Лекарства

==> Чума: Вновь измени вектор мыслей. Только ты думал что у тебя есть шанс, ты опять убиваешь сам себя обратной мыслью. Ты снимаешь капюшон, расправив волосы. Ты закрываешь глаза и это вообще плохая идея, но ты психованная плаксивая девочка, так что тебе все равно. И благо ты не молился, но с тобой ничего не случилось. Мона зашла в помещение, встав рядом с тобой. Иногда тебе просто хочется вытащить свой чертов мозг и выбросить его и зашить себе рот. Первое чтобы избавиться от самоненависти, а второе чтобы не нести херни. Так ты ежедневно и заставляешь стреляться двух бессмертных ковбоев. Да уж, твои мысли жутко непредсказуемы, это мы уже доказали ранее. Мона молчит, словно чувствует что ты не хочешь ничего говорить и просто расплачешься, если она посмотрит на тебя. Однако такое ощущение длилось недолго, как и эффект от некачественных лекарств, которые ты делал в домашней лаборатории ещё давно. Это чертовски опасно, но к этому горела твоя душа и горит до сих пор. Представьте зажигалку. Так вот твое отношение к твоей работе и ко всему что тебя окружает это БЕНЗИНОВАЯ зажигалка — твои детские мечты бензин. Выгорает не фитиль, выгорает топливо. А вот твое отношение к самому себе это ГАЗОВАЯ зажигалка. Вы хоть где-то видели баллоны для заправки таких зажигалок? Нет? Вот и я нет. Это дерьмо быстро выгорело и ты откровенно ненавидишь себя. И это не розовые сопли, ты не режешься. Ты просто живешь с болью и ненавистью, а почему даже Богу неизвестно. Наверное из-за твоей неуклюжести, общей несуразности. Ты представляешь этот ебучий капюшон, а потом срываешься, уводишь руку за спину, срывая его одним движением. Ты отбрасываешь этот мусор в угол комнаты, с злостью дыша через зубы. Ты хочешь выглядеть как простой человек. Не как первоклассник. Тебя никогда не полюбят таким, каким ты являешься. Это сраные сказки. Ты просто смотришь на этот отстойный кусок тряпки, прислонив руки к лицу, начав плакать. Тебе не жалко лохматьё, нет. Ты опять откровенный долбоеб. Сзади тебя идет тихий вздох и слова по типу: «Все в порядке?» Но сейчас ты в очень эмоционально-нестабильном состоянии, слышишь смех, от чего слезы становятся еще более горькими. Однако, твоего плеча касается мягкая, но уверенная рука. Она не делала маникюр, или как оно называется. Эта человеческая простота и в тоже время необыкновенность характера тебя завораживали. Она поворачивает тебя к себе и чтобы хоть как-то пытаясь привести тебя в чувства, она тебя трясет. Ты отвлекаешься, убрав уже мокрые руки, от уже мокрых глаз. И она вновь тебя спрашивает, в порядке-ли все. И ты слышишь именно эти слова. Да. Зачем ты это сказал? И любому идиоту ясно что у тебя все не в порядке с головой и тебе явно надо к психиатру, обычное общение не поможет. А может и поможет, ты волнуешься только из-за себя, тебе осталось найти кого-то, кто будет утверждать тебя в том, что это не так. Что ты не плохой, что ты не гадкий утёнок. И естественно она тебя не отпускает. Она рассматривает тебя. Почему ты плачешь? Почему ты оторвал капюшон? Почему ты ненавидишь себя? Шквал вопросов и на все ты отвечаешь просто — да. Тебе не важно, у тебя выдался шанс разглядеть ее еще ближе. А потом ты приходишь в себя, отвечая по существу. Я плачу из-за себя. Я ненавижу этот чертов капюшон. Я не ненавижу себя, с чего ты взяла? Правда, правда, ложь. Когда ты жизнерадостен, или по крайней мере вышел на улицу, тебе либо на работу, либо ты просто отвлечен. И какая же это блядская боль слышать наставление от начальника. Он ничего не видит, только слышит. Работайте, хватит сплетничать. Работа вам обоим дорога, так что ты протягиваешь руки и аккуратно прикрываешь ей рот, скользнув вниз, встав обратно за экстрактор. А пока ты отвлекался, весь процесс уже был готов. Ты просто заливаешь готовый сироп, или что это вообще в капсулы, а потом и кладешь в блистер, отправив на упаковку. Ты повторяешь рутину. Но с другим цветом. Жаль, что это не осталось рутиной. Как много всего в один день, да? Так вот: Ты сейчас в больнице, просто вспоминая все дерьмо. А в больнице ты не от инсульта, забыв обслужить экстрактор, оно все забилось и экстрактор просто взорвался, пустив горящее лекарство тебе в лицо. Сначала ты покричал и покорежился, а потом упал и отключился от болевого шока. Благо ты ещё не умер. Мона подняла тебя, благо ты весишь мало. Но не подняла-же она тебя с горящим лицом? Она закрыла твою мордашку этим чертовым, ненавистным капюшоном и побежала с тобой в больницу. Вызывать ее? Шок, долго. Так еще можно успеть. Тебя уложили, вытащили осколки стекла и пластика из твоей обгоревшей морды, зато нос не оторвало, но дышать будет сложнее первое время. И сейчас ты апатично лежишь в кровати, даже не имея возможности открыть глаза, ибо ты все еще в отключке. И даже ты слышишь голоса, ты знаешь, или думаешь что они не настоящие. Предсмертные фантазии. Ее голос. Только ее. И даже сейчас ты думаешь, что ее нет рядом. Она веселится, наконец дождавшись и надеясь что ты сдох. Хотя все не может быть плохо настолько, да? Да. Ковбои в твоей голове бессмертны, и надежда на то что тебя любят, или просто дорожат тобой все еще есть. Но вот надежды что ты поднимешься в бл… А нет, ты проснулся. Это была не кома, просто сон. Глубокий сон. Рядом никого нет. Очень темно, как и за окном. Но твои вещи положили рядом, двинув рукой ты достаешь телефон, набрав Ее номер. Гудок, гудок, гудок. Гудок, гудок, гудок. Алло? Кто это? У тебя был только ее домашний номер. Чума. Я остался жив. Твой голос не пропал, удивительно. И в трубке только всхлипы, она сразу сбрасывает вызов. Наверное порадуется и ляжет спать. Как и ты. Отложив телефон, ты складываешь руки, словно ты труп. А имени твоего она не знает. Так что она точно не идет тебя проведать, как-бы тебе не хотелось. Ты берешь кошелек, точнее его подобие, это просто отдельно сшитый кармашек. Ты оттуда достаешь фотографию, твою совместную, всего коллектива. Только она сложена так, что на ней только ты и Мона. Ты освещаешь фото телефоном, а в палате есть зеркало. Ты это замечаешь от отраженного света и бликов. Ты поднимаешься, пошатнувшись. Лицо очень болит, а моргнуть почти невозможно. Ты подходишь медленными шагами, осветив зеркало телефоном, взглянув в него. И ты еще ужаснее, еще больше отличаешься. Твое лицо в увечьях, засохшей крови, оно все красное, а его черты сгладились, став еще более видными. И это чудо, что волосы и глаза не зацепило. Только лицо. Ты хочешь уйти отсюда, тебя тошнит от больниц. Ты садишься на кровать, начиная медленно одеваться. Ты понимаешь, что это не лучшая идея, но куда лучше чем оставаться тут. Рядом были бинты. Ты берешь из заматывая лицо ими, а потом выправив волосы. Ты выбредаешь из палаты качающейся походкой, блуждая по коридорам, время от времени, аккуратно хватаясь за лицо. Ты находишь лестницу, по ней кто-то несется. Ты встаешь на ступеньки, взявшись за перила. Но этот кто-то тебя хватает, упав на колени, начав громко плакать. Кто это? Санитар? Доктор? Это Она. Она трясется, просто не держась на ногах. Ты смотришь на нее, приобняв ее за голову, погладив волосы. А что такого случилось? Ты недолго лежал в коме, вроде как. Сколько я спал? Хрипотца. Мерзкий голос. И заплетающийся голос Моны, она не может что-либо выговорить. Но это одно чертово слово. Месяц. И похоже, что у тебя и отказывало сердце, что странно, так как тебе только обожгло лицо. Она приподнимает лицо, недоумевая от бинтов, что странно. Опять. Тебе лицо обожгло, удивительно почему оно в бинтах. Но ты их снимаешь, хотя вроде как только их одел. Она еще сильнее трясется, глядя на твое безэмоциональное лицо искореженного подобия человека. Он смотрит на тебя в безмолвном крике Он смотрит на тебя в безмолвном уродстве Глазницы зелены, Ужасно лицо Из глаз текут слезы, падая на прямые губы Неуверенный шаг, Громкий крик Судьба этого нам неизвестна Неизвестен мотив неизвестно за что известно лишь, не любит его никто