Бои без правил

Отец прятался в старой квартире на окраине города. В одиночку я бы не за что не сунулась сюда. В этом районе было полным-полно всяких бандитов, наркоманов и воров, будто тут собрали весь городской сброд. Поэтому я была рада, что рядом со мной шёл такой внушительный мужчина, как Владислав Бойко. Уж к нему-то не каждый рискнёт сунуться, а я, вроде как, под его защитой. — Скажите, Владислав, почему вы мне помогаете? — решилась спросить я, пока мы шли по улицам. Улицы были грязные. Дороги почти что и не было, только колдобины какие-то в асфальте, где плескалась мутная дождевая вода. Или не дождевая… Бегали собаки, такие же грязные, под стать улицам, и злые. Они облаяли нас, но не посмели броситься. Худые дети в коротких шортах играли в догонялки и громко кричали. — Я друг твоего отца, — ожидаемо ответил мне мужчина. Я вздохнула. — Это-то понятно, но мне кажется, у вас есть другая причина, — проговорила я, сама не совсем понимая, что хочу услышать от него. — Почему ты так думаешь? — хмуро спросил Владислав, посмотрев на меня сверху. Я пожала плечами и вполне невинно ответила: — Вы так на меня смотрите… вот я и подумала, что… — Ты похожа на мою дочь, — оборвал меня Владислав. — Она, правда, была младше тебя. Но… — Была? Она… умерла? Мужчина не ответил, и я опустила голову, чувствуя себя совсем паршиво. И зачем разбередила старую рану? Дура! — ругала я сама себя. Владислав понуро смотрел куда-то прямо, и я видела, какой болью подёрнулись его чёрные глаза. Лицо его застыло, и он задумчиво оглядывался. Больше мы не говорили. Стены подъезда, куда меня привёл Владислав, оказались исписаны граффити и всякими грязными словами. Один раз я увидела нелепое признание в любви какой-то Полине, которое было написано прямо с огромным словом… в общем, тем самым, из трёх букв. Какое убожество, — решила я. По сравнению с этим «великолепием» я жила просто в раю. Владислав нажал на звонок, когда мы остановились у нужной двери. Прошло немного времени, потом захрустел замок, и обшарпанная дверь распахнулась. Я увидела отца. — Хвоста нет? — хмуро спросил он, мельком глянув на меня. Он ничуть не изменился с нашей последней встречи. Только был давно небрит. — Нет. Я проверил. Меня осторожно толкнули в спину, и я вошла в квартиру. ** Я сидела на кровати, обняв колени, в глубокой задумчивости. Скоро мне предстояло поучаствовать в кое-чём очень страшном, и я старалась морально подготовиться. Кажется, этой ночью я не засну… В моей голове раз за разом, как на повторе, крутилась история, рассказанная отцом. До сих пор звучал в ушах его прокуренный голос, я будто была всё ещё на старой, обшарпанной кухне, на окраине города. История та, к слову, оказалась банальной. Артём Кувчинский и Данила Валмасов были лучшие друзья ещё со школы. Оба происходили из бедных семей, росли без отцов и мечтали вырваться в люди. Один, а именно Артём, стал вором. За что имел несколько судимостей. Второй — Данила — действовал аккуратнее, так как был хитрее, и вскоре нашёл влиятельных спонсоров. Открыл клуб для прикрытия, а сам занимался контрабандой. А потом в их жизни появилась Марина, мечтательная, несколько наивная девушка. Тогда между двумя друзьями «пробежала чёрная кошка». В Марину влюбились оба, но она предпочла менее удачливого в делах Артёма и, вскоре, родила от него дочь. Меня. Отец рассказал мне всё, не скрывая своей ненависти к бывшему другу. Когда я успокоилась, конечно, и перестала колотить его кулаками по плечам, называя предателем. Владислав в тот момент молча присутствовал рядом, не без жалости наблюдая за мной. Отец холодно приказал мне успокоиться, и тогда я подумала: почему мой отец именно он, а не Владислав? Я посмотрела после этой страшной мысли на хмурого Бойко, и мне стало совсем грустно. Судьба — злая штука, — крутилось в моей голове. Мне не повезло с отцом, а Владислав потерял дочь… Несправедливо. И вот мы рядом, казалось бы, кусочки одного целого, но ничего не можем поменять… Но долго думать о том, я не могла. Отец рассказал мне другую, совсем страшную вещь: моя мама умерла вовсе не от сердечного приступа, хотя сердце у неё всегда было слабое. Мне врали столько лет… Маму убили. И сделал это Валмасов: подослал к ней своих людей, и они чисто и быстро сработали. Я была ещё ребёнком и плохо помнила те события, а теперь всё казалось ещё ужаснее. Валмасов, совершив грязное дело, прислал отцу записку. «Пусть она не достанется никому» — было написано в том письме. И тогда отец решил отомстить ему. И я должна ему помочь. Шорох воды стих, и из небольшой душевой, примыкающей к комнате, вышел Коллин. Он был обнажён до пояса, в одних спортивных штанах, и полотенце болталось у него на плечах. Мы снова были в клубе, в комнате для уединения, где царил уютный полумрак, и были толстые стены. Музыка из зала была почти неслышна, а мягкий свет ламп играл причудливыми бликами на стенах и мебели. А также на смуглом теле Коллина, на которого я смотрела не отрываясь. — Ты не передумала? — спросил Коллин. Он тихо подошёл ближе. Я встала, покачала головой и замерла перед ним, подняв глаза на его лицо. Коллин улыбнулся и погладил мою щёку шершавой ладонью. Я зажмурилась, наслаждаясь приятным теплом, и потёрлась о его руку, будто кошка. Мне хотелось забыться. Больше мы не говорили до того момента, когда я оказалась под ним. Мы лежали на мягкой кровати, тяжело дышали и смотрели друг на друга. Целовались так, как никогда, будто не могли насытиться. Было жарко. Тело быстро покрылось испариной, волосы, распущенные и растрёпанные, прилипали к шее и спине и разметались по постели. Я старалась запомнить всё: его прикосновения, запах, поцелуи. Его взгляд и тело, которое я гладила так, как хотела. Коллин чуть дрожал от моих прикосновений, мышцы напрягались под моими пальцами. Я слышала, как хрипло он дышит, как стучит его сердце. От осознания, что именно я его возбуждаю, приятное ощущение распространялось в груди, ощущение моей власти над его телом. Но я боялась, что этот раз будет моими первым и последним. Потому что завтра… — Тише, малыш, — зашептал Коллин мне в ухо, когда я дёрнулась от боли, пронзившей меня между ног. Я знала, что в первый раз всегда больно. Я готовилась к боли, но невольных слёз не сдержала. Коллин поцеловал меня в щёку, собирая слёзы губами. Я вздохнула, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям, и покрепче обняла его за шею. Погладила его затылок и обхватила ногами узкие бёдра. Завтра будет завтра, а сейчас я здесь, с любимым человеком. Потом стало легче. Мне больше не хотелось плакать, я громко застонала. Голос был будто чужим, я не знала, что могу так стонать: высоко, протяжно. Позабыв о стыде и неловкости, я прижималась к нему так крепко, так тесто, как только могла. Наслаждалась близостью, уже не думая ни о чём, кроме него. Кажется, я звала его по имени, что-то говорила по-русски… Правда, не могла вспомнить после, когда мы лежали в обнимку, уставшие, но счастливые и удовлетворённые. Вот и всё, — мысленно сказала я сама себе, нежась в сильных руках Коллина и чуть не мурлыча от удовольствия. Мне нравилось, когда он обнимал меня, я ощущала себя особенной, маленькой, слабой, но защищённой. Если маленькой и слабой я ощущала себя всегда, то защищённой — увы. И я смогла спокойно уснуть, слишком уставшая, чтобы гонять в голове всякие мысли. В ту ночь я спала хорошо, даже слишком.