***
Она сидела в допросной, гордо скрестив руки на груди, и сверлила взглядом Данилова, который отвечал ей своим, пристальным, пытающимся заглянуть в самые потаённые уголки души. По ту сторону стекла Майский нетерпеливо ждал, когда его напарник наиграется в гляделки и расколет эту девицу. Как он рвался самостоятельно допросить её в этот раз, оперируя тем, что Данилов слишком мягок и деликатен! С этой красоткой ведь, уверял Сергей, такое не работает, она всё расскажет только тогда, когда увидит напротив мужчину, жёсткого и настойчивого, готового клещами вытягивать правду и не гнушающегося рявкнуть, если потребуется. Коллеги чуть не подрались прямо у двери, решая, кто из них войдёт внутрь, а кто — останется сторонним наблюдателем. Майского развели, как школьницу. Данилов громко крикнул: «О, Галина Николаевна!», а пока до вытянувшегося по струнке майора дошло, что Рогозиной здесь нет, Степан уже исчез в допросной, а на Майского, едва сдерживая смех, глядел лейтенант, дежурящий у помещения. Сергею пришлось смириться и с кислой миной сидеть на стуле снаружи, каждую минуту порываясь ворваться и встряхнуть за шкирку девчонку, которая уводила их всё дальше и дальше от убийцы. — Да что же он с ней цацкается! — цокнул языком Сергей и откинулся на спинку стула, ожидая, когда уже в Данилове проснётся следователь, а не джентльмен. Степан же упорно придерживался иной тактики: он всё ещё твёрдо, даже упрямо, был уверен в том, что Полина невиновна в убийстве, а попытки силой выбить у неё признание вызовут лишь полный отказ вступать хоть в какой-то диалог с ФЭС. — Полина, — глубоко вздохнул Данилов, который на подсознательном уровне ощущал пилящий взгляд Майского, пусть и не мог видеть его за стеклом. — Викторовна, — резко отозвалась она, прищурившись. — Мой брат здесь совершенно не при чём, я не позволю Вам вмешивать его. — Я могу выписать ордер, и тогда Ваше разрешение мне не потребуется, — спокойно заметил Степан и с каким-то необъяснимым удовольствием наблюдал за тем, как Просвирина обнимает руками свои плечи, напряжённо думает и напоминает золотую рыбку, вытащенную из привычной среды обитания. Майский на его месте, пойдя на таран, встретил бы лишь ледяной смешок со словами о том, что следствие пытается надавить на свидетеля, и её адвокату это не понравится. — Да с чего Вы вообще прицепились к Денису? — спросила, наконец, она, рассудив, что её категоричное упрямство может только навредить брату. — Откуда Вам стало известно о нашем родстве? Я ведь Просвирина, а он — Шумский. Данилов кожей ощущал, что ходит по тонкому льду. От того, соврёт он ей или скажет правду, может зависеть весь дальнейший ход следствия, вот только нужно было сначала понять, что хочет услышать Полина. Степан выдержал небольшую паузу, а Просвирина смотрела на него, ни разу не моргнув и даже, наверное, перестав дышать. — Об этом нам сообщил товарищ Козлов. — Ну конечно! — Полина даже подпрыгнула на месте. — Как я сразу не догадалась, он упрямо хочет выставить меня преступницей! — И надо признать, получается это у него неплохо, учитывая то, что в его рассказе всё звучит складно и правдоподобно, а с Вами, Полина Викторовна, диалог никак не клеится, — сказал Данилов, с облегчением подумав, что сделал правильный выбор в пользу правды. Та крепко задумалась, закусив бледную губу, и прикрыла глаза. Ей вдруг стало очень жарко, душно в этой допросной, несмотря на то, что по сентябрьским меркам одета она была даже слишком легко: тонкая плиссированная юбка чуть выше колен да белоснежное поло. Пиджак она повесила на спинку стула, едва вошла, а сейчас страшно хотела избавиться от остальной одежды, сбежать от этих белых стен,стекла, за которым наверняка кто-то на них таращится, и изучающего взгляда капитана полиции. Полина практически загнала себя в угол и должна была сбросить пару карт, чтобы не остаться в дураках с козырным тузом. — Я… не буду ничего Вам рассказывать, — начала она, но тут же вскинула руку в предупредительном жесте, чтобы Данилов не успел возразить. — Вы увидите всё сами, если согласитесь на мои условия. Степан нахмурился и заинтересованно склонил голову. Безусловно, он был крайне заинтригован возможностью увидеть нечто стоящее из относящихся к делу материалов, но слова "согласитесь на мои условия" заметно смутили. — Козлов пытается меня подставить, но я докажу, что подставить он может только самого себя, — понизила голос она, и Майскому по ту сторону стекла пришлось напрячься, чтобы продолжить слышать её слова. — Не такой он милый и безобидный дедуля, каким, может, показался вам. — Вы считаете, что это он убил Морозова? — Понятия не имею, — призналась Полина. — Но знаю один очень неприятный секрет, который связывает этих двоих. На её губах заиграла лёгкая, почти кокетливая улыбка с привкусом наслаждения от того, что вот-вот она избавится от докучливого деда, внушающего следствию лишние подозрения,и вновь окажется на передовой. Полина, сама того не замечая, по-настоящему втянулась в игру, которой до этого лишь пыталась управлять. Ей чертовски нравилось то, что на любого нормального человека должно было как минимум наводить страх. Многие хоть раз представляли себя на месте гениального детектива Шерлока Холмса или не менее гениального преступника Джеймса Мориарти, проворной мисс Марпл или одного из участников убийства в Восточном Экспрессе, однако, когда дело доходило до чего-нибудь мало-мальски опасного и незаконного в реальной жизни, мечтали обойти его стороной. Просвирина же никогда не любила читать детективные истории, но сейчас ощущала вкус нахождения в самом эпицентре событий, и он ей нравился, а глаза возбуждённо блестели. — И что Вы предлагаете? — Данилов не заметил, как и сам перешёл почти на шёпот, наклоняясь через стол, чтобы он и Просвирина могли друг друга лучше слышать. Майский вдруг почувствовал, что наблюдает не за процедурой допроса, а за чем-то слишком личным, чтобы продолжать подглядывать. Он деликатно откашлялся и уселся поудобнее, ощущая стойкое желание рассадить Степана с Полиной по разным углам допросной. — Я позвоню ему и назначу встречу у себя дома, скомпрометирую и запишу на видео одно очень сенсационное признание, — ответила она, пока в глазах бесстыдно плясали огоньки ликования. Данилов не отвечал, и Просвирина немного стушевалась, не понимая, в чём причина его молчания. — За информацию, которую скрывает Козлов, журналисты глотки друг другу бы перегрызли, — добавила она, решив, что Данилов оценивает в голове значимость сенсации, которую Полина может ему предоставить. Но истинная причина крылась в другом: если Просвирина и впрямь обладала какой-то важной информацией, способной бросить тень на Козлова, то оставлять их наедине становилось опасно для жизни девушки. Риск — оно, разумеется, дело благородное, но хрупкая Полина, какой бы сильной она ни хотела казаться, вполне может не справиться с борющимся за свою свободу Виктором. Допустить этого Данилов не мог. — Если за эту информацию журналисты перегрызут друг другу глотки, где гарантия, что Козлов не перегрызёт её Вам? — высказал-таки свои опасения Степан и встал из-за стола. — Ждите здесь. Оставив недоумевающую Просвирину в такой неуютной и душной для неё допросной, Данилов решил всё же посоветоваться с Майским относительно того, как им будет лучше поступить. Он понадеялся, что за эти несколько минут его напарник остыл и подготовился к конструктивному диалогу. — Что думаешь? — спросил Степан, кивая в сторону девушки за стеклом; она даже позы не изменила, терпеливо дожидаясь возвращения капитана. — Думаю, камерой ей надо пригрозить, чтобы рассказала всё и сразу, а не за показательными выступлениями наблюдать, — хмыкнул Майский, качая головой. — К тому же, этот Козлов, если угрозу почувствует, её пришьёт раньше, чем она запись на телефоне включит. Конечно, девчонка не подарок, но живая всё же лучше, чем мёртвая. А может, они с дедом вообще в сговоре, м? Этот вариант Данилов даже не рассматривал: что может связывать молодую, привлекательную и весьма неглупую девушку с таким скользким типом, алкоголиком в завязке? Да и слишком правдоподобно она негодовала, узнав о том, что коллега по работе пытается уверить ФЭС в её виновности. — Я уверен: то, что мы можем нарыть на Козлова, того стоит. И видео лишним не будет: если из доказательств будут только слова Полины, это даже не серьёзно. Но позволить ей остаться в квартире один на один с возможным преступником — безумие, — задумчиво протянул Степан и снова машинально бросил взгляд в сторону Просвириной. Майский закатил глаза, но решил смириться с тем, что права голоса его лишили. В конце концов, капитан полиции — не мальчик-первокурсник; должен отдавать себе отчёт в том, что делает, и принимать возможные последствия. Несмотря на то, что Сергей всё ещё верил в чудодейственную силу «плохого копа», он предпочёл уступить и хотя бы попытаться думать так, как Данилов. Но если что-то пойдёт не так — Майский до конца жизни будет припоминать это товарищу. — Так отправь с ней кого-нибудь; вон, лейтенантик стоит, скучает, — пожал плечами Сергей. Лицо капитана просветлело: почему ему не хватило ума додуматься до этого самостоятельно? Он уже почти наверняка знал, что Полина взбрыкнётся, но в итоге ей ничего не останется, кроме как согласиться. Не она одна может выставлять условия. — Точно! — щёлкнул пальцами Данилов. — Я сам с ней поеду для надёжности. А ты оставайся тут, на подхвате. — Ну конечно! — фыркнул Сергей в ответ. — Ты по девочкам разъезжаешь, а Майский на подхвате, занимается серьёзными делами. Может, лучше махнёмся? — Чтобы ты ей угрожал всю дорогу? Я не разъезжаю по девочкам, а добываю улики. — Она тебе просто голову заморочила, а ты и рад! Не желая больше терять на минуты, Данилов направился в сторону допросной, чтобы объявить Полине о своём решении и безапелляционно потребовать поехать с ней в качестве сопровождающего. Во-первых, для её же безопасности; во-вторых, потому что она пока не дала ни единого реального повода доверять ей. А о своих подозрениях насчёт пункта «в-третьих» незамедлительно сообщил Майский, окликнув коллегу. — Эй, Стёпа! Тот обернулся, ожидая, что Сергей извинится или хотя бы признает его правоту. — Формально она всё ещё в списке подозреваемых. Погоди хотя бы, пока мы сможем переместить её в разряд свидетелей! — Подождать? — Прежде, чем спать с ней. — Ты нездоров, Майский, у тебя вся жизнь вокруг одного вертится. Не собираюсь я с ней спать! — С кем? — от этого звонкого женского голоса у Степана всё внутри похолодело. Он и сам не заметил, что на тот момент, когда Сергей остановил его, уже взялся за ручку двери и слегка приоткрыл её, позволяя Полине прекрасно слышать всё, что происходит за пределами допросной. Майский, хохотнув, удалился, удовлетворённый своей маленькой местью. Данилову страшно хотелось провалиться сквозь землю и утащить за собой озабоченного майора, но пришлось лишь вернуться на свой стул напротив Полины и игнорировать её лукавый любопытный взгляд, с достоинством одёрнув рукава тесного чёрного пиджака. Разумеется, Полина догадалась, что речь шла о ней, и не могла отказать себе в удовольствии смутить полицейского, который попортил ей крови домыслами о причастности брата. Воспринимать услышанное всерьёз Просвирина, конечно же, не собиралась, но к чему капитану Данилову об этом знать? — В общем, мы решили принять Ваше предложение, — как ни в чём не бывало начал он, предварительно откашлявшись. — Но я должен буду поехать с Вами, потому что это может быть опасно. — Не пойдёт, — цокнула языком Полина. — Вы можете всё испортить, если Козлов догадается, или выдать себя в неподходящее время. К тому же, теперь мне ещё и домогательств следует опасаться. Майор Майский — труп. Однозначно. Данилов предпочёл проигнорировать последнее высказывание Просвириной, чтобы не закапывать себя ещё больше. Вообще-то он прекрасно знал, как обращаться с женщинами, вызывать в них интерес и заставлять смущаться их, однако когда в дело вмешивался Майский, всё и всегда шло наперекосяк. Степан глядел на девушку, которая должна была стать просто рядовой свидетельницей, но решила увязнуть в этом деле поглубже, занять неясную позицию третьей стороны и обвести вокруг пальца ФЭС. Поначалу она избрала тактику Снежной Королевы, обдавая пренебрежительным холодом всех вокруг, но теперь, судя по всему, освоилась, решила поиграться с эмоциями и улыбалась одной из самых очаровательных улыбок, которые случалось видеть Данилову в этой допросной (в таких местах вообще мало кто улыбается, надо признать). А за спиной Полины прочно обосновалась тень грязно ухмыляющегося Майского. — Хватит, — опустив глаза, сказал Степан; голос звучал вполне уверенно. — У Вас только два пути: либо я иду с Вами, либо Вы остаётесь здесь и не мешаете расследованию. Просвирина больше не улыбалась. Поджав губы, она прикидывала, есть ли у неё шанс выкрутиться и избавиться от сопровождения: Полина привыкла всё делать сама и не хотела, чтобы нетерпеливый капитан порушил её планы. Но его выражение лица стало непроницаемым и непоколебимым, даже слишком. Он твёрдо решил, что не отпустит её в одиночку. Судорожно вздохнув, Полина смиренно опустила плечи. Победа в этой битве оказалась за капитаном, но война ещё не проиграна. Только вот с тем ли противником ведутся боевые действия?***
— Мам, скоро мы поедем домой? Двенадцатилетний ребёнок, Олег Мушников, скучающе ковырял краску на столе в переговорной, и с интервалом в десять минут интересовался у матери, когда они уже смогут уйти отсюда. Мальчика не интересовала Амелина, дружелюбно попытавшаяся завести с ним беседу по время взятия образцов ДНК, не привлекли и книжки, которые отыскал Майский. Олег чувствовал напряжение мамы: Алёна вздрагивала каждый раз, когда мимо открытой двери кто-то проходил, нервно поглаживала темноволосую макушку сына и неопределённо мотала головой на все его вопросы. Она понимала, что правда вот-вот всплывёт наружу; её тёмное, мрачное прошлое, которое Алёна похоронила в глубинах памяти несколько лет назад, вернётся и ядовито улыбнётся, не спросив, звали его или нет. Мушникова всеми силами пыталась оградить Олега от от беды, защитить память о покойном супруге, но с того самого момента, как Андрей Морозов вновь вошёл в её жизнь, всё пошло наперекосяк. А после его смерти становилось только хуже. — Эй, малец, — в дверном проёме вновь возникла голова Майского. — Есть хочешь? Пойдём, я тебе чаю налью с бутербродами. Алёна слабо улыбнулась, посмотрев на майора, и кивнула в ответ на вопросительный взгляд Олега. Она совсем не была уверена в том, что ей удастся вернуться домой вместе с сыном, но раньше времени ни к чему вгонять ребёнка в тоску своим обеспокоенным и убитым видом. У него всё должно быть хорошо.***
— Новости? — Рогозина сбилась со счёту, сколько раз уже заходила в лабораторию с этой фразой за последние двое суток; и с каждым последующим в её голосе всё сильнее и сильнее слышалось нетерпение, вызванное недовольством взбешённого начальства. — Мушниковой надо либо сейчас же что-то предъявить, либо отпустить. Судя по выражениям лица Тихонова и Амелиной, новости были, да ещё какие! Всего пару часов назад вся контора топталась на месте, пытаясь понять, кому и зачем взбрело в голову убивать тренера футбольного клуба, они выдумывали мотивы из пустоты, а теперь у них на компьютерах были прямые доказательства того, что именно у Алёны один из самых серьёзных мотивов из всех, что в принципе существовали: ребёнок. — Нам страшно повезло, что Данилов нашёл эту машинку с отпечаками пальцев Мушниковой и навёл тем самым на след. — Оксана первой взяла слово. — Тест ДНК показал, что Олег Мушников является сыном убитого Андрея Морозова. Кажется, бедная вдова не такая уж бедная, а скорее чёрная: целых двенадцать лет скрывала тайну рождения мальчика! — А что насчёт мужа? — спросила Галина Николаевна; они не прорабатывали Алёну должным образом, решительно отправив её в разряд свидетелей. К счастью, ошибку удалось исправить до того, как концы этого дела канули в воду. — Его, кстати, тоже Андрей звали, — Амелина несколько раз щёлкнула компьютерной мышкой, и на экране монитора высветилась фотография белокурого мужчины с крупной родинкой на щеке — такие обычно передаются по наследству, а у маленького Олега Рогозина не заприметила ни единой родинки на лице. — Ровесник Алёны, поженились они сразу после окончания учёбы. Погиб четыре с половиной года назад: возвращался с работы домой на такси, водитель не справился с управлением, и машина улетела в кювет. Рогозина с толикой сожаления смотрела на фотографию мужчины: умер в самом расцвете сил, по нелепому стечению обстоятельств, а на протяжении долгих лет семейной жизни сталкивался с каждодневным обманом, воспитывая чужого ребёнка. Ну разве можно, глядя на милую и кроткую Алёну, которая преданно носит обручальное кольцо на шее в память о покойном супруге, разглядеть в ней изменницу и лгунью? Что-то тут не давало покоя Галине Николаевне, но зацепиться за эту мысль и развить её не удалось, так как Тихонов тоже не сложа руки сидел всё это время, пока Оксана занималась анализом ДНК. — А я, наконец, взломал зашифрованные чаты Морозова, — похвастался он с довольной улыбкой, но быстро стушевался: Рогозина не слишком-то одобряла его хакерские атаки, даже во имя благой цели. — В общем, я нашёл его переписку с Мушниковой. Морозов долгое время шантажировал её, требовал позволить ему участвовать в жизни сына, принимать его подарки. Предлагал даже сожительствовать, чтобы потом представить собственного ребёнка в качестве пасынка. Очень он хотел воспитывать Олега. А в противном случае грозил предать огласке её измену мужу, рассказать обо всём его родителям. Судя по тому, что Морозов сделал акцент именно на этом, Алёна сильно зависела от Мушниковых-старших. — В материальном плане? — Этого не знаю, — нехотя признался Тихонов: он ужасно не любил говорить «не знаю», очень это ударяло по самолюбию. — А Мушникова в своих ответных сообщениях и умоляла, и предлагала откупиться, и даже… угрожала. Он произнёс это с особым придыханием, от которого так и веяло: посмотрите, Галина Николаевна, я раскрыл преступление! Я нашёл убийцу! Амелина, конечно, помогала, но без меня бы не справилась! Рогозина же не разделяла его ликования: не в её правилах было считать дело раскрытым, пока оставалось хотя бы одно тёмное пятно, а в этом деле их было предостаточно. — Странно: почему она так упёрлась против законной просьбы отца видеться с сыном? — протянула Амелина: можно ведь было устроить всё так, что родители покойного супруга Мушниковой никогда ни о чём не узнали. И не пришлось бы никого убивать. — Судя по перепискам, Алёна терпеть не могла Морозова и считала, что он будет пагубно воздействовать на Олега, — тут же пояснил Тихонов, довольный тем обстоятельством, что на вопрос Оксаны у него ответ был. — Странные они эти женщины: сначала бросаются в объятия, забывая об узах брака и правилах приличия, а потом вдруг начинают ненавидеть, — рассуждала Амелина скорее сама с собой, нежели ожидала какой-либо реакции. — Галина Николаевна, а помните те деньги, что мы нашли в портфеле Морозова? — Бенефис Вани окончен ещё не был. — Отпечатков Алёны на них, конечно, нет, но она вполне могла попытаться заплатить Морозову, чтобы он отстал от них с сыном, а когда тот взял деньги, но отставать и не подумал — решилась на преступление. Любящая мать пойдёт на всё, чтобы защитить своего ребёнка от беды, а в Морозове она видела одну из самых страшных бед, которые только можно придумать. Рогозина едва заметно кивала, но слушала обличающую речь Тихонова вполуха, сопоставляя все имеющиеся факты и домыслы. Если совсем недавно у них не было ровным счётом ничего, кроме трупа и причины смерти, то теперь всё, на первый взгляд, указывало на Мушникову — жену-изменницу, которая пыталась защитить сына и находилась под мощным давлением Морозова, жила в мире его угроз публичного раскрытия тайны. Вполне достаточно для того, чтобы совершить убийство. И возможность у Алёны тоже была, а о сильнейшей аллергии тренера главный врач команды и по совместительству его бывшая любовница никак не могла не знать. Но что-то в этом паззле не сходилось, кусочки не вставали на свои места, упорно выскакивая из рук полковника. Если убила Алёна, то кто же подсыпал яд в витамины дома? Тоже она, чтобы уж наверняка? Почему Мушникова настолько сильно боялась общения Морозова с Олегом? Какую роль во всём этом играла Полина Просвирина? Кто отключил камеры? И куда это запропастился Данилов? Многолетний опыт Галины Николаевны не обманывал: с делом об убийстве тренера ещё далеко не всё закончено. И единственным разумным следующим шагом в расследовании было допросить Мушникову, с ходу предъявив ей известные факты, чтобы пресечь слабые попытки оправдаться, выкрутиться. Именно этим и решила заняться Рогозина, когда молча и стремительно покинула лабораторию, оставляя Тихонова в недоумении: и что, даже не похвалит его никто за старания?