Ромео и не Джульетта

Вероника притворяется спящей, когда Гермиона Лодж, засидевшаяся допоздна со своими рабочими бумажками, проверяет сон дочери, бесшумно заглядывая в её комнату. С самого приезда Вероника улыбается натянуто, произносит фразы по типу "все хорошо" и "я рада вернуться домой", будто это правда, и даже пару раз пытается пошутить. Но, учитывая, что каждого, кто становится свидетелем её шуток, одолевает какая-то странная тоска, можно подумать, что юмор создан не для того, чтобы веселить, а для того, чтобы заставить задуматься о смысле своего ничтожного существования. Несмотря ни на что, Гермиона готова поверить в эту ложь. Хотя бы потому что так легче. Если Вероника говорит, что всё хорошо, то почему должно быть иначе? Намного проще знать, что у человека всё в порядке, чем копаться в его мыслях, выяснять причину страданий и находить какое-либо мало-мальское решение. Ведь для многих приятная, пусть и не совсем правдивая сказка намного желаннее, чем то, что происходит на самом деле. Для некоторых верить в надуманный идеальный мирок становится необходимостью. Хотя бы для того, чтобы как-то существовать дальше. Ведь если иллюзии больше не будет, придется строить свой мир заново. Остаётся лишь один вопрос: как? Вероника не знала. Понятия не имела, как жить дальше. Притворяться, что ничего не было и что её ни капельки не волнует странный паренёк в шапке? Разобраться со всем, сказав правду, и жить с последствиями своих действий она готова не была. И пусть многие считают её эгоисткой, она изо всех сил пыталась ею не быть. Ей не хотелось ранить своих друзей. Вероника действительно изменилась с того момента, как оказалась в Ривердейле. Она оставила позади все свои увлечения, интриги – прошлую себя. И пусть Ривердейл не был райским уголком, Вероника научилась здесь настоящей дружбе, любви – всему, чего у неё не было до этого. Она действительно не хотела терять всё это из-за своего глупого сердца, которое каждый раз реагирует учащённым ритмом на имя парня с тёмными непослушными волосами и необычными взглядами на жизнь. Джагхед менял её мировоззрение незаметно, но так сильно и беспрепятственно, что теперь Вероника не могла преуменьшать его влияние на себя. Вероника не помнит с какой мыслью она погрузилась в сон, но на часах уже было около четырех часа утра. Светало. *** Джагхед заходит за Бетти рано. Она только садится завтракать и понятия не имеет, что случилось с её парнем, замечая его взбудораженное состояние, но впускает того в квартиру, усаживая за стол и предлагая тосты. Бетти пьёт кофе, говорит о том, что погода сегодня действительно чудесная, что было бы хорошо сходить после школы прогуляться и, кажется, она говорит что-то ещё, но Джагхед не слышит. Он смотрит на неё, наблюдает за её движениями. За тем, как привычно она заправляет за ухо прядь волос, упавшую на лицо. Как смеётся, выглядя по-настоящему естественно и мило. Да, Бетти очень милая. Такая домашняя, хорошая, привычная. Её любят все, потому что не любить её невозможно: за искренность, доброту, желание помочь любому, кто в этом нуждается. Она тот свет, который каждый хочет видеть в своей жизни.  Бетти хороший друг, ей можно рассказать что угодно. Кажется, она может принять всё. Она всегда готова выслушать. Джагхед роняет свою голову на руки, издавая обречённый вздох. Ну почему своё сердце он не может отдать именно ей? Так было бы намного проще. Бетти всегда рядом, готова в любой момент подать руку помощи, поддержать и ответить взаимностью на его чувства. Загвоздка в том, что этих чувств... нет. Может, и не было даже. Джагхед не уверен, был ли бы он влюблён в Бетти, начиная встречаться с ней. Конечно, она ему нравилась, как и любому парню, у которого в принципе есть глаза, но только сейчас Джагхед понял, что его сердце никогда ей не принадлежало. Оно в принципе никому не принадлежало, кроме него самого. До какого-то времени Джагхед лишь смутно представлял, что чувствуют влюблённые, потому что бабочки в его животе никогда не расправляли свои крылья, пульс не учащался и сердце не пускалось в пляс при виде своей девушки, хотя, казалось, должно было бы. Но в один момент всё изменилось. Джагхед честно не знал благодарить этот момент или проклинать, потому что именно в этот момент он понял, что пропал. Безвозвратно. Навсегда.  Пропал в шёлке тёмных волос, в омуте бездонных глаз, в объятиях мягких рук – выбирай, что нравится, всё одно. Он пропал в этой девушке, загадочной и недосягаемой, но такой близкой по духу и сердцу. Хотя кто бы мог подумать? – О чём ты сейчас? – обеспокоенный голос Бетти звенит совсем рядом, и Джагхед понимает, что сказал последнюю фразу вслух. – Что подумать? – Ничего, извини, я немного отвлекся, – произносит Джонс, а потом чувствует прикосновение чуть холодной руки к своему лбу. – Нужно было проверить, – объясняет Бетти свой порыв. – Ты сегодня какой-то странный. Хотя... Не только сегодня. – Не только? Бетти поднимает взгляд на Джагхеда, наполненный каким-то тайным смыслом, но ему становится не по себе лишь от того, сколько понимания оказывается в глазах девушки. – Да, – только и отвечает Бетти, и отводит взгляд первая. (И на этом спасибо) Купер убирает тарелки со стола, собираясь привести кухню в порядок, но вдруг останавливается, вновь окидывая Джонса нечитаемым взглядом, с мягкой полуулыбкой на лице: – Надеюсь, когда-нибудь ты сам расскажешь, что с тобой происходит. И отворачивается к раковине. Джагхед чувствует себя полным придурком, трусом, неспособным сказать правду, но даже сейчас он думает о том, как не навредить своими словами Веронике. А ещё его пугает та настороженность и беспокойство в словах Бетти. Она правда волнуется. И сейчас Джонс надеется лишь на то, что сердце Купер и в самом деле не принадлежит ему, потому что разбивать его совсем не хотелось. Имя Вероники, кажется, уже выжжено на его сердце без возможности устранения.