, полностью окутавшие небо своей чернотой, и лёгкий ветер с морским запахом. Коннор с самого детства мечтал о море. О путешествиях на больших кораблях, уносящих к горизонту, об окруженных водой островах и сокровищах. Конечно, всё было не так, как он представлял, но радость от того, что детская мечта исполнилась, была все равно сладка. — Матрос, чёрт тебя дери! — Коннор резко развернулся на суровый восклик, встречаясь со злобным взглядом капитана. Его лицо и без того внушало страх для неокрепших глаз новичков: черные брови, съехавшие ближе к переносице, темные круги то ли от недосыпа, то ли от остатков несмытой сажи, что придавали взгляду еще больше угрюмости и усталого напускного недовольства. И шрамы. Они, будучи отдельным достоянием, красовались белесыми полосками где-то в районе щеки, верхней губы, переносицы и даже возле виска. В плохом настроении он был ужасен. — Почистить пушки, проверить порох и мигом спать. — Есть, капитан Рид. Гэвин Рид умел наводить ужас не только на врагов, но и на всю команду, и этим он точно мог похвастаться. Быстро присвоив себе славу доблестного пирата, он уже около трёх лет с гордостью носил звание капитана фрегата «Левиафан». Возможно, если бы госпожа Фортуна не была на его стороне, Рид бы уже давно отправился за сундуком Дэйви Джонса, но, наверное, поэтому команда его и выбрала: храбрости да отваги ему было не занимать, дерзости — уж тем более. Коннор послушно отошел от шлюпочных опор. Воспоминания с каждым разом навеивались всё чаще, и он этому был совершенно не рад. Не хотелось бы ещё раз попасться в таком отрешенном виде капитану и выхватить за это. Сна не было ни в одном глазу, хоть день оказался тяжёлым и весьма продуктивным. После шторма было слишком много работы. В плавание они планировали отправиться через пару дней, но капитан Рид всё время где-то упорно пропадал. Коннор был лишь матросом, но даже это место ему удалось заполучить только после слезных просьб и уговоров, за что он до сих благодарил судьбу и благосклонность капитана. Что Гэвин смог в нём разглядеть, остаётся загадкой не только для юнца, практически попытавшегося пробраться на судно, но и для всех членов команды. Коннор бы соврал, если бы сказал, что не был счастлив в тот момент, и даже приставленное ко лбу дуло весьма увесистого мушкета не могло этого изменить. Всё же лучше, чем дома. Пушки были прочищены, порох сухой. Удивительным было то, что после такого шторма хоть что-то сохранилось. Коннор отряхнул руки, протирая их о свободно висящие на бёдрах портки, удерживаемые только слабыми подтяжками, и спрыгнул с бочки, тихо стуча ботинками о скользкую палубу. Юноша спустился по деревянной скрипящей лестнице и, игнорируя других матросов, играющих в карты, сел на свой гамак, сделанный из какой-то старой ткани, от которой шёл неприятный запах плесени и чего-то ещё. Ткань слегка хрустнула под весом навалившегося тела, и он лёг на такую же подушку. У пиратов были не лучшие условия для жизни, но Коннору здесь нравилось, хотя бы потому что кубрик корабля — это просто не дом с шикарными кроватями. Новоиспеченного матроса редко кто-то тревожил, в основном на него ругался капитан и квартирмейстер за некачественно выполненную работу, и это, на самом деле, было обидно. Коннор никогда не служил на судне, а на пиратском уж тем более и выполнять все приказы было порой слишком тяжело. Он не мог похвастаться своей силой или дерзостью, но зато в сообразительности ему уступали многие. Кроме, пожалуй, капитана. Покачивающийся гамак и тихий смех на фоне делали свою работу — Коннор засыпал. Он знал, что в очередной раз увидит семью во сне, улыбку матери, добрые глаза отца и злого брата-близнеца, который, кажется, всем сердцем его ненавидел… или только его мечту. Ричард никогда не отличался добротой или дружелюбием. Он был жесток, и никогда не общался со старшим братом, наглядно демонстрируя свою недоброжелательность. С одной стороны, это выглядело даже забавно. Пока за одну минуту он уничтожил все мечты и желания.***
Коннор сжимал в руке потрёпанную книгу в старом переплёте. Он стоял возле большой лестницы, ведущей наверх, но вовремя заметил сидящего на кресле Ричарда, смотрящего своими холодными глазами. — А где отец? — Осторожно спросил юноша, не решаясь посмотреть брату в глаза. — Они ушли на фестиваль. Где был ты? — Его голос был почти стальным и от этого по спине проходили мурашки. Коннор отступил назад на пару шагов, откладывая книгу на тумбу. Канделябр чуть зазвенел от неосторожного прикосновения, но юноша не обратил на это внимания, с осторожностью глядя на брата-близнеца, который поднялся с кресла. Ричард приближался грозовым облаком, почти наводил страх. Коннор был уверен, что стань он пиратом, встречи с ним боялся бы даже Эдвард Тич. — Я… просто гулял. — Ричард не верил. Он знал, что в недавно открывшейся новой библиотеке Коннор буквально за два дня прочитал все книги о пиратах и их морских сражениях, и это вызвало некую злобу, раздражение. Взрослый мальчик живёт детскими мечтами. Глупость какая. — Не ври мне, Коннор. — Ричард подошёл вплотную, поднимая с тумбы толстую книгу на которой был изображён весёлый мужчина с саблей и сундуком сокровищ. Он давно не верил в мечты брата, ненавидел их, поэтому всегда так злобно на них и реагировал. — Как ты не можешь понять, что все эти детские сказки не сравнятся с настоящим пиратством. Это карается по закону! Ричард повысил тон, значит, он не просто злился. Он был разгневан. И всё из-за детских фантазий? — Это моя жизнь. Ты не имеешь права мне приказывать о чём мечтать, а о чём нет. — Все твои мечты будут уничтожены. Как ты не поймёшь, придурок. Они убийцы и воры, а ты не вписываешься в коллектив этих разбойников. Всё закончится тем, что твоё тело будет на дне морском, если, конечно целое. Коннор сам начинал злиться, брат никогда так не говорил, тем более не обзывал его. Спорить, конечно было бесполезно, но терпеть такое обращение к себе было невыносимым. Каждая фраза, каждое слово, брошенное в сердцах, больно резало по живому. И в какой-то момент это должно было закончиться. — Вот что будет с твоими фантазиями, — Ричард выхватил из дрожащих рук толстую книгу, открывая её посередине и один за одним вырывая листы, исписанные чёрной пастой. Глаза заблестели от влаги, но Коннор не решался моргнуть, боясь предательских слёз. Он лишь с надрывом смотрел как-то, что вызывало у него истинное восхищение превращалось в кривые ошметки бумаги. Реагировать на такое было очень больно, но ещё больнее было смотреть в глаза брата, который, кажется, получал немыслимое удовольствие от обиды наивного парня. — Я ненавижу тебя, Ричард! Ненавижу! — Последнее, что бросил он, прежде чем сбежать, громко хлопнув дверью. Он не услышал обеспокоенное «Коннор!» за своей спиной, целью было только одно — сбежать от него и забыть навсегда всё произошедшее.***
Но, к сожалению, мозг беспощадно вновь и вновь напоминал о случившемся и, то ли от непроизнесённых слов извинения, то ли от стыдливого побега, в памяти часто прокручивались эти моменты. В кубрике резко стало жарко. Коннор медленно открыл глаза, прикладывая руку к мокрому лбу. Матросы спали, храп разносился по всему помещению и Коннор поднялся с шатко привязанного гамака. Ткань опять хрустнула и появились серьёзные опасения, что однажды во сне он просто оборвётся. Поднявшись по скрипучей лестнице, юноша вдохнул чистый морской воздух. Сознание тут же будто бы очистилось от всех надоедливых мыслей. Облизнув соленые от пота губы, Коннор медленно подошел к кормовому фонарю. Яркий свет тут же начал слепить глаза, и матрос медленно опустился на деревянный сундук, в котором обычно хранились флаги. Так часто в голове мешались мысли, так часто морской воздух помогал о них забыть. Тихие шаги раздались по лестнице, ведущей на капитанский мостик, но Коннор слишком глубоко увяз в размышлениях, да и устал, чтобы обратить внимание на подобные тихие звуки. Ричард. Это имя одновременно было и родным, и таким далёким, будто что-то такое неизвестное. Он любил своего брата, любил его редкие улыбки, такие тёплые и нежные. Любил крепкие объятия, советы, общение. Но он не знал за что его так ненавидел сам Ричард. — Не спится, матрос? — Коннор поднял голову и резко поднялся с крепкого деревянного сундука. Снова капитан застал его в таком размякшем положении. Обидно. — Я задал вопрос. — Чуть громче повторил он, вгоняя юношу в ещё больший румянец. Они плавали уже несколько месяцев, но навязчивые воспоминания лезли в голову именно сейчас. — Простите, капитан, я… — Слова застряли в горле. Коннор очень боялся Рида, и когда тот так неожиданно задавал вопросы или просто появлялся, становилось не по себе. — Я просто не хочу. Пожалуй, самым глупым, что он мог сказать, были эти слова. Рид приподнял бровь, недоверчиво сощурив глаза. Выглядел он, конечно, страшно, но, кажется, ругать мальца или что-то в подобном духе он не собирался. — Как юнга в первом плаванье, чёрт тебя дери, — усмехнулся Рид, отходя от штурвала. Он не выглядел злым, даже наоборот — весёлым. Значит выпил. Много выпил. Обычно, если капитан шутил или пытался подбодрить — был в стельку пьян, но привычного запаха перегара Коннор не почувствовал, что удивляло ещё сильнее. — Научись ценить сон, матрос. Так и не далёк час кормить рыб отправиться. Чтоб не видел тебя завтра дрыхнущем в трюме на бочке с ромом. — Есть, капитан. Заботой это точно не назовёшь, к тому же новичку пришлось уже привыкнуть к подобному отношению. Завтра предстоял такой же тяжёлый день, как и сегодня. Капитан не дал чёткого ответа, когда они отправляются, поэтому большинство матросов вместе с лицами постарше бороздили просторы тихой гавани, притаскивая то новые сабли, то хвастаясь купленными по дешёвке девками. Капитан же был не таким. Большую часть времени он проводил в своей каюте, но что он там делал точного ответа так и не было дано, однако, поговаривали, что почти каждый вечер Рид проводил за изучением старых карт в поисках новых мест и знаменитого залива мёртвых кораблей. Тем временем, из-за горизонта появились первые лучи солнца, оповещающие о начале нового дня. Коннор поспал всего пару часов за ночь, но усталости не чувствовал. Капитан давно ушёл в свою каюту, но спускаться в кубрик, пропитанный запахом плесени и пота не хотелось, уж точно не было желания слушать громкий храп плотника, лежащего совсем рядом. Однако, выбора не оставалось, Гэвин уж точно нагрузит работой с самого утра. Хорошо хоть драить палубу больше не заставлял, а то в первый день его пребывания на корабле, он слышал только громкий смех людей постарше и противное бульканье воды в ведре, покрытом непонятными наростами от постоянной сырости. Руки он стирал почти до мозолей, а некоторые члены команды, не совсем обрадованные появлением нового матроса, только добавляли ему работы постоянно что-то разбивая или нарочно пачкая только отмытую чистую палубу. Заметив это, капитан Рид, на удивление, встал на защиту Коннора, что-то ему приглянулось в этом неопытном юнге. После того огромного количества угроз и измывательств в свой адрес, ни один член команды больше не лез к юнцу с оскорблениями. Это внимание со стороны капитана одновременно и радовало, и напрягало. Хотя, о чём это он, гордость за такое отношение к себе грело душу. Всё же деваться было некуда, Коннор опустился на свой гамак, наблюдая за спящими матросами и сам прикрыл глаза. Он не хотел вспоминать свое прошлое, не хотел его вообще запоминать и, если бы можно было стереть себе память до момента его попадания на пиратское судно, он бы это сделал, не тратя ни малейшей доли секунды на размышления.***
Ноги были сбиты почти в кровь, новые ботинки порвались, а глаза болели от слёз. Как он мог? Как Ричард мог так поступить, прекрасно зная, что уничтожает мечты своего брата. Вся детская наивность, вся его вера в добро практически растворилась где-то глубоко в сердце, но за быстрым бегом он не заметил невысокого человека, стоящего среди дороги и рассматривающего только купленную саблю. Удар был болезненным, а падение на землю и того хуже. Человек развернулся, показывая большой шрам на переносице и посмотрел с, кажется, ещё не виданной Коннору злобой. Выглядел он недовольно. Мало того, что какой-то юнец на него налетел, да ещё и ладонь о острие сабли порезал. Хотя, этот мальчишка выглядел и не так плохо… даже совсем неплохо. Красные от слёз глаза, шея, усыпанная маленькими родинками и молочная нежная кожа. Точно не уличное отребье, значит, выкуп за него большой дадут. — Ты что, щенок, берега попутал? — Недовольно сказал Рид, убирая оружие в ножны и отдавая за товар мешочек с золотом. Продавец низко покланялся и удалился, закрывая ставни лавки. Видимо, он почувствовал нарастающий конфликт и быть в нём замешанным хотел меньше всего. Гэвин достал из кобуры пистолет, направляя на мальчишку и тот только сейчас заметил огромный фрегат, пришвартованный к порту. — Прошу вас, возьмите меня на свой корабль! — Коннор готов был встать на колени и просить со слезами на глазах, но капитан одарил его скептическим взглядом и приподнял одну бровь. Этот жест юноша сразу уловил и почему-то запомнил. — Ты ж как Летучий Голландец. Что мне с тобой делать? Да и вход на корабль, для таких неженок, как ты, платный. — Рид усмехнулся, смотря в карие глаза Коннора. — Я не из бедной семьи… я смогу оплатить вход. Пожалуйста, я готов выполнять любую чёрную работу, только скажите. Рида заинтересовала эта прыткость юнца, поэтому он поднял его за локоть на ноги и всё также недоверчиво посмотрел. — Чем ты сможешь оплатить свой вход? Коннор не жалел, что сказал это, поэтому аккуратно приподнял руку вверх, демонстрируя дорогое подаренное родителями кольцо. Оно было усыпано драгоценными камушками, а сверху величаво сиял большой рубин. Окинув украшение задумчивым взглядом, он вдруг вспомнил, как еще несколько месяцев назад мать с самой теплой из улыбкой надевала его ему на палец и что-то воодушевлённо щебетала о памяти и семье. Мальчишка с пренебрежением стянул с ладони подарок и протянул капитану Риду, всё также недоверчиво глядящего на протянутое кольцо. При виде блеска камней его взгляд изменился, заиграл жадным весельем, а губы скривились в довольной усмешке. — Хорошо, пойдёшь матросом на пиратское судно. Вход оплачен, «Левиафан» ждёт тебя, не окажись в пасти Кракена быстрее, чем мы добудем сундук с сокровищами. — Спасибо, я… я вам очень благодарен. Коннор почувствовал, как громко забилось его сердце в груди, как на глазах навернулись уже слёзы радости и как задрожали руки, когда он впервые поднялся на палубу пиратского судна.