***
Полину Степан обнаружил на тротуаре, метрах в десяти от её автомобиля. Он сразу заметил лежащее на дороге тело, но первым делом направился в сторону девушки. Просвирина подняла голову, услышав шаги, и при слабом свете фонаря Данилов разглядел размазанную тушь и засохшие на щеках дорожки слёз. Теперь Полина выглядела не как единственный человек, знающий правила и имеющий на руках все козыри, а как случайная прохожая, против воли втянутая в партию со смертельным исходом. Однако всё же за те полчаса, что Просвирина дожидалась капитана, она более-менее совладала с эмоциями, взяла себя в руки и поэтому не набросилась на Данилова, сотрясаясь в рыданиях и умоляя помочь. Она поднялась с тротуара и шагнула навстречу Степана, глядя прямо ему в глаза, но не как обычно, с вызовом, а с надеждой и твёрдой уверенностью в том, что если кто-то в этом мире и возьмётся её выслушать, то это будет капитан Данилов. Он ведь спасал ей жизнь совсем не для того, чтобы на следующий день она села в тюрьму лет эдак на пять, или сколько там дают за наезд на пешехода? Просвирина никогда не интересовалась этим вопросом даже из праздного любопытства. — Он бросился под колёса, — едва слышно прошептала Полина, кивая в сторону дороги, но избегая глядеть на тело. — Я не успела затормозить, никто бы не успел. — Я искал его по всему городу, а он, видимо, искал Вас, — заметил Степан, в успокаивающем жесте сжимая руку Просвириной. — Я не знаю, зачем… как он на это решился и как оказался тут… но я не хотела его смерти. Даже после того, как он пытался меня убить, я не хотела его смерти, — затараторила Полина, в ответ инстинктивно хватая Данилова за куртку и притягивая ближе; словно чем меньше расстояние между их лицами, тем больше вероятность, что он её услышит. — Вы мне верите? Она даже задержала дыхание, ожидая ответа. Если Данилов ей не поверит, остальные даже разбираться не станут, особенно его напарник — грубоватый майор, которому Полина с самого начала показалась подозрительной особой. В целом городе остались лишь двое людей, которым Просвирина готова была вверить свою жизнь: Алёна, которая наверняка не находит себе места после того, как Полина в спешке умчалась из её дома, и капитан Данилов. Всего за сутки из назойливого полицейского он превратился в её спасителя, а теперь балансировал на грани того, кто может сбросить её с моста либо, взвалив на собственные плечи, помочь с переправой через бурную реку. Вы мне верите? — Да, — кивнул Степан, перемещая ладонь с руки Полины на её спину и параллельно отмечая, что Просвирина едва заметно дрожит то ли от холода, то ли от страха перед ситуацией, в которую вляпалась на сей раз. — Да, я Вам верю. Думаю, для такого малодушного человека, как Козлов, куда страшнее было стать опозоренным и попасть в тюрьму, чем умереть. И совершить самоубийство он решил Вашими руками. — Что мне теперь делать? Данилов чувствовал какую-то особенную ответственность перед девушкой, которая цеплялась за него взглядом, совсем как утопающий цепляется за каждую соломинку на своём пути ко дну. И чем дольше Степан позволял ей за себя держаться, тем скорее её дело становилось его делом. — Вы — к нам в ФЭС. — Прежде, чем Полина успела испуганно воскликнуть что-то в ответ, Данилов поспешно добавил: — Таковы порядки. А я останусь здесь, попробую найти камеры наружного наблюдения, на которых засветился Козлов. — Я с Вами, — заявила Просвирина, скрещивая руки на груди. — Боюсь, что нет, — покачал головой Степан и обеими руками схватил Полину за плечи, поймав её взгляд. — Полина, я знаю, что Вы совершенно не умеете оставаться в стороне. Ещё одна причина, по которой будет лучше доставить Вас в ФЭС. Обещаю сделать всё, что в моих силах. Я не уеду отсюда, пока не найду прямые доказательства того, что Козлов — единственный прямой виновник аварии. При упоминании аварии Просвирина судорожно выдохнула, но на дорогу не обернулась. Долго и пристально смотрела в глаза Данилова, пытаясь оценить, насколько он не намерен идти ей на уступки на сей раз. — Я сказал, что верю тебе, Полина. И ты должна верить мне. Раз уж именно ему она решила вверить свою жизнь и свободу сегодня, то должна доверять. И капитан почему-то казался достойным этого доверия. Поборов последние сомнения, Полина кивнула. — Я верю. — И когда я вернусь с хорошими новостями, в качестве благодарности тебе придётся проехать со мной в ресторан. Я и не вспомню, когда ел в последний раз, — пригрозил Степан с надеждой на то, что ему удалось хоть немного приободрить Полину. По крайней мере, вызвать еле заметную улыбку на её губах ему точно удалось.***
Антон Коробов не сопротивлялся и не задавал глупых вопросов, когда при посадке в самолёт на его плечо легла тяжёлая рука мужчины, представившегося майором Майским. Когда старший лейтенант Амелина появилась на спортивной базе, чтобы взять пробы для проведения допинг-контроля, он на подсознательном уровне почувствовал, что раскрытие его причастности — лишь дело времени, и попытался скрыться. Но когда Антон увидел майора Майского, то испытал даже какое-то облегчение: не нужно скрываться до конца своих дней, не нужно держать в себе эту страшную тайну и пытаться оправдаться перед памятью о своей матери. В допросной он держался уверенно, с прямой спиной и сцепленными на столе руками. Даже Рогозина была удивлена такому поведению: в этой комнате приходилось сталкиваться с истериками, «несознанкой», слезами, яростными криками и ругательствами, но редко кто сразу готов был рассказать правду, без давления имеющихся доказательств. — Не вижу смысла притворяться, будто не понимаю, о чём Вы, — пояснил Антон, пожимая плечами. — Раз уж на меня вышли, значит, дело раскрыто. Он даже улыбнулся, пусть даже очень неловко и кривовато. Антон Коробов был, действительно, очень привлекательным внешне молодым человеком, который располагал к себе. Трудно было поверить в то, что он спланировал и совершил преступление, однако в тюрьму Галине Николаевне случалось отправлять и не таких красавчиков, которые на поверку оказывались отъявленными негодяями. Вот только Коробов не походил на негодяя. Он был виновен, но почему? — Вы убили собственного отца, — произнесла Рогозина, протягивая Антону результаты экспертизы. Он даже не взглянул на них: и так прекрасно знал, что убил собственного отца. Собственно, именно поэтому и убил. Проведя рукой по идеально уложенным светлым волосам, Коробов откинулся на спинку стула и кивнул. — Я всю свою жизнь рос без отца, понятия не имел, кто он, — начал свой рассказ Антон, ребячески поджимая губы. — В детстве, конечно, было обидно, когда с другими мальчишками отцы играли на площадке, возили их в школу и забирали домой, но со временем я свыкся с мыслью о том, что от папаши у меня только отчество. Начал играть в футбол, прошёл отбор в профессиональный клуб, но миллионы, конечно, не зарабатывал. — А Вашей матери потребовались деньги на операцию, — подсказала Галина Николаевна, когда Коробов замолчал, опустив голову. — Да, — подтвердил он, поднимая ясные глаза на Рогозину. — Когда она узнала про рак, то связалась с отцом и попросила о помощи. Единственный раз в своей жизни. Ни разу не просила его денег на моё воспитание, хотя иногда было тяжело. Учитывая, сколько он зарабатывал, ему бы ничего не стоило оплатить недостающую для операции сумму. Сумеете догадаться, что он ответил? — Судя по всему, Морозов в помощи отказал. — Когда мы собрали, наконец, необходимую сумму, то стало уже поздно. — Коробов сглотнул ком, подступивший к горлу, и откашлялся. — Незадолго до смерти мама мне рассказала, от кого родила. Она у меня всегда была такая наивная; думала, что от своего родного сына эта мразь не откажется. Ещё сказала, что её всегда удивляло это совпадение: я ведь пошёл по его стопам, сам того не подозревая. Мне было плевать на то, что Морозов оказался моим отцом. Человек, ни разу в жизни не взглянувший на своего ребёнка, отказавший в помощи его матери… он не имел права называться моим папой. — Тем не менее, в конечном итоге Вы всё-таки оказались в России. — Когда мне поступило предложение от Локомотива, я решил, что это судьба, — подёрнул плечом Антон, невесело усмехаясь. — Может, проснулся тот маленький глупый мальчишка, который всегда завидовал соседскому Сашке за то, что каждые выходные он целыми днями гонял в футбол с папой. Не знаю, на что я рассчитывал. Когда я пришёл к Морозову обо всём рассказать, он лишь рассмеялся мне в лицо и сказал, что у него уже есть один недавно обретённый сын, а я, мол, пятое колесо в этой телеге. А когда он в издевательской форме спросил о маме, я вышел из себя. — И решили его убить. — Тогда ещё нет. Но спустя какое-то время я случайно узнал о подмене допинг-проб и окончательно убедился в том, что этот человек гнилой изнутри и снаружи. Судьба никогда не наказывает таких, как он, поэтому пришлось брать дело в свои руки. — Как Вы спланировали преступление? — спросила Галина Николаевна с бесстрастным выражением лица. Если бы его мама не заболела раком, если бы она не рассказала ему об отце, если бы Антону не предложили контракт с Локомотивом, если бы он так и не решился признаться во всём Морозову… так много «если» могли позволить парню спокойно жить, наслаждаясь любимым делом, а теперь он отправится в тюрьму на несколько лет. А после заключения немногие способны вернуться к спокойной мирной жизни. Что станет с этим оступившимся мальчиком в окружении настоящих подонков? Уподобится он им или выстоит? — Его аллергия для многих не была секретом, — пожал плечами Антон. — А однажды я достал его медицинскую карту, чтобы проверить и убедиться. Меня тогда Алёна Витальевна чуть не застукала, но я отмазался. Я приобрёл ампулы в аптеке; не хотел воровать из медицинского кабинета, чтобы не подставить её или Полину. Подмешать в стакан яд не составило особого труда: после финального свистка в подтрибунке все носятся туда-сюда, никто ни на кого не обращает внимания. А с выведенными из строя камерами нет ни единого шанса вычислить, кто же проник в кабинет. Рогозина открыла было рот, но не успела задать вопрос; Коробов отрицательно покачал головой. — Я не собираюсь рассказывать Вам о том, кто из ЕЦУСа мне помог. Имею на это право, — твёрдо заявил он. — Не хочу, чтобы из-за одного ублюдка пострадал ещё кто-то невиновный. А на всё про всё мне хватило нескольких секунд: пока Морозов раздавал послематчевые интервью, я вошёл в кабинет, расколол ампулу, затем спокойно вышел и отправился в душ. — Морозов ведь мог и не пить этой воды, — заметила Галина Николаевна, которой не давал покоя этот элемент случайности совершения убийства. — Не мог, — хмыкнул Коробов. — Он всё время так скакал у кромки поля во время игры, и на нервной почве у него возникало что-то вроде обезвоживания. В его кабинете всегда стояли три бутылки с водой, и после окончания игры он приходил к себе и выпивал всё разом. Всегда. Предсказуемые люди — лёгкая добыча. Рогозина молчала, вглядываясь в совсем ещё детские черты лица Антона. По-прежнему трудно было поверить в то, что этот маленький смазливый мальчик с доброй улыбкой оказался способен на убийство, пусть даже не из корыстных побуждений, а доведённый до своего собственного предела. Он хотел отца, какого-никакого, но отца, а в конце концов остался сиротой с маячащими на горизонте годами колонии. — Если Вы хотите спросить, раскаиваюсь ли я… Нет, ничуть. Мне не жаль ни его, ни себя.***
Когда капитан Данилов вернулся в ФЭС, то уже знал об успешном окончании расследования, о чистосердечном признании Антона Коробова и о том, что Полина всё это время дожидалась его в переговорной, несмотря на уговоры Майского уехать домой под подписку и его же дальнейшие угрозы посадить Просвирину в камеру до утра. Без финального аккорда Степана в этом деле не могла быть поставлена точка. — Полина, — окликнул он сидящую к нему спиной девушку, переступая порог пустого кабинета. Большая часть сотрудников уже разбрелась по домам, поэтому в коридорах царила полутьма. Нередко сотрудникам приходилось засиживаться до самого утра, поэтому Данилов даже внимания не обратил на то, что жужжащий улей ФЭС притих. Однажды ему и вовсе случилось оказаться на ночь во всей конторе единственным сотрудником, не считая охраны. Просвирина резво соскочила со стула, развернувшись, но осталась стоять на месте, метрах в трёх от Данилова. Он тоже не спешил сокращать расстояния. Полина казалась сейчас намного более спокойной и уверенной, нежели двумя часами ранее. Кажется, даже макияж поправить успела, однако буквально впивающиеся в Степана глаза выдавали беспокойство. Ей нисколько не жаль было Козлова, тем не менее, не каждый день сбиваешь человека, пусть даже самого неприятного в мире, чтобы парой часов позже чувствовать себя как ни в чём не бывало. — Для начала я изучил запись видеорегистратора в твоей машине, — сказал Степан, удивляясь, насколько проще обращаться к ней на «ты». — На ней отчётливо видно, что Козлов сам выскочил на дорогу. Даже если бы ты не превышала скорость, то не успела затормозить. — Что? — Полина захлопала глазами, прижимая пальцы к вискам. — Кроме того, я обошёл ещё пару мест поблизости. — Данилов явно лукавил: он прочесал целый район и отсмотрел гору материала. — Камеры наблюдения отделения банка неподалёку от места аварии засекли Козлова, когда он наблюдал за дорогой издалека, а потом вдруг кинулся наперерез, увидев твою машину. — И это значит… — Статья 1083 Гражданского Кодекса: вред, возникший вследствие умысла потерпевшего, возмещению не подлежит, — процитировал Степан. — Но прав тебя на некоторое время всё же лишат. — Спасибо, — одними губами прошептала Просвирина и, в два прыжка преодолев расстояние между ними, крепко обняла капитана за шею. Она верила в то, что Данилов сумеет ей помочь, но всё равно испытывала невероятное облегчение, что это, действительно, произошло. Она доверилась правильному человеку. Правильному, пожалуй… во всём? — Кажется, у меня было одно условие. — Голод Степана вновь дал о себе знать; он готов был проглотить слона целиком. — Буду рада пойти с тобой в ресторан, — кивнула Полина, улыбаясь. — Ну, или хотя бы в Макдоналдс через дорогу. Она по-прежнему обнимала его за шею, а он держал руки на её талии. Глядя друг другу в глаза, оба задавались молчаливым вопросом: это свидание? Теперь капитан полиции, только что в очередной раз спасший её, казался Полине невероятно привлекательным и снаружи, и внутри. А Степан думал о том, что, пожалуй, был обречён с первого взгляда на неё. Глаза у Просвириной просто удивительные. Как и всё остальное. — Да, это свидание, — озвучил Данилов сидевшую в головах обоих мысль и сократил расстояние между их лицами. Смелый и слегка безрассудный шаг. Он, в принципе, готов был к отрезвляющей пощёчине, но Полина ответила на его поцелуй. Если бы Степан не решился ничего предпринять в ближайшие десять секунд, она сама бы его поцеловала, притянув за ворот пиджака. Данилов целовался даже лучше, чем спасал её жизнь, а Полина — лучше, чем спорила и выставляла свои условия. Поддавшись сиюсекундному влечению, ни один из них не думал о завтрашнем дне, но это сиюсекундное, перехватывающее дыхание, будоражащее кровь — лучшее, что случалось с ними за последнее время. Или всю жизнь? — Ёлки-палки, лучше места не нашли?! Громкий голос Майского, словно ведро холодной воды, окатил Полину и Степана. Отскочив друг от друга, точно подростки, пойманные на разрисовывании краской стен администрации, они покраснели и замялись. Данилов первым взял себя в руки, перейдя из защиты в нападение, под лукавым усмехающимся взглядом майора. — А ты чего тут шляешься в такой час? — возмутился он, скрестив руки на груди. — Я, Стёпа, работаю, пока ты из переговорной дом свиданий устраиваешь! — тут же нашёлся Сергей и весело подмигнул Полине. — Ну, не буду мешать. Вы только это, про камеры не забудьте. Пока-пока! Развернувшись и принявшись насвистывать какую-то мелодию (наверняка какую-то похабщину, тут же подумал Данилов), Майский направился в сторону лифта. Его работа здесь закончена: испортить момент и гордо удалиться. Полина же, рассмеявшись, через несколько секунд вновь оказалась в объятиях Степана, но уже по дороге к его машине. Разве может что-то испортить первое свидание, проведённое в Макдоналдсе, если Ваша первая встреча произошла на месте преступления?