Услышь меня

Торин едва сдерживает смех, глядя на хоббита. Я замечаю, как чуть презрительно прищуриваются его глаза, как едва заметно кривится рот. – Он больше похож на торгаша, чем на вора, – ухмыляется гном, оборачиваясь к товарищам. Голова болит все сильнее, и я снова прячусь в свой темный угол, пытаюсь вжаться в стену, чтобы провалиться в нее. Какой-то бред. Гномы, волшебник, хоббиты, они же только в книжках, что я тут делаю? Я взрослый и вроде бы адекватный человек, во всяком случае, имею право считать себя такой. Оставляю себе призрачную надежду на то, что это все-таки галлюцинация, и поднимаюсь с корточек. Выворачиваю из-за деревянной колонны, стараясь не думать о количестве народа в небольшой прихожей, вдруг меня не заметят. Ну конечно, не заметят – я налетела прямо на этого темноволосого Торина. Большая мозолистая ладонь схватила меня за руку, не давая завалиться назад, я восстановила равновесие и отдернула её. Что за манеры тут у вас всех! Я упаду и поднимусь, ничего со мной не случится. Синие глаза с недоверием изучают меня, постепенно округляясь. Я слышу, как громко он дышит, поворачиваясь к Гэндальфу: – Что здесь делает эльф? – шипит сквозь зубы. Это про меня? Чем я успела не угодить? Старик примиряюще машет рукой и улыбается: – Торин, она не эльф, присмотрись повнимательнее, будь добр, – гном исполняет просьбу, и я снова чувствую на себе изучающий взгляд. Не только его, теперь уже всех. Терпеть этого не могу. Я опускаю глаза и внимательно рассматриваю дощечки, которыми устлан пол. – Кто ты? – вспоминаю младшую школу, урок французского. Меня зовут Альба, я живу в Америке, мне десять лет. И перевод. Но ответить я не могу, как бы им это объяснить? Вспоминается доктор Ричардсон с его курсами для глухонемых. Высасывание денег, вот что тогда сказал отец, а я кивнула так, что рассыпался пучок из волос на затылке. Меня спасает Гэндальф: – Она тебе не ответит. – Почему, у нее что, языка нет? – молодец, садись, пять за сарказм. Чувствую себя ребенком от того, как сильно хочется показать язык. И в виде ответа на его вопрос, и в виде грубости. Старик разъясняет ему, что я человек, говорит что-то еще, я кидаю на него благодарный взгляд и возвращаюсь глазами к гному. Что же это за холод от него исходит? Не пойму. *** Теперь они все чинно сидят за столом. И внимательно слушают волшебника. Я легко отделалась – старик заявил, что я с ним, и меня оставили в покое. К сожалению, я не смею надеяться, что это надолго. Но сейчас я могу шмыгнуть к подоконнику и расположиться на нем, беззастенчиво разглядывая этих... гномов. В голове не укладывается, ей-богу, ну что за бред? По правую руку от Торина сидит, видимо, самый пожилой из них, я делаю такой вывод из-за его полностью седых, почти белых волос и длинной бороды. Я цепляюсь взглядом за морщинки на лице, за слишком большой нос, за добродушные глаза. В другом конце стола с грохотом вскакивает на ноги молоденький по сравнению с предыдущим гном. Он единственный одет в вязаный свитер, остальные в коже и мехах. Да и сам он как будто бабушкой связанный, хоть и пыжится, показывая воинственными криками, какой он устрашающий. Напротив него, поддакивая, сидят двое, они похожи, но это едва заметно. Лишь пара черточек в лице, все остальное совершенно разное. Темноволосый почти безбородый, и глаза у него темные, озорные, а улыбка хитрая. Второй светлый, чуть рыжеватый, с теплым взглядом, а улыбка прячется под пшеничными усами, кончики которых свисают забавными косичками. Гэндальф просит хоббита добавить света, одновременно доставая из-под своего замызганного халата свернутую в трубку бумагу. Старую, пожелтевшую, я всегда любила книги, напечатанные на такой бумаге. Разворачивает и кладет перед Торином, сидящим во главе стола. Синие глаза широко распахиваются, но лишь на долю секунды, он не позволяет себе показать удивление. Бильбо с любопытством заглядывает через плечо гнома, осторожно поддерживая свечу в причудливом стаканчике. Я тоже тянусь к столу, успеваю заметить, что бумага похожа на карту, и чуть не падаю. Что ж такое! Хорошо хоть, внимания никто не обратил. Торин держит перед глазами огромный ключ, не скрывая больше удивления, смешанного с подозрением. Меня отвлекает вскрик рыжеватого гнома: – Если есть ключ, должна быть и дверь! – ох, сколько логики в твоем заявлении, дружище! После гениального высказывания столовая наполняется грохотом отодвигаемых стульев и голосами перекрикивающих друг друга мужчин. Голова готова взорваться. Пытаюсь отвлечься, разглядывая гнома в шапке-ушанке. Он похож на моего прадеда, который родом с Украины. Перевожу взгляд на другого и опять радуюсь своему безголосью – в голове у него торчит небольшой топорик. Торин медленно поднялся со своего места, в тусклом свете свечи блеснули его глаза – уставшие. Над нестройным хором гномьих воплей разносится его голос, перекрывая шум, заставляя всех замереть, как были – с раскрытыми ртами и поднятыми в пылу спора руками. До меня слишком медленно доходит, это всегда было проблемой. Вот что это за холод – он их предводитель. Гэндальф выжидающе обводит взглядом всех присутствующих и начинает водить длинным тонким пальцем по карте, показывая дверь, объясняя попутно что-то о рунах. Я не особо понимаю и стараюсь не вникать, разглядывая самого полного гнома. Да что там полного, он откровенно толстый. И подбородок у него гладкий, но отсутствие бороды окупается потрясающими бакенбардами, ниспадающими на огромный живот толстой косой, как цветочные гирлянды, которые вешают на туристов на Гавайях. – Я – мастер?.. – в голосе хоббита подрагивающие нотки, кажется, он так же, как и я близок к истерике. – Вы слышали? Он сказал, что он мастер! – закричал мужчина, держащий у лица огромную слуховую трубку. Седовласый гном по правую руку от Торина достает бумагу и тянет ее перепуганному хоббиту. Тот неуверенно берет ее и выходит в прихожую, где больше света, читая вслух условия договора. – Испепеление? – переводит он невозможно круглые глазки на гномов. Вид у него крайне несчастный, и отчего-то мне становится его немного жаль. Похожий на украинца гном подбирается поближе и начинает объяснять бедному, трясущемуся уже Бильбо значение слова испепеление. Глаза хоббита распахиваются еще шире. – Нет, – выдавливает он и падает без сознания. Несколько гномов тут же подрываются и тащат его в соседнюю комнату, кто-то хватает стакан и бежит за водой. Я тихонько соскальзываю с подоконника, я знаю, как привести человека в чувство, но, во-первых, он вроде как не человек, а во вторых, я не хочу вмешиваться. Они наверняка справятся не хуже меня. Встаю возле косяка, наблюдая за их действиями, и слышу тихий, почти шепчущий голос из столовой: – Я не смогу гарантировать его безопасность. – Я знаю, – второй отвечает чуть громче. – И что с девчонкой? Кто она? – отворачиваюсь от комнаты и прислушиваюсь. Меня съедят? – Я не уверен. Мне нужно посоветоваться, поэтому я сверну по пути в Ривенделл, оставлю вас ненадолго, девочку возьму с собой, – непонятно объясняет. И тут же торопливо: – Под мою ответственность, разумеется. Ее присутствие не отяготит тебя, Торин. Слышу неопределенное хмыканье и снова поворачиваюсь лицом в комнату – из столовой вышел волшебник. Он проходит мимо меня, разгоняет суетящихся вокруг открывшего уже глаза хоббита гномов и присаживается рядом с Бильбо. Я стою в дверях и наблюдаю, как гномы располагаются в креслах, на табуретах и прямо на полу, вынимая из карманов трубки. Они неторопливо набивают их и раскуривают, молча наслаждаясь отдыхом. Мимо меня снова проходят, на этот раз Торин. Он медленно подходит к камину, облокачиваясь на его полку. Тоже достает свою трубку и кисет, и комната медленно наполняется туманом. Я терпеть не могу запах табака, но сейчас он почему-то не раздражает. Гномы затягивают песню, не веселую мелодию насытившихся пьянчуг, а серьезную, грустную. Я чувствую, как кожа покрывается мурашками от низких бархатистых голосов, и рассматриваю их лица из своего укрытия. Они совсем другие теперь, в отличие от того, что я видела в столовой. В них усталость, серьезность, печаль, у каждого из мужчин. Они как будто потеряли что-то очень дорогое, и я понимаю их. Перевожу взгляд с одного на другого, заглядывая в глаза, и вижу тоску. *** Хоббит отвел мне небольшую комнату без окон. Я не размышляю больше, что здесь происходит, усталость валит с ног, а голова, кажется, уже лопается. Падаю на кровать, даже не разуваясь, и проваливаюсь в темноту. И снова вижу свой кошмар, но почему-то не так, как всегда. Я не там, где должна быть, я будто смотрю со стороны, издалека, как едет моя машина, как сталкивается с фурой. И не слышу больше ни смеха, ни своего крика.