****
— И какая она? —спрашиваю с неподдельным любопытством в глазах и оборачиваюсь, чтобы взять в руки чайник. Парень пожимает плечами. — Обычная школа, скучные уроки и надоедливые преподаватели, — Зейн смущенно улыбается и благодарно кивает, когда я наливаю в его кружку кипяток. Подхожу к рядом сидящему Стиву, проделываю то же самое, когда мальчик вдруг начинает с насмешкой говорить: — О, а Филис думала, что там дают бесплатный горячий шоколад и летают феи! — он усмехается, но я тут же даю ему размашистый подзатыльник свободной рукой. Стив шипит себе что-то под нос, опуская голову, а я победно усмехаюсь, подходя к бабушке. — И почему дети ненавидят школу? Я, например, была в восторге, — она качает головой, с особым вниманием глядя на то, как я наливаю горячую воду для нее, — подними чайник чуть выше, Филис, ты делаешь это неправильно, — со вздохом слушаю ее приказание и, наконец, заканчиваю и со своим чаем, затем сажусь на стул, оставляя чайник на его месте. — А библиотека там есть? — улыбаюсь парню, когда тот со стеснением берет кружку в руки. — Нет, там развалины и руины! — восклицает бабушка, поднимая руки вверх, и не дает ответить Зейну. Все же продолжаю смотреть на троюродного брата, приподнимая брови, ведь такие завтраки теперь стали моей повседневностью, а вот Малику, похоже, тяжело понять, как вести себя в такой неловкой и, наверное, забавной для него обстановке. — Она опять о своем… — удрученно шепчет Стивен, тянясь к конфетам, но, как бы он не переваливался через стол, достать сладости у него не получаются. Вот же маленький неудачник. Закатываю глаза и подаю ему одну, самую невкусную, а затем вновь смотрю в глаза Зейна. — Конечно, — уже веселее отвечает парень, видимо, забавляясь тем, как проходит наш завтрак. И, честно, я уже успела пожалеть, что после того, как Зейн помог мне перенести книги наверх, я предложила ему позавтракать с нами. Дедушка никогда не ел по утрам, поэтому до момента, когда вся эта неловкая ситуация закончится, осталось немного: нужно лишь дождаться, когда он соберется, и мы поедем в «Домвер», подбросив парня до его дома. — Бабушка уже отнесла документы, я пойду в школу послезавтра, — предвкушающе закрываю глаза, из-за чего брюнет усмехается и робко отпивает чай. — Филис, ты знала, что это Зейн нарисовал небо в твоей комнате? — бабушка широко улыбается, а сам парень резко давится чаем и дико кашляет. Лицо у него краснеет, а карие глаза расширяются, став двумя огромными шарами. — Правда?! — восклицаю, глядя на то, как Стив хлопает его по спине, — у тебя замечательно получается, Зейн! Почему ты не сказал мне? — хмурюсь, но он еще пару секунд отходит, откашливаясь, затем со смущением смотрит в мои глаза. Тихо, хрипло шепчет, медленно растягиваю губы в робкую улыбку: — Спасибо. Улыбаюсь, подпирая подбородок рукой. Он очень милый. Совсем мягкий. Эта стеснительно придает Зейну особый шарм, ведь внешность его и стиль в одежде напоминают женского обольстителя и уж совсем не такого скромнягу. — Дети, я готов! Можем выдвигаться! — голос дедушки. Раскатистый, громкий, такой, что все внимание компании всегда обращается к нему, даже если он к этому не стремится. Наблюдаю за тем, как заходит Великан в гостиную, бодро нам улыбаясь. Радостно подскакиваю на месте и беру свою кружку, полную чая, в руку. Черт, я так ничего и не поела, даже чай выпить не успела. — Спасибо за завтрак. До свидания, миссис Лагард, — Малик встает вслед за мной и кивает бабушке, из-за чего она улыбается, — пока, Стив. И Зейн вышел из дома, оставив после себя легкий запах мужского одеколона и приятное чувство, что остается после знакомства с хорошим, душевным человеком. Беру его чай, почти нетронутый, и подхожу к раковине, быстро мыля кружки. Бабушка одобрительно смотрит на меня: всегда мыть за собой посуду — обязательное правило старушки, за несоблюдение которого можно вылететь из дома. — Зейн так редко к нам заходит! Я очень рада, что теперь он будет здесь чаще! — восклицает она, хлопая в ладоши. Дедушка усмехается подходя к моему брату, останавливается за его спиной и складывает сильные руки на груди. — Почему это он будет в нашем доме чаще? — Филис хорошо с ним ладит, — по-матерински улыбается бабушка, откусывая ломтик сэндвича. Дедушка пожимает плечами, положив ладони на плечи Стива. — Он, на самом деле, неплохой парнишка. Жаль, что он остался без родителей, — согласно качает головой дед и проводит большой рукой по темным волосам мальчика. Быстро вытираю руки полотенцем, глядя на две чистые кружки у раковины, и вздыхаю, подходя к бабушке. — Пока, бабуль, — целую ее в морщинистую, мягкую щеку, вспоминая, почему она остается дома: она ведь решила устроить пикник для Стива. Он, конечно, не особо рад перспективе остаться без интернета на несколько часов, но против аргументов бабушки, кажется, пойти не может никто. — До вечера, малец, — чмокаю недовольного братика в лоб, усмехаясь, и подхожу к дедушке. Он тут же недовольно ворчит, потирая место поцелуя, и кричит мне вслед: — Я не маленький! Не смей больше называть меня так, Филис! Дедушка уже шагает к двери. Направляюсь за ним, поправляя классические, короткие, черные брюки. На улице светит солнышко, но погода далеко не теплая: ветер такой холодный, что я тут же вздрагиваю; воя, он высоко взметает мою косичку, что я наспех сделала. У машины терпеливо стоит Зейн, засунув руки в карманы, и качает головой в такт мелодии, что тихо напевает под нос. Дед садится в нашу старенькую «тойоту» и заводит мотор, а я только подхожу к ней, но Малик дожидается, пока я сяду, только после этого плюхается рядом на заднее сидение. — Красивый кулон, — киваю на серебряную цепочку, с золотым кулоном в виде половины крыла на груди Зейна. Кажется, у кого-то есть вторая часть, соединив с которой первую, выйдут полноценные крылья. — Спасибо. Это подарок девушки, — удивленно приподнимаю брови, — а у тебя милая кофточка, — делает ответный комплимент Малик. Усмехаюсь, оглядывая серую кофту с узорами на груди и рукавах, и понимаю: это тот самый комплимент, который делают, когда не хотят, чтобы повисла неловкая тишина. — Благодарю, — смотрю на дедушку через зеркало заднего вида как раз в тот момент, когда он поднимает глаза ко мне. Они, почему-то, по-доброму усмехаются. Машина трогается с места. — Но обувь, как сказала бабушка, не подходит к твоему образу, — подняв указательный палец вверх, говорит старик с умным видом. Возмущенно поднимаю брови, открывая рот. — Да почему вам так не нравится моя обувь?! Зейн тихо хихикает, а я разглядываю свои аккуратные, бежевые туфельки на плоской подошве и никак не могу понять, какая в них проблема. Остальной путь в сам город проходит молча, иногда дедушка спрашивает что-то у Зейна, а я не слушаю, наслаждаясь старой музыкой, и разглядываю лес за окном. Там, где только начинается городок, мы останавливаемся у милого, как и сотни других, домика Маликов. — Пока, пирожок, — улыбаюсь парню, наблюдая за тем, как покрываются румянцем его щеки. Зейн усмехается, пожимает руку дедушке, перегибаясь через сидения, и выходит. Не оборачиваясь, шагает к своему дому, а мы двигаемся дальше, обсуждая работу, запланированную в пекарне на сегодня. Маленькие улочки, уютная атмосфера, улыбчивые жители и никак не сочетающийся с вышеперечисленными вещами холодный ветер — это и есть Эддингтон. Одноэтажные домики, небольшие магазинчики и дух размеренного спокойствия кажутся мне родными, и я, не отрываясь, рассматриваю атмосферные улицы, словно вырванные из старой, доброй сказки. Следующей остановкой становится маленькое здание. Через большие окна виднеются столики, а на висящей как флажок вывеске, прямо как в средневековье, с нарисованной булочкой, — позже я узнала, что это дело рук Зейна, — красивая надпись: «Демвор» — Вот и мы приехали, дорогуша, — произносит дед, выходя из автомобиля. Я следую его примеру и меня тут же окутывает ледяной поток воздуха. Вздрагиваю, пускаясь за ним вслед. Дед уже открывает стеклянную дверь, звеня ключами, и с ожиданием наблюдает за тем, как я к нему приближаюсь. Прислушиваюсь к звону колокольчиков, когда двери распахиваются, и в нос тут же ударяет приятный, пряный запах имбирного печенья. Мои глаза с любопытством оглядывают каждую мелочь «Демвора». Справа во всю стену растягивается стойка, где можно сидеть на высоких стульях, а также там находится касса и несколько витринных холодильников для пирожных. Сейчас они пусты, как и полки за кассой, где должен находится хлеб. Там же и дверь на кухню. Слева маленькие столики с диванчиками вместо стульев. Везде много дерева и коричневые цвета преобладают в цветах стен, диванчиков и декоре. Буквально каждую поверхность занимают вазы с подсолнухами, по которым бабушка сходит с ума: их изображение присутствует везде, начиная от кружок, а заканчивая одеждой. Невольно мягкая улыбка расцветает на губах. Так тепло. Уютно. Чувство чего-то родного, мягкого окутывает. Понятно, почему наша пекарня так популярна в крошечном Эддингтоне: в такое место хочется возвращаться вновь и вновь. — Сегодня у нас будет ужасно сложный день, — выносит вердикт дедушка, после того, как, улыбаясь, наблюдает за мной. Он вдруг уходит, оставив меня рассматривать интерьер «Демвора», а возвращается спустя несколько минут уже одетый в темно-зеленый фартук с ромашками. Старик подходит к холодильникам, продолжая говорить о всей тяжести сегодняшнего дня, а я тихо хихикаю, но как только он поднимает на меня непонимающий взгляд, мое лицо принимает серьезный вид. — Твоя бабушка не позволяет мне заходить на кухню без него, — оправдывается он, улыбаясь. Подхожу к нему и провожу рукой по кассовому аппарату, понимая, что дедушка — удивительный человек. Не знаю, может ли он обидеться на какую-нибудь шутку, ведь сама такого никогда не наблюдала. Сам он никогда не шутит так, чтобы обидеть человека, и я люблю в нем это. — Так почему у нас должен быть самый сложный день? — усмехаюсь, вопросительно приподнимая бровь. Дедушка выпрямляется, опираясь на один из холодильников, и складывает руки на груди. — Бабушка не будет помогать на кухне, потому что осталась дома, а Луи вернется только после школы. Поэтому до прихода покупателей будешь помогать мне печь и раскладывать выпечку, а после стоишь на кассе. Все поняла, дорогуша? — дедушка вопросительно хмыкает, на что я киваю, задумчиво глядя на него. — А кто такой Луи? — спрашиваю с любопытством, следуя на кухню, когда дед вдруг начинает туда двигаться. — Ах, Луи… Он тоже школьник и подрабатывает у нас в пекарне после школы, — отвечает дедушка, кидая мне в лицо фартук. Вздыхаю, снимая ткань с лица. — Понятно. И тут началось… Время только восемь, поэтому я бегу протирать столы, а дедушка достает тесто. Вместе мы заливаем формы для хлеба и батонов, ставим их в духовку и начинаем готовить кексы, булочки и печенье. На кухне работа кипит, руки по локти в муке, а с лица не сходит улыбка. Работать с дедушкой приятно. Он — замечательный напарник. Атмосфера в «Демворе» уютная и спокойная, а лучи теплого солнца согревают и через окна, куда холодный ветер попасть не может. Кажется, вот так замешивать тесто и упиваться запахами шоколада и пряностей я могу вечно. Но вдруг звенит колокольчик, оповещающий о моем первом клиенте. Перестав мешать растопленный шоколад в миске, с волнением смотрю на деда. Он успокаивающе улыбается и, прочистив горло, восклицает с наигранной строгостью: — Аха, неужели Филис забоялась, как маленькая? Решительно отряхиваюсь, снимаю синий фартук и смело смотрю в глаза дедушке: — Еще чего! И быстро шагаю к кассе. — Здравствуйте! — тяну, улыбаясь крошечной бабуле. Она растягивает тонкие губы в ответ. К двум часам дня усталость дает о себе знать. Я уже с трудом стою на ногах, а работать нужно до шести. В глазах начинают появляться темные пятна: я не съела сегодня ни крошки. Щеки болят от улыбки каждому посетителю, я выучила почти весь ассортимент, а от сладкого запаха и вида аппетитной выпечки кружится голова. Все это продолжается до того момента, пока в «Демвор» не заходит симпатичный невысокий парень, с небесно-голубым взглядом и веселой улыбкой. — О, а ты Филис, внучка мистера Лагарда, да? — на ходу говорит он и смело заходит за стойку, поправляя рюкзак на плече. Улыбаюсь в ответ, заправляя за ухо прядь, выпавшую из косички. — Луи? — неуверенно произношу. Шатен усмехается и протягивает руку для пожатия, а я внимательно к нему приглядываюсь. Очень… Необычная внешность: тонкий нос, тонкие губы, тонкие брови и довольно узкие глаза, при этом парень очень даже красивый. Глаза такие яркие, что, кажется, будто это линзы, но нет — у него, действительно, настолько насыщенные голубые глаза. — Он самый, Луи Томлинсон. — Тогда я Филис — та самая, — пожимаю его ладонь, вновь ощущая слишком сильно ощутимое тепло. Все парни в Эддингтоне такие горячие? Звучит так странно, но это же так, верно? И у Зейна, и Луи чересчур высокая температура. Может, это из-за местности и холодной погоды? Что-то вроде приспособленности к погодным условиям, рельефу. Глупо, конечно, но… — Ну, как первый день, та самая Филис? — сверкнув глазами, интересуется парень. Я вздыхаю, устало улыбаясь, при этом успеваю вновь его рассмотреть: озорной огонек в ярких глазах, темные волосы в полнейшем беспорядке и желтый свитер внушают мне доверие. — Не считая того, что я случайно съела один заказ, то все нормально, — пожимаю плечами. Томлинсон смеется, отчего внутри все тут же сжимается в смущении. Я сказала что-то не так? Съела я лишь одну булочку, но, чувствую, нужно было что-то сказать. — В свой первый день я упал, испортив огромный торт. Своим лицом. Так что, сладкие щечки, у тебя все отлично, — уверенно кивая, заверяет меня парень с суровым лицом. Мои губы дрожат и его тоже, но, почему-то, мы пытаемся сохранить серьезный вид. Бог знает, ради чего. — А-а-а… — не договариваю: наш хохот громкими волнами расходится по пекарне. Она почти пустая, не считая пару человек за столиками, которые тут же оборачиваются к нам. Луи, смеясь, дает мне пять. Отбиваю его большую ладонь, наблюдая за тем, как он идет на кухню. — Почему сладкие щечки? — кричу ему вслед. Он оборачивается, продолжая шагать, и пожимает плечами с невозмутимым видом. — После того, как ты съела чужой заказ они стали большими и сладкими, — возмущенно открываю рот, но добрая улыбка тут же образовывается на лице парня, — ладно, шучу!****
Не знаю, как это ему удается, но Луи создает вокруг себя мягкую и веселую атмосферу. Он постоянно улыбается и заставляет других это делать: говорит, какие у собеседника красивые глаза, скажет комплимент по поводу вашего чувства юмора, или ляпнет какую-нибудь глупую, тем не менее, уместную шутку. Когда у него или у меня возникала свободная минутка, то мы сразу же бежали друг к другу, чтобы посмеяться над чем-то, либо просто рассказать что-то о себе. Луи мало говорит о себе, предоставляя мне возможность это делать, а это всегда завоевывает доверие. Такое отношение заставляет человека ощущать себя, словно он особенный и интересный, раз его так внимательно слушают. Томлинсон буквально скрасил мой день, и я даже не заметила, как часы показали пять вечера. А небо тем временем затянули тучи, на улице резко потемнело, и в пекарне стало еще уютнее из-за теплого света, приятной музыки и мягкой атмосферы. Оттого и народу стало больше, почти все столики оказались заняты. Слышатся тихие разговоры, мелодия гитары и стук дождя по крыше. Внимательно слежу за посетителями, подперев подбородок ладонью. Всегда интересно наблюдать за людьми. Звучит, как будто я маньячка, но мне, как писателю, важно понимать, как меняются лица людей при разговоре, при определенных чувствах. Опыт и наблюдательность — вот главный помощник для успеха в писательском деле. — Как дела, сладкие щечки? — слышу бодрый голос Луи сбоку. Поворачиваю к нему голову, тяжело вздыхая. — Устала, — пожимаю плечами, взглянув в его глаза. Кажется, никогда они не бывают серьезными или печальными. — Скоро сюда придет моя девушка, я обязательно познакомлю тебя с ней, — на моем лице тут же расцветает предвкушающая улыбка и я быстро выпрямляюсь, играя бровями. — А вот это уже интересно, — шепчу заинтригованно. Томлинсон мечтательно закатывает глаза и опирается на витринный холодильник. — Ты выглядишь… — задумчиво поджимаю губы, — влюбленным? — хихикаю, на что парень отвечает спокойной улыбкой. — Мне идет? — вдруг поднимает брови, выпрямляясь. — Без сомнений, — тут же отвечаю я. Колокольчики, как по волшебному щелчку пальцев, оповещают о новом посетители. Улыбнувшись Луи, выпрямляюсь. В пекарню заходит трое человек. Двое из них — высокие парни, а третья — девушка. На голове одного капюшон, а лицо второго молодого человека буквально светится, не смотря на то, как стекают с его блондинистых волос капли дождя. Девушка смотрит только на Томлинсона, стоящего рядом со мной, и руками пытается уложить мокрые волосы. Совсем маленького роста девчушка, с короткими темными волосами, красивыми зелеными глазами и в женственном черном пальто. Девушка Луи — я сразу это поняла. Она широко улыбается и на пухлых щечках возникают глубокие ямочки. Бежит к Томлинсону, оставляя мокрую дорожку после себя. Он выходит из-за стойки и бросается в ее объятия. Луи тут же прикасается к чужим губам своими, и я чувствую особые волны, исходящие от них, отчего невольно делаю шаг в сторону. Никогда не могу смотреть на поцелуи, объятия, и все, что связано со словом «любовь». Это смущает, заставляет чувствовать себя не в своей тарелке. Я даже в фильмах сцены с поцелуями пропускаю, так как считаю, что это — слишком интимно, слишком лично. Это должно быть покрыто занавесом для окружающих, так что смотреть для меня на такое — чистая пытка. — Кхм, привет, — юношеский, звонкий голос звучит напротив. Манерно морщусь, глядя на Луи, и поворачиваюсь к тем парням, что пришли с незнакомкой. — Фу-у-у-у, — тяну с отвращением, показывая пальцем на не перестающую целоваться парочку, и блондин улыбается. Как-то по детски. Он прямо-таки испускает из себя аромат свежести, пылкой юности, энергии и озорства. У него необычайно яркие голубые глаза, похожие на глаза Луи, но здесь цвет более синий, да и они у него большие-большие. Губы совсем тоненькие, широкий нос и пухленькие, мягкие, — я уверена, — щечки. Этакий симпотяга, завоевывающий внимание как раз таки этим своим милым образом. И волосы такие красивые: как будто крашеные, но видно, что почти платиновый цвет — натуральный. — Крутая прическа, — киваю ему и улыбаюсь. Парень приподнимает брови и тут же смеется: громко, прерывисто и чертовски мило. — Спасибо, — он даже как-то опускает взгляд на секунду, напоминая мне Зейна, но в глаза смотрит тут же, в отличии от Малика. Мне он нравится: простой очень, без всяких там попыток строить из себя невесть что, в отличии… Перевожу взгляд ко второму парню, задумчиво глядя на крепко сжатые кулаки и… Чувствую странные волны волнения. Тревога внутри. Сердце бьется как-то неровно. — Что будете брать? — заговариваю, с трудом отрывая взгляд от капюшона. Вздрагиваю, когда на улице резко раздается громкий, протяжный раскат грома. — Пять шоколадных кексов с ягодной начинкой, и побольше крема сверху, пожалуйста, — не раздумывая, отвечает блондинистый паренек, как скороговорку, отчего я решаю: он бывает здесь часто, если не каждый день. Вновь ему улыбаюсь, — с таким невозможно не улыбаться, — мельком взглянув на непроглядную стену дождя за окном. — Конечно. Подхожу к холодильнику, доставая оттуда кексы, но все время чувствую на себе… Пронизывающий, заинтересованный взгляд. Такой внимательный. Совсем от меня не отрывается. Ни на мгновенье. На секунду взглянув на Луи, вижу, что он, обнимая девушку за талию, разговаривает с блондином. Медленно перевожу глаза на парня в капюшон. Его лица мне не видно, но понятно, что это именно он так пялится на меня, следит за моими движениями, словно видит, скажем, белого медведя в Африке. Это пугает. Это меня пробивает до дрожи, но я держусь. Он какой-то… Странный. Хмурюсь. Накладываю в картонную коробочку кексы, и, как пожелал клиент, добавляю на них побольше крема, выдавливая его из кондитерского пакета, при этом не могу контролировать то, как неуверенны и робки пальцы, что даже не сжимают нормально этот чертов крем. Коленом упираюсь в обратную сторону стойки, незаметно для всех положив ногу на стул рядом. Это все из-за него. Из-под опущенных ресниц смотрю на капюшон и скрытое в темноте лицо. Он все смотрит. Решаю сделать милому блондину еще одну приятность: посыпаю кексы малиной и кусочками клубники. Различные посыпки, крема, орешки и дополнительные сладости всегда находятся под рукой в углу витринного холодильника на всякий случай исполнений желаний клиентов. — Сладкие щечки, познакомься, это моя девушка — Эшли, — смотрю на Луи и улыбаюсь его подруге. Не могу определить, какая она. Есть такие люди: вроде и приятные, а при этом не поймешь, что кроется за этой улыбкой. — Приятно познакомиться, — Эшли лучезарно сверкает карими глазами. Киваю, проходя к кассе с кексами. — Эшли, это — Филис, но я называю ее сладкие щечки, потому что… — Не при всех, Луи, пожалуйста. Только попробуй рассказать это сейчас и я тут же превращу тебя в одну из булочек, — мило улыбнувшись, словно ангелочек, лепечу я, смущаясь смеха со стороны ребят после того, как они узнают мою неловкую историю. Томлинсон поднимает руки в знак примирения, а Эшли заливисто смеется, пока я кладу на стол коробочку с выпечкой и пробиваю чек. — Пожалуйста, — протягиваю заказ блондину. Он сует мне скомканные, помятые купюры и множество звенящих копеек, и мило улыбается, глядя прямо в глаза. — Я — Найл, — парень улыбается уголком губ. Киваю в ответ и перевожу взгляд на парня в капюшоне, безмолвно указывая ребятам, что его тоже нужно представить. — Это… — говорит Луи, но договорить не успевает: капюшон слетел с головы парня. Первое, что я вижу — копну кудрявых волос, завязанных банданой. — Гарри Стайлс, дорогуша. Не знаю, почему, но когда слышу хриплый и глубокий голос, внутри все… Замирает. Буквально. Чувствую, как эти слова заползают в уши, как голос сжимает сердце и медленно опускаю взгляд. На меня смотрят хмурые, зеленые глаза. Яркие, сверкающие… Два фонарика. Сглатываю, непонимающе глядя на чуть нахмуренные брови, на искривленные в усмешке розовые губы, ярко выраженные скулы и широкий нос. Какой… Красивый. Невольно делаю шаг назад. Деньги выпадают из рук и монеты катятся по полу, громко звеня, но я слышу это, находясь в каком-то вакууме. Какого черта? Не хочу, но все внимание приковано к зеленым глазам. Гипнотизирующим и затягивающим. Я не могу отвести взгляда от лица этого парня, чувствуя, как все внутри дрожит, потом замирает, а затем вновь сотрясается. Просто не могу смотреть куда-либо еще, ведь как будто бы не слушается меня из-за странных, еле ощутимые волн, исходящих от него и проходящих сквозь моё. А глаза Гарри… Они буквально физически тянут к себе и затягивают, затягивают… Всасывают в себя всю мою душу. Пугают. — Гарри, хватит, — слышу голос Эшли, но приглушенно, словно я под водой. Гул в ушах. Парень ухмыляется, но этот звук вдруг слишком громко ударяет по ушным перепонкам. Больно. Резко прижимаю ладони к ушам, но глаз свести с него не могу. Не могу. Словно из моего сердца тянутся тысячи тоненьких ниточек к его глазам, затягивая меня куда-то еще глубже. Со страхом хмыкаю, делая шаг назад, но с таким трудом, словно ноги обвешаны тяжелыми кандалами. — Что? Я просто смотрю. Опять этот хриплый голос с издевательскими нотками, пробирающий до мурашек. Такой глубокий, взрослый. Жмурюсь, когда ноги сами идут к нему. Еще сильней прижимаю ладони к голове, чувствуя необъяснимое волнение и непрекращающуюся вибрацию по всему телу. — Что… — шепчу сдавленно, почти скуля от неожиданных ощущений, — что это такое? — вдыхаю воздух так, словно мне его не хватает. Кто-то резко хватает меня за локоть. Прихожу в себя моментально: открываю глаза и тут же смотрю на встревоженного Луи, чтобы, не дай Бог, не столкнуться взглядом с Гарри вновь. — Перестань, Стайлс! — восклицает он и за окном яркой вспышкой ударяет молния, от которой я вздрагиваю, выдергивая свою руку. Опускаю голову. Сжимаю вспотевшие ладони в кулаки. Хмурюсь. Я просто сегодня не ела. Это помутнение рассудка из-за голода, конечно. — Прошу Вас не называть меня так, мое имя — Филис, — твердым голосом произношу я и сажусь на корточки, собирая деньги с пола дрожащими пальцами. Слышу тихий смешок Гарри, что заставляет все мое тело покрыться мурашками. Луи сразу же садится рядом, перед этим зачем-то кивнув Эшли. Она подходит к Найлу, но я больше ничего не вижу. Угрюмо смотрю на разбросанные на полу копейки, нервно кусая нижнюю губу. — Что за чертовщина, Луи? Что не так с этим парнем? — шепчу с тревогой, сжимая в руках деньги. Все монеты были собраны, но мы продолжаем сидеть под стойкой. Здесь мне спокойнее. Тут меня не видит этот чертов Гарри. — Он немного странный, — пожимает плечами парень, встряхивая волосы, и пытается мне улыбнуться. Мрачно усмехаюсь в ответ. — Мне кажется, «немного» — это не то слово. — Ну да, может он очень странный, — отвечает Томлинсон, ободряюще улыбаясь. Вздыхаю, опуская голову. — Можно он уйдет? Этот Гарри меня немного… Пугает, понимаешь? — с мольбой смотрю в глаза парня, но вижу в них лишь извинение. — Я не должен был этого говорить, но… — Луи приближается и шепчет на ухо: — Гарри не уйдет, пока сам этого не захочет. И… Как бы скверно это не звучало, Филис, он… — Что здесь происходит? Громкий голос дедушки. Такой же, как гром на улице. Мы подскакиваем под столом от неожиданности одновременно. Стукаюсь головой о поверхность стойки, шипя от боли, и вылезаю из-под нее с помощью Луи, взявшегося меня за руку. — Почему вы сидите под столом? — дедушка заливается громогласным смехом, хватаясь за живот. Неловко топчусь на месте. Ощущаю прожигающий взгляд на спине. И я уверена в том, кто на меня смотрит. На секунду оборачиваюсь, взглянув в внимательные глаза Стайлса, и тут же вновь поворачиваюсь к дедушке, чтобы снова не почувствовать эту… — Подбирали деньги, — Луи пожимает плечами, не дав моей мысли завершиться. А я этому и рада. Киваю, пытаясь скрыть волнение, и улыбаюсь деду: — Они уже с неба сыпятся, дедуль, вот и собираем. — Можете насобирать мне на новую тачку? А то мое корыто совсем разваливается, — Великан усмехается, а затем замечает Эшли, стоящую рядом с Найлом. Рядом с ними этот Стайлс. — О, Эшли, рад видеть тебя здесь! — Спасибо, мистер Лагард, — улыбается она старику. Его рот открывается, когда он видит еще двух парней, а я про себя отмечаю, что дедушка явно в приподнятом настроении, а, значит, сможет мне немного… Помочь. Надеюсь. — Найл, Филис уже дала тебе пять шоколадных кексов? — Луи рядом тихо смеется, прикрывая рот ладонью. Найл кивает деду, одновременно переливаясь через всю стойку, чтобы игриво ударить друга кулаком в плечо. Карие глаза деда медленно перемещаются за мою спину, на Гарри. Сглатываю, радуясь тому, что парень не видит моего лица, и тут же наполняю глаза мольбой, подавая дедушке знак. Тот хмурится, глядя на меня, а я все пытаюсь глазами сказать, чтобы он послал к черту этого Стайлса. Резко легкая улыбка украшает его губы, только уж совсем фальшивая. Ну что же ты так, дедуль? — Гарри, давно не виделись! Мне кажется, нам стоит поговорить о… О твоем отце, не так ли? Дедушка проходит за стойку в зал, взглянув по пути мне в глаза с такой серьезностью, что у меня мурашки идут по позвоночнику. Входная дверь хлопает через пару секунд. Они вышли. С облегчением вздыхаю, перестав чувствовать на себе внимательный взгляд. Дышать становится легче. Напряженные плечи расслабляются. Глаза прикрываются. Все еще не оборачиваюсь.