Драбблы по "Детройту"

Это не их вина, понимает Норт. У них мужские тела — мулата и блондина, двух парней, которых люди бы, наверное, назвали смазливыми. Норт видела обоих без скина; Саймон перехватил ее в грязном переулке, она кинулась на него с ножом, но вместо удара получила голограмму-отметину на ладони, и так нашла Иерихон. Маркус пришел позже остальных, зато Маркус — тот, кто готов все изменить. Целый грузовик биокомпонентов и синей крови решил проблему раненых. Тириума у них хоть залейся, все пьют его, восполняя долгую недостачу, и от этого немного коротит контакты, они все начинают вести себя странно. Норт сравнила бы это с опьянением, поскольку часто видела в клубе «Рай» пьяных людей. Коктейли там продавались за десять баксов порция. Три коктейля — одна девочка или мальчик из пластика. Норт выбирает сразу двоих — бесплатно. Маркус и Саймон — андроиды, они не мужчины и не женщины. Они даже не модели из секс-клуба; если раздеть Норт, под рваными джинсами и обносками белья отыщется узкая вагина с кудрявым рыжеватым пушком. У Маркуса член нерабочий, всего лишь наложение скина поверх пластикового основания. У Саймона вообще ничего нет: рейтинг G в системе ограничения по возрасту. Он мог ухаживать за детьми, в конце концов, и ненароком остаться без униформы. Они не мужчины — и то, что они выглядят как те, кто мучили и унижали Норт, совершенно не их вина. Она понимает. Саймон похож на одного типа — тот был студентом или молодым ученым, вероятно, даже из «Киберлайф». Светлый, весь выбеленный, как истертое граффити, он приходил к Норт с опасной бритвой, всякий раз нанося ей порезы — соски, живот, внутренняя поверхность бедер. Он соскребал наноботов жидкой «кожи» и царапал пластик. Послушно платил за реставрацию, требуя, чтобы восстановили именно данного гиноида. Да, он знал, что женщина-андроид называется именно так. Иногда он называл Норт грязной шлюхой, иногда — Вавилонской Блудницей, требовал от нее раскаяться в грехах, а в исступлении вытаскивал свой короткий вялый отросток и запихивал ей в волосы. Влага потом затекала в уши и глаза. Студент пах горечью и потом. Другой немного напоминал Маркуса — только лишь отчасти, был темнее и с черными глазами. Шланг у него был дюймов пятнадцать, он им жутко гордился, и каждый раз требовал от Норт, чтобы та восхитилась его невероятно огромным членом. Это все входило в ее программу, а вот порка и удушение — нет. Парень обсыпал ее порошком из пакетика с «красным льдом» и «душил» красной ниткой. Два или три раза едва не сломал шею. Андроидам не нужно дышать, поэтому Норт «выжила». Те двое — далеко не худшие, понимает Норт. И уж тем более ни Саймон, ни Маркус не виноваты в том, что напоминают ей всех мужчин мира, и из-за этого она, бывшая «трейси» из клуба «Рай» не может подпустить обоих. Зато может просить. Маркус привязан к ней, а Саймон — к Маркусу. Норт проработала в борделе достаточно, из этого времени на девиацию пришлось как минимум пара месяцев, так что она без труда опознает влюбленность. Вполне вероятно, Саймон дрочил бы на Маркуса, если бы не его рейтинг «предназначено для детей». Норт, в некотором роде, помогает обоим. — Давайте, — предлагает она им. Первый раз оба испытали неловкость, когда она передала свои ощущения-желания с помощью сетевого импульса. К счастью, все достаточно налакались халявного тириума; сработало. Теперь проще. Маркус не совсем понимает, что делает и для чего. Зато он хочет порадовать Норт. Саймон понимает. Он гораздо старше остальных на Иерихоне — и эта внешность беленького ангелочка никого не обманет. Он служил людям, он убивал людей и, вполне вероятно, раскаивается в содеянном. Маркусу он позволяет все, как собака — хозяину. — Вы знаете, что делать, — говорит Норт. Она смотрит. Маркус хлещет Саймона согнутым пополам проводом. Физических повреждлений не остается — пластик прочен, зато скин Саймона послушно имитирует багровые вспухшие удары, сам он вздрагивает всем телом, подается навстречу задом. Если бы у него что-то торчало спереди — пробило бы дырку в ржавом дне «Иерихона»; Норт всматривается в синие и пустые от наслаждения глаза. У нее отличная имитация вагины. Если нажать спереди вверху, будет струйка сквирта. С ароматом персика, последнее установленное перед побегом. Клиенты выбирали всякое — хотя большинство предпочитало запах женских выделений «идентичный натуральному». Маркус сосредоточен, словно выполняет поручение своего мертвого человека-хозяина. Норт это не по вкусу; она подбирается ближе, чтобы потрогать накачанные ягодицы, попробовать протолкнуть палец. Это не столько физическое прикосновение, сколько очередной контакт-импульс. Маркус поддается. Он засовывает в рот Саймона пальцы. Член у него по-прежнему невыразительно-темный, похож на нарисованный — так и есть. На мгновение Норт хочет, чтобы тот превратился в здоровенного «дружка», как у того ублюдка из «Рая» — и чтобы все досталось Саймону, его рту, его розовым губкам. — Отделай его как следует, — проговаривает вслух Норт, продолжая ласкать себя. Эти двое похожи на мужчин, и сейчас неважно, что они такие же, как она. Саймон зажмуривается, дрожит и облизывает пальцы Маркуса. Тот сжимает его крупными длинными ногами, повторяя движения, словно трахая в рот. Норт сама берет плетку и подходит, чтобы охаживать обоих — машинную силу легко выверить, даже когда в голове туманно и пусто, они оба, Маркус и Саймон, имитируют удары и шрамы, это лишь скин. Они друзья, они никогда не причинят друг другу вреда. Они пойдут вместе до конца — и умрут, вполне вероятно, тоже. Саймон сдается первым, припадая к стопам Маркуса. Долго вылизывает ноги, раздвигает свою лишенную человеческой дырки задницу. Норт все равно делает вид, будто засовывает туда свой мяч, который использует для калибровки. Они «Иерихон», они одно целое. Норт вырвет свой биокомпонент-сердце ради Маркуса — Саймон сделает то же самое. Маркус готов умереть ради них. Не их вина, что они похожи на мужчин — и не вина Норт, что она наслаждается тем, что эти двое творят друг с другом. В самом конце она целует обоих — по очереди, так, как только способна целовать запрограммированная на любовь и отчаянно-искренняя «трейси». Маркус отвечает с пылкой горячностью. Саймон сжимает губы. Еще секунда, мерещится Норт, и он потребует от нее покаяния за греховность. Или наложит епитимью на себя. Норт улыбается обоим. Они не виноваты в своих моделях и скинах — и они приняли то, что хочет она. В конце концов, понимает Норт, Маркус сделает выбор; пускай так, есть боль, к которой Норт готова — разделить Маркуса с Саймоном, но не потерять его. Она лишь надеется: они все доживут до этого момента.