***
Алёна сидела в допросной, не решаясь шелохнуться, словно стоит ей хотя бы провести кончиком языка по пересохшим губам — налетит целый отряд ОМОНа, который утащит её в тёмную и сырую камеру на другом конце Земли, далеко-далеко от сына. Под строгим взглядом полковника Рогозиной она тушевалась в разы больше, нежели в присутствии огромного и грозного майора Майского, и дело тут не в званиях, а во внутреннем стальном стержне Рогозиной. Ей не нужно было стучать кулаком по столу, кричать и угрожать пожизненным тюремным заключением, чтобы перед ней трепетали. Мушникова даже не взглянула на результаты экспертиз, которые ей протянула Галина Николаевна — и так всё знала. И не собиралась отпираться, не собиралась вообще ничего говорить, пока Рогозина не произнесла фразу-катализатор: — … и всё только ради того, чтобы скрыть факт измены? Этого Алёна стерпеть никак не могла. Своего Андрея она любила так сильно, что не могла позволить даже на словах кому-либо порочить память о нём, а именно это, по её мнению, и произошло, когда Рогозина предположила измену. Такому удивительному мужчине, каким был Андрей Мушников, не хранить верность следовало бы запретить на законодательном уровне. — Вы ошибаетесь, — слишком жёстко для испуганной женщины произнесла Алёна, и эта жёсткость не укрылась от Рогозиной, которая всё это время отчаянно пыталась понять: почему же паззл упорно не складывается в её голове, а Мушникова не становится хладнокровной убийцей даже тогда, когда улики напрямую указывают на неё. — Я никогда бы не изменила Андрею, что бы ни произошло. — Но как же, в таком случае, получилось, что Олег — сын Морозова, а не Вашего супруга? — спросила Галина Николаевна, выкладывая результаты ДНК-экспертизы поверх прочих документов по делу. Мушникова заметно побледнела и судорожно вздохнула от нахлынувших воспоминаний, но всё-таки продолжила. — Почти тринадцать лет назад мы с Морозовым вместе работали в Крыльях Советов: он решил закончить карьеру в клубе, с которого когда-то начинал, а я была молоденькой ассистенткой главного врача. Морозов мне поначалу даже понравился: он всегда улыбался при встрече, помогал освоиться в клубе и пресекал сальные шутки товарищей по команде. Я думала, что мы станем хорошими друзьями. А потом случился корпоратив в честь окончания сезона. — Алёна испытывала физическое отвращение к своему прошлому. — Морозов тогда сильно напился, очень сильно и… стал приставать. Я пыталась объяснить, что счастливо замужем, но он не хотел ничего слушать. Тогда я решила уехать домой, а перед тем, как вызвать такси, отлучилась в туалет. Он пошёл туда за мной. Громко играла музыка, и никто в зале ничего не слышал. Рогозина понимающе кивнула: подробности были излишни. — Муж тогда был в командировке и не видел, в каком состоянии я пришла домой, а потом Морозов стал угрожать, что разрушит мою карьеру, разрушит всю мою жизнь, если я хоть кому-то расскажу или заявлю в полицию. Он был в состоянии это сделать, поверьте мне. Идеальный Андрей Морозов оказался далеко не таким прекрасным человеком, коим его описывали фигуранты дела и журналисты. Но единственный ли это грязный секрет легендарной «восьмёрки», который годами скрывался под толстым слоем пыли и мнимого рафинированного лоска? — Когда Вы обнаружили свою беременность, то знали, что Олег — его сын на самом деле? — Нет, — Алёна отрицательно покачала головой. — Возможно, у меня и мелькнула такая мысль, но я думала… если гнать от себя это, не верить в то, что этот урод может быть отцом Олега — этого не случится. Мы ведь с Андреем как раз незадолго до этого начали планировать ребёнка, и он был так счастлив… А когда малыш родился, я уже совсем не думала о Морозове. И я очень рада, что Андрей уже никогда не узнает эту ужасную правду. Олег — это его сын, что бы там ни говорили экспертизы. Рогозина понимающе кивнула, даже с каким-то облегчением: ей, полковнику с многолетним стажем, отчаянно не хотелось видеть в Алёне Мушниковой неверную жену, которая готова на убийство ради сокрытия собственной грязи; не из того теста была слеплена эта женщина. Не святая, но та, глядя на которую, люди говорят: этот мир ещё можно спасти. — Но Морозов всё же докопался до сути, — произнесла Галина Николаевна, рассчитывая на то, что открывшая самую страшную часть своего прошлого Алёна теперь не станет утаивать и остального. А она, и правда, не стала. Не видела больше смысла. — Два года назад его назначили тренером Локомотива. Я на тот момент уже прочно обосновалась в штабе и решила, что Морозов просто не достоин того, чтобы из-за него я покидала любимую работу, бежала, пряталась… Это самая большая ошибка из всех, что я совершала в своей жизни, — поджала губы Мушникова и инстинктивно ухватилась за висящее на шее обручальное кольцо. — Он меня узнал, а вскоре — представьте себе — даже пытался соблазнить! Вот так, как ни в чём не бывало! Это любимый стиль Морозова — игнорировать всё, что в той или иной степени его не устраивает: отказы, ссоры, долги. — И что Вы ему ответили? — Я к тому времени уже овдовела, но головы не потеряла. Разумеется, послала его куда подальше, он довольно быстро переключился на какую-то молоденькую журналистку. Со временем меня даже перестало выворачивать наизнанку, когда приходилось пересекаться с ним на работе. Алёна сделала небольшую паузу, прежде чем перейти к самой сути. — А несколько месяцев назад мы случайно пересеклись на катке: он был там с какой-то девчонкой, а я — с сыном. Морозов, наверное, тогда сразу понял, что это его ребёнок: сейчас, когда я уже всё знаю, то и сама нахожу какие-то мимолётные сходства во взгляде, в манере говорить, но двенадцать лет назад я для себя твёрдо решила, что Олег — наш с моим Андреем сын, а к этому ублюдку он не имеет никакого отношения. Морозов тогда стал вдруг очень любезным, и я должна была заподозрить неладное. Всё было как тогда, в Крыльях Советов, когда он усыплял мою бдительность своей учтивостью. — Мушникова покачала головой и опустила взгляд. — Морозов выбил для Олега путёвку на весенние каникулы в спортивный лагерь, очень дорогой. А потом сам приехал туда, якобы провести мастер-класс для мальчишек. Через неделю он явился ко мне в кабинет с конвертом, в котором были результаты проведённой экспертизы на отцовство. — И он захотел участвовать в жизни сына? — Рогозина уловила, что голос Алёны теперь звучал совсем понуро и как-то обречённо. — Да, — подтвердила она, шмыгнув носом. — Вбил себе в голову, что ему нужен наследник. Чего-то новенького в жизни захотелось, длинноногие красотки уже наскучили, а роль отца семейства он на себя ещё не примерял. Да кто знает, сколько у него этих наследников по всей стране растёт, а привязался он именно к моему Олегу! Проходу мне не давал на работе, потом стал являться домой, приносить подарки сыну. Помню, на Новый год притащил дорогую радиоуправляемую машинку, так я ему… кхм… в голову запустила ею со злости. — Но Вы ничего принимать от Морозова не хотели? — предположила Рогозина. — Знаю, многие бы подумали, что я просто идиотка: отказываюсь от приличного содержания, которое Морозов мог бы обеспечить сыну, но лучше совсем без отца расти, чем с беспринципным насильником! — ожесточённо сказала Мушникова. — Я бы никогда в жизни не позволила ему приблизиться к моему ребёнку. — Но Морозов не отступил. Алёна нервно прикусила губу: осталось рассказать о самом тяжёлом. — Он не просто просил меня разрешить ему видеть сына или хотя бы принимать подарки. Он требовал этого, а потом стал угрожать, что все узнают правду о рождении Олега. Точнее, его правду, — Мушникова грустно усмехнулась. — Говорил, что вскроет факт измены — доказать изнасилование спустя столько лет невозможно. Родителей Андрея это бы убило. После его гибели… внук — единственное, что держит их на этом свете, Олега они обожают, как и он их. Вся эта история с новоявленным отцом никому бы не принесла счастья, включая самого Морозова. Я умоляла его оставить нас в покое, предлагала денег, предлагала всё, что угодно, но он так сильно хотел поиграть в папашу, что ничего вокруг не замечал. Бежать с работы, из города или из страны было уже поздно — он бы нашёл. Рогозина выудила из списка документов по делу один листок, который ранее не показывала. — Неделю назад Вы расплатились карточкой в дачном магазине. У Вас ведь дачи нет. — Галина Николаевна указала на один из пунктов в распечатке. — Что Вы купили? Мушникова молчала минуту или две, а Рогозина терпеливо ждала. Скрывать и дальше Алёна бы не стала, и стоило только дать ей время собраться с силами. — Я была в отчаянии, Вы даже представить не можете, в какой ад Морозов превратил мою жизнь! Со своими связями он сумел бы даже насовсем отобрать моего ребёнка при желании! — воскликнула, наконец, она. — И когда я поняла, что так больше не может продолжаться, приобрела крысиный яд и пришла к нему домой, якобы для того, чтобы поговорить об Олеге. Я знала, какие витамины он принимает, в порошке. Никогда бы не подумала, что способна на такое. Как будто не со мной происходило; я всё видела сквозь какой-то туман. — Но умер Морозов от другого. — Представляете себе, что я почувствовала, когда узнала, что кто-то ещё хотел его смерти? — развела руками Алёна. — Я была в замешательстве, ведь умер он от отёка Квинке, а не от отравления крысиным ядом… А потом пришло облегчение. Морозов поплатился за всё, но его смерть, в конечном итоге, не на моей совести. Кто-то опередил меня буквально на несколько часов. Роковое и крайне удивительное совпадение. Не только Мушникова была доведена до такой степени отчаяния, чтобы решиться на убийство знаменитого тренера. Какие ещё тайны, о которых не пишут в книгах и не рассказывают даже близким друзьям, скрывает Андрей Морозов? — Вам известно, кто ещё мог бы желать его смерти? — спросила Галина Николаевна. — Нет, — уверенно ответила Мушникова. — Я… всегда догадывалась, что он отравляет жизнь не только мне, этот человек способен на безумные поступки. Но также он очень умело манипулирует и скрывает всё, что могло бы бросить тень на его имидж. Возможно даже, каждый в тренерском штабе имеет на него зуб по весомым причинам, но по факту… Кто ещё и почему его ненавидел — это мне неизвестно.***
Забросив ногу на ногу, Полина допивала вторую чашку чая и искоса поглядывала на Данилова, который и первую не осушил даже наполовину. Должно быть, всё-таки не отделался от мысли о том, что Просвирина, несомненно, выведет его из строя этим чаем. Она же чувствовала себя достаточно спокойно и даже на вопросы капитана отвечала куда охотнее, чем в их предыдущие встречи. Кухня в её квартирке была настолько маленькой, что третий человек вряд ли смог бы комфортно разместиться, но для двоих обстановка была вполне уютной. — Значит, после ухода Мушниковой Вы займёте её место? — спросил Данилов. — Вы заглядываете слишком далеко вперёд, — коротко рассмеялась Полина. — Алёна Витальевна — прекрасный врач, ещё долго проработает в клубе, и я ей… очень обязана. — Чем? — Когда я только начинала работать, то по нерасторопности уронила упаковку с ампулами… я уже даже не помню, чего, но препарат был не из дешёвых. Алёна Витальевна взяла вину на себя и лишилась премии, а ассистентку за такое бы уволили! — объяснила Полина. Зашедший о работе разговор, рассказ о Мушниковой из уст Просвириной, казалось, возник совершенно случайно, но, на самом деле, и его Полина продумала заранее. Просчитав наперёд ещё несколько шагов, она понимала, что в обозримом будущем эта характеристика может пригодиться. Но не сейчас: рассказывать о том, что знает, до того, как ФЭС выяснит правду, Просвирина не собиралась. В конце концов, существовала вероятность, что история с Алёной никак не всплывёт. — Ничего себе, — покачал головой Данилов. — Не каждый готов даже ста рублей лишиться ради спасения другого. — А в этом случае речь шла далеко не о ста рублях, — кивнула Полина. Мушникову она искренне уважала и готова была вернуть должок за протянутую полтора года назад руку помощи. Правда, не рассчитала, во что конкретно придётся вляпаться ради этого, но отступать поздно. А раздавшийся звонок в дверь окончательно отрезал все пути к отступлению. Полина подпрыгнула на месте, вскочила со стула, оправив короткие домашние шорты и рывком потянула на себя Степана, который от неожиданности пролил на брюки почти полную чашку чая и тихо выругался. Повезло ещё, что он был уже не горячий! В одну секунду из спокойной молодой женщины Просвирина превратилась в сплошной ураган, когда ей почудилось, будто Данилов ругнулся слишком громко. — В спальню, и не высовывайтесь, — шепнула она и бесцеремонно впихнула капитана в комнату. Данилов на всякий случай сразу достал из кобуры пистолет и снял с предохранителя. Кто знает, что удумал дедуля? — Отсюда мне будет слышно? — спросил он у Просвириной, поражаясь, как её настрой вновь меняется в считанные секунды: дыхание выравнивается, а расширенные зрачки приходят в норму. Полина закрыла дверь в спальню и лёгким движением руки повернула ключик, запирая капитана в комнате. Надолго его это, конечно, не удержит, но помешает выскочить слишком уж внезапно. А для того, чтобы Данилов не услышал тихий щелчок, параллельно с этим громко воскликнула, обращаясь к стоявшему в подъезде Козлову: — Уже иду! — А затем снова шепнула Степану: — Ни звука, товарищ капитан. Ей удалось справиться с дыханием и дрожью в коленках, но вот с внутренним волнением, которое сжимало сердце в тисках, Полина ничего не могла сделать. Она не боялась за свою безопасность, поскольку была даже чрезмерно уверена в том, что со стариком в случае чего совладает, не слишком-то опасалась и запертого в спальне Данилова, а страшилась того, что её слишком очевидный блеф будет раскрыт в первые же секунды. Козлов ведь явно не такой дурак, за какого его может принять обыватель. Сделав глубокий вдох, Полина открыла дверь и впустила в квартиру Козлова: он выглядел обеспокоенным, пусть и пытался это скрыть, мял в руке газету, которую, видимо, подхватил у метро, и впивался взглядом своих маленьких глазок в Просвирину, пытаясь разгадать, что у неё на него есть. Дверь за собой он прикрыл, но запереть не дал. — Я на две минуты, — пояснил он. — Ты говоришь, зачем звала, я выслушиваю твой бред и ухожу. — Если бы Вы считали это бредом, то даже не приехали бы, — резонно заметила Полина, скрестив руки на груди. — Вы ведь знаете, что нечисты на руку. — О чём ты? — Козлов нервно облизнул губы. — У меня на телефоне записан один очень любопытный разговор, — Просвирина лукаво склонила голову чуть вбок, помахивая перед носом тренера по физической подготовки мобильником. — У Вас с Морозовым было очень бурное прошлое. Полина замолчала на несколько секунд, но Козлов не реагировал, только покосился на мобильник. — Копии, кстати, тоже есть, — догадалась о его мыслях Просвирина и позволила себе улыбнуться. Это показалось ей вполне естественным: несомненно, она бы надменно улыбнулась, если бы на самом деле догадалась записать подслушанное на телефон. — Пару недель назад я вернулась на работу поздно вечером, потому что забыла очень важную флэшку, а дверь в тренерскую была приоткрыта. Догадываетесь, что я там услышала? Полина мысленно одёрнула себя: она могла говорить загадками и намёками сколько угодно, но прячущемуся в спальне Данилову нужно было знать всю историю. — Вы шантажировали Морозова тем, что во время своей игровой карьеры он активно баловался допингом, а Вам приходилось делать всё возможное и невозможное, чтобы это не стало достоянием общественности. — Просвирина наслаждалась тем, как вмиг побледнел Виктор Владимирович, но это было ещё не всё. — Даже Морозов поражался Вашей жадности: он ведь вытащил Вас из затяжного алкоголизма, похлопотал ради хорошей должности, ежемесячно выплачивал деньги на банковский счёт сверх оклада. Помните, что Вы ответили? Дом в Подмосковье захотелось, чтобы достойно встретить старость, а иначе якобы уничтоженные Вами много лет назад доказательства неспортивного поведения Морозова, подмены проб неожиданно всплывут. Это крах не только карьере, но и всей его жизни. Знаменитая на весь мир «восьмёрка», один из лучших игроков в истории российского футбола — фикция. Подслушанный тогда разговор произвёл огромное впечатление на Полину: она могла буквально дословно воспроизвести всё, что было сказано обеими сторонами. Уму непостижимо, как Андрей Морозов со своим агентом скрывали серьёзнейшее нарушение правил на протяжении долгих лет, не попавшись ни разу, даже мимолётное подозрение ни у кого не вызвав! И как же трудно было скрывать эту информацию! Но молчание всё же того стоило хотя бы ради этого момента. Данилов, старательно прислушивавшийся к разговору, тут же вспомнил про деньги, которые обнаружили в портфеле Морозова в его кабинете. Не оставалось сомнений, что сумма приготовлена была именно для Козлова, для того, чтобы допинговый скандал не захлестнул одну из самых значимых фигур в российском спорте последнего десятилетия. Полина была права: это уничтожило бы не только настоящую и будущую карьеру Андрея Морозова. На всей его жизни можно было ставить жирный крест. — Он ведь и нашим ребятам умудрялся какую-то дрянь подмешивать, верно? — спросила Полина. — Какой игрок, такой и тренер. — Ты кому-то рассказывала? — хрипло спросил Виктор, до того не проронивший ни слова. — Ещё не успела, но через несколько часов ФЭС получит запись, если… Этого оказалось достаточно для того, чтобы Козлов принял решение. Полина не успела среагировать или хотя бы испугаться, а шестидесятилетний старик оказался проворнее. В одно мгновение он схватил с полки увесистую вазу и с размаху огрел ею по голове Просвирину. Та издала тихий стон и без чувств повалилась на пол. Данилов потерял всего пару мгновений, пока возился с дверью: несколько раз дёрнул за ручку, прежде чем догадался, что заперт. Когда же он бесцеремонно прострелил замок и выскочил из спальни, Козлов уже навалился на безвольно лежащую девушку и стиснул руки на тонкой шее. Появление третьего лица сильно напугало Виктора. Разгибаясь, он почувствовал сильную боль в районе поясницы, но страх оказаться пойманным вот здесь, на месте преступления, и резкий выброс адреналина победили. Козлов бросился прочь из квартиры, передвигаясь необычайно быстро для пожилого мужчины. Не зря всё-таки он бегал по утрам летом и ходил на лыжах зимой. — Стоять! Степан резво кинулся в погоню, но совершил большую ошибку: нагнулся проверить слабый, но уверенный пульс Полины. Ему нужно было знать, что она жива. Только потом он в несколько прыжков преодолел лестницу и помчался вслед за Козловым, но тот довольно быстро затерялся во дворах. — Чёрт! — выругался Данилов, когда понял, что потерял след. Упустил несчастного старика! Остановившись посреди каких-то гаражей, он перевёл дух и поспешил вернуться в квартиру Полины, параллельно вызывая скорую помощь по её адресу. Сбив по пути какую-то нерасторопную соседку и даже не извинившись, Степан влетел в прихожую и опустился на колени перед Просвириной: та по-прежнему не подавала видимых признаков жизни, только пульс становился всё более и более уверенным. — Полина Викторовна. Полина, Полина! — одной рукой убирая длинные тёмные волосы с лица девушки и осматривая рану от удара на лбу, вторую Данилов держал на её запястье. — Ну же! Осторожно прикоснувшись к шее Просвириной, он убедился, что Козлов не успел нанести серьёзных увечий в виде переломов, но Полина всё ещё не приходила в себя. Хрупкая и слишком отчаянная девушка была бы уже мертва, если бы Данилов не пошёл с ней, и от этой мысли Степану становилось резко не по себе. — Полина, — ещё раз позвав её по имени, он наклонился чуть ближе. Что ему оставалось делать? Дожидаться скорой? Искусственное дыхание? Склонившись над Просвириной, Данилов переместил одну руку на подбородок девушки и задумчиво поглядел на её бледные губы. В искусственном дыхании не было необходимости, ведь пострадала она, очевидно, больше от удара по голове, чем от удушья, но до взвинченного и потерявшего контроль над ситуацией Степана эта информация дошла не сразу. — Ай-й… — застонав, Полина начала приходить в себя прежде, чем капитан пришёл к какому-то соглашению с самим собой. Просвирина попыталась было приподняться и схватиться за голову, но Данилов перехватил её руку и слегка придержал, чтобы не вскакивала. — Тише, — шепнул он, поймав мутный взгляд. — Не двигайтесь пока. — Что… — Полежите спокойно несколько минут, ладно? Это может быть сотрясение, — предупредил Степан и коснулся щеки Полины — горячая. Смирившись, она расслабленно закрыла глаза и не попыталась даже взбрыкнуться на тему того, что капитан полиции позволяет себе распускать руки. Ощущая одну его ладонь на своей щеке, а вторую — на ключице, Просвирина чувствовала себя в большей безопасности. Что произошло? Почему в глазах двоится, а горло саднит? В какой момент фортуна оказалась на стороне Козлова? От этих мыслей голова разболелась ещё сильнее, и Полина поморщилась. — Я сейчас принесу лёд, — вызвался Данилов, но Просвирина дёрнула рукой, пытаясь ухватить его за локоть. Она промахнулась, но он остановился. — Нет, я… Не уходите… сейчас. — Признание собственной несостоятельности даже после попытки убийства далось ей очень тяжело. Но оставаться хотя бы на минуту без ощущения присутствия рядом человека, который точно не навредит ей, было страшно. До этого момента Просвирина даже не подозревала, что может удариться в панику. И о смерти она тоже раньше никогда не думала. — Я на пару секунд… — Данилов осёкся, пересекаясь взглядом с Полиной: оставлять её, и правда, не следовало. — Скорая вот-вот приедет. Он максимально осторожно, без резких движений, подхватил на руки пострадавшую Просвирину, перенёс её из прихожей в спальню, для полноты картины наступив на осколок вазы и нечаянно ударив ногу Полины о дверной косяк, уложил на кровать, и остался сидеть рядом до самого приезда врачей, не досаждая разговорами и пресекая её попытки узнать что-нибудь о Козлове. Это могло подождать. Полина наверняка скоро вернётся в своё привычное состояние и будет в ярости, когда узнает, что Данилов прострелил замок, но пока она об этом даже не думала, понемногу отходя от пережитого шока. Рука Степана лежала поверх руки Полины, но оба не придавали этому никакого значения и даже не замечали, поглощённые в свои собственные размышления. Она думала о том, что потерпела сокрушительное поражение, переоценив свои возможности, а он — о том, что до Козлова доберётся любой ценой.