Если бы мне было суждено встретиться с моими убийцами на том свете, я бы предпочел жить вместе с ними на этом. Станислав Ежи Лец
Быть свидетельницей преступления – это неприятно. Быть свидетельницей наезда грузовика на толпу – это жутко. Быть одной из тех, кто может опознать водителя, – вроде как неплохо. По крайней мере до тех пор, пока ответственность за наезд не берет на себя самая террористическая из всех террористических организаций в мире и полиция не помещает ценных свидетелей под охрану, выраженную в виде двух щуплых ребят, дежурящих напротив подъезда. – Боже, я почему-то думала, что Нью-Йорк более продвинутый город. Камеры слежения там, распознавание лиц… Но нет, они ищут водителя-члена ИГИЛ по показаниям очевидцев. Обалдеть. Мишель вздохнула. Она не хотела возражать, да и спорить со мной сейчас было тяжеловато: во-первых, я была права, а во-вторых, я тоже была не в том настроении. Наш допрос откладывался на неопределенный срок, который варьировался от пары дней до полутора недель. Казалось бы, дело о терроризме, надо быстрее и все такое, но Мишель неплохо разбиралась в законодательстве (даром что IT-специалист) и, как заядлая европейка, потребовала соблюдения всех наших прав, которые начинались предоставлением адвоката и заканчивались присутствием на допросе представителей консульств. И все потому, что мы обе не являлись гражданками США. Ничего незаконного, просто годовые рабочие визы. Мишель – гражданка Франции, я – гражданка Российской Федерации, и вкупе с ухажером моей коллеги-подруги, шаблонным выходцем из Техаса Аленом, мы представляли собой прекрасную мишень для остроумия всех сотрудников фирмы. И головную боль для нью-йоркской полиции в данный момент. Вообще тот факт, что два дня назад мы оказались невольными свидетельницами (слава Богу, что не пострадавшими!) террористической акции в Манхэттене близ Бруклинского моста, до сих пор не укладывался у меня в голове. И шуточки Алена насчет «русской мафии» и медведей на улице разве что еще больше доказывали мою теорию об очаровательной, но частично пустой голове парня. А если серьезно, то я только здесь, в Америке, поняла, что Москва – действительно очень спокойный и безопасный город. – Ален обещал быть через двадцать минут. – Ок. Нам надо было на работу, и плевать там на расследования и показания, и это выбивало землю из-под ног. Как-то странно, с претензией на гротескность: ездить в офис, ходить в магазин на углу, планировать выходные и при этом – ждать вестей из полиции и замечать негражданских парней в гражданской одежде в машине на той стороне дороги. В новеньком Форде музыка играла на всю катушку, на двух этажах нашей конторы – опять охи и ахи и «расскажи, как это было!». Да вы, блин, серьезно? Нездоровый интерес окружающих раздражал и отвлекал, то есть делал две вещи, которые мне чертовски мешали сосредоточиться на финансовом отчете подотчетного филиала. К счастью, осталось пережить только лишь девять часов последнего рабочего дня. Жизненные катастрофы всегда следуют одна за другой. Уверена, кто-то в Интернете сформулировал этот закон вселенной более гладко и полно, но в целом все так и было – если жизнь выбило из привычной колеи, то с чего бы ей туда возвращаться? После обеда нам позвонили из полиции. Российское консульство согласовало присутствие своего представителя на понедельник, французское – на вторник, и это означало, что меня и Мишель будут допрашивать порознь. Нет, я, конечно, понимала, что нас не посадят в одну комнату в любом случае, но надеялась хотя бы на один и тот же день. Моральную поддержку никто же еще не отменял, да, или эту поправку я пропустила? Мишель была расстроена не меньше меня, зато куда больше хотела от огорчений отвлечься, выбрав прямо-таки киношный способ – совместный ночной просмотр фильмов. – Не думаю, что это хороший вариант, – я и правда так думала. – Да почему же? – Мишель, ты прекрасно знаешь, что единственное, что я захочу сделать сегодня вечером – это лечь спать. Вообще-то нет, и я бы с удовольствием посвятила часок-другой после работы экрану телевизора, но я была на сто один процент уверена, что в числе приглашенных окажется Ален, а я стану пятым колесом в телеге. Или третьей лишней, что вернее. – И Ален обещал прийти. Я вздохнула, вновь имитируя бурную деятельность за компьютером. Обсуждать с Мишель эту тему было бесполезно: она почему-то свято верила, что подробности ее личной и иногда даже интимной жизни жутко интересны всем ее окружающим женщинам, включая меня. А я бы очень хотела, чтобы она меня из этого списка исключила, но, поскольку приехали мы в Нью-Йорк одновременно и квартиру компания нам предоставила одну на двоих, шансов избежать участи слушателя мне практически не оставили. – Натали? – Ладно, ладно, хорошо, – я подняла ладони, сдаваясь на ее милость. – Только не ужастик. – Excellent! Договорились. Сосредоточиться на цифрах уже не представлялось возможным. Мы с Мишель возвращались домой отдельно: Ален забрал ее после работы готовить чипсы и кино, и я, решив дать им время наедине, пешком навернула круг по кварталу. В легких сумерках машина нашей «охраны» выглядела грязной и, кажется, пустовала. Заснули нью-йоркские менты, что ли? И то верно, ничего скучнее наружного наблюдения за двумя девчонками для них, наверное, не было. Дверь поддалась ключу и нажиму колена, из квартиры пахнуло разогретой пиццей. Ладно, если это не дикий гавайский вариант с ананасами, я, может, готова простить подругу прямо сейчас. – Мишель? – Мы на кухне, – откликнулась соседка, но кроме этого в квартире было странно тихо, словно я застала их с Аленом за чем-то неприличным, и теперь они пытались замести следы своего преступления. Мысленно усмехнувшись, я зашла к себе в комнату, переоделась и зарулила в ванную, надеясь, что пары минут, пока я буду смывать макияж, им хватит. – Ладно, чем бы вы там ни занимались, я иду! Ответа не последовало, я вышла и… прибалдела. Ну, во-первых, наличие еще одного парня в нашей квартире в данный вечер в принципе выходило за рамки плана. Во-вторых, я его не знала, а Мишель, хоть и ратовала за расширение круга общения, еще ни разу за полгода совместного проживания не позволила себе притащить кого-либо в дом до официального знакомства за его пределами. В-третьих, я вообще не была уверена, что этот Аполлон мне не мерещился. Мы как-то странно располагались на нашей маленькой кухоньке: я стояла в дверях, гость – точно напротив, подпирая подоконник задницей (наверняка, такой же идеальной, как облепленное белой водолазкой тело), Мишель и Ален сидели за столом. На меня пахнуло американскими ситкомами. – Привет, – пауза на разглядывание друг друга вышла, я поздоровалась, живо напомнив самой себе советского Винни-Пуха и голосом, и манерами, и была готова услышать закадровый смех. Но вместо этого незнакомец поднял заведенную прежде за спину руку, и в меня уперся пистолет. Пам-пам-парам-пам-парам-пам… Или как-то так. Мне никогда не давалась музыка, и двумя единственным классическими вещами, мотив которых я могла хоть как-то напеть, были марш Мендельсона и похоронный Шопена. И вряд ли кто-то мог бы сейчас обвинить меня в том, что в голове крутился именно последний. После того, как я, следуя очень недвусмысленному жесту направленного на меня оружия, села к друзьям, парень вернулся на свое место, достал из кармана телефон, посмотрел на экран, что-то напечатал, потом убрал обратно в штаны. И все в тишине, словно приглушили звук. Я пыталась думать, но вместо этого невольно переводила взгляд с одного на другое, не могла ни на чем остановиться. Вот справа от меня серебристый холодильник. Вот впереди, за спиной сидевшей ко мне лицом по другую сторону стола Мишель, разделочная поверхность с пачкой чипсов на ней. Вот расширенные от ужаса глаза подруги и синяк на скуле Алена. Вот четкий профиль незнакомца, широкий разворот плеч, бритые косо виски… Я очень кстати вспомнила сцены из ментовских сериалов, в которых свидетели дают показания и описывают преступников на фоторобот. Два дня я представляла, как буду делать то же самое в полиции по делу о теракте, теперь же попыталась запомнить взявшего нас в заложники человека. На всякий случай. Прошли две или три минуты молчания, и он снова достал телефон. Что-то набрал и положил между нами экраном вверх.ВЫ – СВИДЕТЕЛИ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО АКТА НА МАНХЭТТЕНЕ
Кажется, парень не знал о такой простой вещи, как знаки препинания в целом и вопросительный знак в частности, или вопрос и не подразумевался. Я понимала, что вранье здесь может наказываться еще хуже, чем дача заведомо ложных показаний в суде, но медлила. Вместо меня ответила Мишель: – Да. Мы были там. Я видела, как Ален тщетно пытался удержать ее, но в душе была с подругой согласна. Молчать бессмысленно. Незнакомец забрал телефон, снова застучал пальцами по экрану, снова положил перед нами.ВЫ МОЖЕТЕ ОПОЗНАТЬ ПРЕСТУПНИКОВ?
– Да. Возможно, Мишель решила, что наш «гость» столь экстравагантным способом искал того талиба для личной вендетты, но ровно в момент, когда прозвучали ее слова, меня накрыло. Мы стояли тогда на противоположном тротуаре, как раз с водительской стороны, и поэтому видели, как террорист выбирался из машины. Был жуткий хаос, крики, люди метались как сумасшедшие, кто-то пытался оказывать помощь, и все мое внимание было приковано к фургону и его пытавшемуся скрыться водителю, поэтому если бы не это дикое стечение обстоятельств, я бы и не вспомнила. Если бы парень не написал слово «преступников» во множественном числе. Я подняла голову, чтобы еще раз убедиться в догадке. Да, весьма вероятно, это был он – именно тот человек в толпе, от которого, словно от стены, отлетел преследовавший ИГИЛовца полицейский. Мститель? О нет. Сообщник. В том, что нам с подругой осталось жить пару минут от силы, я уже почти не сомневалась, когда позвонили в дверь. Пособник террориста силой поднял Мишель со стула и подтолкнул в коридор. А потом наставил пистолет на голову Алена. Посыл понятен – никого не впускать, иначе нас нашпигуют пулями. Нервно кивнув, она ушла открывать, и я услышала еще один мужской голос. – Офицер полиции Маккензи. Проверка свидетелей. Наш надзиратель медленно поднялся с подоконника, убирая пистолет назад, и в этот момент Ален решил стать героем. Почти точно мертвым, но все-таки героем. Он подскочил с места и что было силушки двинул террориста плечом в грудь. Результата ноль, зато преступник схватил Алена за шиворот и шарахнул головой об стол. Зазвенели осколки задетой и разбившейся вдребезги стеклянной пиалы, бойфренд Мишель грузно рухнул на пол. Я услышала короткий вскрик в коридоре, и спустя один мой судорожный вдох на кухне появилось пятое действующее лицо в виде офицера Мак-как-его-там, который тут же замер, оглядывая место действия. И преступно настроенный Аполлон, воспользовавшись заминкой, сделал к нему два шага, сграбастал форменную куртку в кулак и, резко развернувшись на сто восемьдесят, выбросил служителя порядка из окна. Буквально. Натурально. В самом прямом смысле этого слова парень просто взял и кинул полицейского в окно, от которого теперь остались только острые обломки по краям. Вопль Мишель резанул по ушам, и пока террорист смотрел вниз с высоты нашего четвертого этажа, я схватила подругу за руку. – Бежим! Как ни позорно это признавать, но мысль об оставшемся наверху Алене посетила меня, только когда мы уже вылетали из подъезда. Зато следом пришла более дельная. – Ты куда?! Нам надо… – Мишель вцепилась в меня мертвой хваткой, тянула за собой в сторону оживленной улицы, и у нас почти не было времени. Но бегать от этого убийцы, шаги которого я уже буквально слышала, без ничего? Увольте. – Мишель, нам нужно оружие! У того офицера точно должен быть пистолет. Попутно уже я тянула ее за собой – к несчастью, наши окна выходили на противоположную от подъездной двери сторону, и стоило поторопиться. Страж правопорядка лежал на спине, и меня прошиб холодный пот. Ну как-то не входил в перечень моих университетских курсов обыск полицейских трупов. Оставив Мишель трястись в паре метров от тела на шухере, я присела рядом с героически погибшим и… Вполне себе живым копом. Его грудь медленно вздымалась и опадала, и на мое движение он чуть повернул голову. – Эм, слушайте, вы можете встать? – прочие вопросы вертелись на периферии сознания, я задыхалась, глотала буквы и старалась не смотреть на его лицо, посвятив внимание поиску кобуры. Вот, справа на поясе. – Потому что если нет, то простите, у меня нет времени, и мне просто нужно ваше оружие… Он, насколько мог, отвел свой локоть в сторону от бедра, открывая доступ к пистолету и словно говоря «ну же, бери», а я все-таки поймала его взгляд. Спокойный абсолютно. И совершила вторую чудовищную ошибку с тех пор, как бросила беспомощного Алена в квартире, – вместо оружия я схватила полисмена за руку. – Вы сможете встать?***
Как нелепо, подумал Барнс, игнорируя прострел в плече. Он падал и с куда большей высоты, и бывало даже, что падал без сознания, но сейчас не мог найти в себе силы подняться. То ли начинка из сыворотки начинала сбоить, то ли четверо суток без сна сказались – много даже для него. Это был невероятный риск – возвращаться в Нью-Йорк. Здесь Мстители и полиция, здесь где-то бродили призраки Стива Роджерса и его друга детства, с которым он не имел ничего общего. Не потому, что не хотел. Не мог. Не получалось как-то поверить, что парень со счастливой улыбкой со старой хроники – это он. Джеймс Бьюкенен Барнс. Зимний Солдат. Баки. Призрак. Хотя последнее как раз подходило больше всего… Сознание начало позорно уплывать, и будь ее тон хоть немного выше, он бы не услышал, проигнорировал бы, словно писк неисправных приборов. Но нет, как назло, даже сбитое дыхание не позволило голосу сорваться на визг, и звук попал именно в тот диапазон, который Барнс еще мог воспринимать без насилия над ушами и мозгом. Он повернул голову. Та же самая девушка, которую он видел мельком на кухне у стены, – теперь она склонилась над ним, мазнула взглядом по его лицу и отвела глаза. Оружие. Баки не хотел вставать. На языке вертелся, приправленный забытой иронией и оставленным в далеком сорок третьем сарказмом, вопрос «а стрелять умеешь?», но он промолчал. Все, на что хватило – чуть сдвинуть руку. Пусть берет, и ну их. От пальцев до плеча прошило болью, на запястье, не закрытом коротковатой формой, судорожно сомкнулись пальцы. У него забрали даже это – право умереть.