Буйабес по-русски

       Мне кажется, что единственное, что спасло меня от сумасшествия в то лето девяносто шестого, это поездка во Францию. Получалось, что я проработала в банке уже год, а у них строгая система не только отчётности, но и графика отпусков. Просто, когда я уже находилась на грани и почти решилась вновь съехать в гостиницу, в катакомбах «Гринготтса» меня нагнал мой куратор, мистер Дургорн, и проворчал, что я нарушаю порядок службы и мне надо срочно бежать на третий уровень, писать заявление, получать мои отпускные и валить отдыхать. Отпуск у гоблинов оказался нехилым: шесть недель. Причём оплачиваемых. Получилось так, что в пересчёте на рабочие дни я должна была выходить на работу только второго сентября. В тот же вечер я собрала вещи, полагая, что своих родных предупреждать, что я поживу у них, нет смысла, да и я быстрее перенесусь в Гренобль, чем долетит птица. Честно говоря, мне так осточертела миссис Уизли со своей дочуркой и её кучерявой подпевалой-подружкой, что хотелось смыться из их «Норы» до зуда под кожей. Как назло, Билла вновь отправили «по семейным делам» в неведомые дали, а в комнате я обнаружила, что в моих вещах копались. Наверное, это была пресловутая «последняя капля», и… я психанула. Не было сил ждать ни единой минуты! И под влиянием момента я написала письмо-записку с таким содержанием, что мне нужно отдохнуть и обо всём подумать, что я чувствую себя чужой в этом доме, и что его родные явно против нашей свадьбы и всячески это подчёркивают, и я так больше не могу. Ему за моей спиной ищут невесту, меня ненавидят, меня оскорбляют, обзывают, и я не подписывалась всё это терпеть и улыбаться, когда не чувствую поддержки от своего мужчины, которого постоянно нет рядом и у которого вечные таинственные дела и поручения. Припоминая всё это, я распалилась настолько, что в конвертик с запиской даже положила кольцо, которое подарил мне Билл. Приписала и что-то вроде «Подумай, стоит ли связывать свою жизнь со мной, раз я так не нравлюсь твоим родным». Записку я отдала единственному человеку, которому могла доверять в этом доме: Гарри Поттеру. Взяла с него обещание, что он отдаст это письмо Биллу и не расскажет о нём своим друзьям. Впрочем, я наложила пару специальных опознающих чар: в банке много работали с бумагами, в том числе были свои «грифы секретности». После этого с чувством исполненного долга я воспользовалась порт-ключом до Гренобля. — Флёр! — первой меня встретила Габриель, сразу кинувшись в объятия. Моя красавица-сестрёнка была как одуванчик, такой же лёгкой и пушистой, сразу как будто сбросив с меня ворох забот и негатива, полученного в семье Билла. Первые дней пять я вообще не думала о своём женихе, попросту наслаждаясь прекрасной погодой, чудесным домом, волшебным городом и своей семьёй, в которой я всегда буду желанной и любимой. Если мы были родственники вейлам, то у миссис Уизли точно была в прабабках какая-нибудь вампирша. Вечно всё было не по ней: стою не там, делаю не то, говорю не так, выгляжу слишком вызывающе, веду себя излишне свободно. Я пыталась что-то поделать в саду, раз ходу на кухню мне не было, так все мои поползновения были моментально похерены внезапно активизировавшимися садовыми гномами, сорняками и просто «я тут мимо шла и наступила, зачем делать грядку там, где люди ходят». В последние недели я пыталась помогать с обедами, так как народу в доме прибавилось, так миссис Уизли начала свою Джинни звать ей помогать, лишь бы мне ничего не давать делать. Всё, чтобы потом Биллу жаловаться, что «твоя Флёр опять у себя в комнате весь день просидела, пока мы с Джинни убивались по хозяйству». А у Джинни в руках мухи заделать своё мушиное потомство успевали, пока она что-то сообразит, удивительно неприспособленная в хозяйстве девочка. И это в пятнадцать-то лет! Было ощущение, что до этого мать ни разу ни о чём не просила. И я уже не говорю про бытовые чары, с которыми всё делать гораздо проще и быстрей: сам себе кухонный комбайн, посудомойная машинка, пылесос и уборщица. Кто сказал, что будет легко? Но… отдых от этой семейки был просто необходим. Любовь любовью, но… Умом понимаешь, что это временно и мы всё равно будем жить отдельно, что общаться с семьёй Билла в дальнейшем можно только по большим праздникам, но когда живёшь в такой обстановке длительное время, то чаша терпения переполняется. Билл, как мог, сглаживал углы, но на самом деле мужчинам сложно поверить, что его любимая мамочка внезапно плохо относится к его любимой девушке. У них это не сходится в картине мира: либо они не вникают, либо не понимают, либо не замечают. Но все мои обиды развеял сам Билл, который нашёл меня у родителей через неделю. Оказалось, что отпуск ему дали тоже по графику, и он сразу же отправился в Гренобль искать меня. — Флёр, пожалуйста, прости меня, я не понял, что происходит, а ты никогда не жаловалась… — сразу повинился он. — Мама не понимает, что мы уже взрослые. Чарли, Перси, Фред и Джордж — все покинули её дом, и, наверное, она просто не хотела, чтобы и я тоже… начал жить самостоятельно. Я люблю тебя и хочу разделить с тобой жизнь. Не покидай меня, — он протянул мне кольцо. — Возьми обратно, прошу тебя. Мне хотелось рыдать, и я просто уткнулась в его плечо, вдыхая его запах: такой мужской, сильный, приятный. Он так крепко меня обнял и зашептал на ухо, как любит, как скучал, как невыносимо долго без меня шла эта неделя, что никогда не отпустит и я его прекрасная фея… В общем, много всяких приятных глупостей, от которых у меня начался слезоразлив. Он сцеловывал мои слёзы со щёк, просил успокоиться и простить его. Обещал, что больше никому не позволит меня обидеть. И я таяла и думать забыла про его мамашку и дуру сестричку. В этот момент были только мы вдвоём, и мне не хотелось никого пускать в наш уютный мирок. Мои родители оказались более лояльными в плане отношений, они пригласили Билла пожить с нами до конца лета, мама Аполлин спокойно спросила, хотим мы жить в одной комнате как жених и невеста или предпочтём раздельные спальни. Билл покраснел и покосился на меня, я ответила, что мы будем жить в одной комнате. Всё же Франция — это не закомплексованная Британия, в которой, как мне кажется, супруги всё ещё выполняют свой долг через дырку в простыне. Нам буквально подарили медовый месяц. Лучшего отдыха у меня ещё не было ни в прошлой, ни в этой жизни! Это была настоящая сказка. Билл оказался очень хорош: нежный, внимательный, весьма выносливый… Мелькнула шальная мысль, что если это семейное, то неудивительно, что у его родителей столько детей. Впрочем, мама Аполлин ненавязчиво порекомендовала одну настойку, чтобы не выходить замуж беременной. Лето было чудесным и замечательным, солнечная Франция нисколько не походила на угрюмую Британию, в которой, если судить по газетам, всё чаще происходили загадочные исчезновения и неясные политические движения. Как я узнала, оказалось, что в середине июня у Гарри убили крёстного — Сириуса Блэка, — точнее он куда-то свалился по неосторожности: то ли в Проход Смерти, то ли во что-то похожее. В тот день в Министерство заявился сам Волдеморт, имя которого нельзя было поминать всуе. Так официально подтвердилось, что он на самом деле воскрес. Корнелиуса Фаджа на посту министра магии заменил бывший глава Аврората Руфус Скримджер. Билл помогал мне, обучая боевым и защитным заклинаниям, и это была горькая необходимость, но я собиралась вернуться в Британию, чтобы продолжить работать в «Гринготтсе» и делать карьеру. Утешало и поддерживало то, что я точно знала, что Гарри должен победить этого Волдеморта в скором будущем. Да и, по правде, пока эта «война» была очень сильно преувеличена и раздута. И больше в газетах, чем в реальности. На сферах жизни, кроме всеобщей недоверчивости и невозможности найти жильё, она как-то мало отражалась. Цены на продукты не повышались, никто не голодал, бомбы не взрывались, дети учились в школе, взрослые ходили на работу. Я себе войну несколько иначе представляю. А тут так… бархатная революция. Кто-то что-то имеет против магглорождённых, а из таких я только Гермиону Грейнджер знаю. И не скажу, что я против неё ничего не имею, честно говоря. Маги слишком подвержены влиянию прессы, и истерия у них по любому поводу. Адреналина по жизни просто не хватает, а кто-то и с жиру бесится. Было бы им так же плохо жить, как сейчас в России, когда дети одной картошкой питались, а не мясом трёх видов, посмотрела бы я… Помню, был у родителей знакомый, который если не самый богатый в городе, то где-то в первой двадцатке, так как-то заявил на полном серьёзе, что двадцать лет назад его семья голодала. Голодала, блин! У них колбаса была постоянно, а дети их в школу таскали пакеты с «гуманитарной помощью» из Америк и Европ, потому что распределялись они по «самым бедным» слоям населения — по сотрудникам администрации, например. Мои родители как-то не получали ничего подобного. Мы с Галкой банан впервые попробовали в девяносто восьмом году. Помню, зелёным он был и скользким, как мыло. Потом научились попки надрезать и на батареи складывать, чтобы «созрел» и чуть подгнил. И мама моя этому знакомому сказала, что вот мы никогда не голодали. Всегда у нас дома была еда, картошка та же. Сто блюд из неё можно приготовить. Мы и готовили драники, пюре, запеканки, пирожки с картошкой, шаньги, жарили, варили в мундире на винегретик. Всегда что-то пекли: то печенье, то хворост, то кулебяку какую с рисом и яйцом. Праздники всякие типа Нового года всегда у нас праздновали, да ещё и компанией человек в двадцать. И всегда был полный стол. А если задуматься, то салат с морковкой, салат с редькой, картошка типа «фри», икра… кабачковая, маринованные грибы, винегрет, квашеная капуста, солёные огурцы и помидоры. Из мясного так только холодец из копыт и шпроты из банки, на бутербродики распределённые, а жили, радовались, праздновали. И не голодали. А ведь и свет отключали, и воду, и отопление посреди зимы... А у магов «война»! Живут лучше, чем Россия в лучшие годы, и руки заламывают на каждом шагу «Ах, у нас всё плохо». Простите, дорогие, но меня такой фигнёй не проймёшь. В сентябре мы вернулись в Британию и в «Нору». А куда деваться? Но Билл с порога заявил миссис Уизли, что мы будем жить в одной комнате, и она промолчала. Я занималась работой, мой проект по кредитам одобрили, хотя и время было не столь подходящее. После Рождества получилось присмотреть один вариант: небольшой коттедж в Корнуолле, который стоял на берегу моря. Располагался этот милый и аккуратный домик в Тинворте, полумагическом местечке относительно недалеко от Годриковой впадины, а наш маггловский город назывался Суонгпул. Это был дом с большой мансардой, то есть второй и третий этажи, она же крыша, внизу гостиная, кухня и санузел, а наверху целых три пусть маленьких, но всё же отдельных комнаты-спальни. Я влюбилась в этот дом с первого взгляда, и благодаря кредиту, накопленным деньгам и финансовой помощи моих родителей мы его купили и переехали туда в начале лета. Свадьбу было решено играть в «Норе»: там много места, сад опять-таки, где можно разбить большой шатёр и поставить столы. Тридцатого июня, когда мы уже собирались ужинать, к Биллу прилетел чей-то патронус, я увидела его через окно кухни, так как Билл сооружал беседку на улице. — Прости, милая, это очень срочно! — только и сказал он, забегая за чем-то в дом и быстро чмокая меня в щёку. А потом аппарировал. В гостиной дома Уизли, кроме кухонных, были ещё одни необычные часы. Там было много стрелок, и каждая из них была привязана к конкретному члену семьи. А вот циферблат показывал не цифры, а то, где или в каком состоянии кто находится. «В пути», «на квиддиче», «в больнице», «дома», «на работе»… были там и значения «в беде» и даже «смертельной опасности». Так вот, как только Билл ушёл, у меня внутри его стрелка словно повернулась на неблагоприятный сектор. Я ощутила, что мой будущий муж, свадьба с которым должна состояться через какой-то месяц, на грани жизни и смерти. Несколько часов я не находила себе места, а потом всё же отправилась по камину в «Нору», чтобы своими глазами увидеть те часы. — Флёр? — скривилась миссис Уизли, увидев меня, вышагивающей из камина. — Вы знаете, где Билл? — спросила я. — Я волнуюсь… — Мы не знаем, но Римуса тоже вызвали… — ответил мне Артур, отец Билла. В этот момент сквозь стену просочился патронус в виде кошки, который сказал: — Артур, Молли, Дамблдор мёртв, а Билл серьёзно ранен Грейбеком. Мы в Больничном крыле Хогвартса. Пароль от камина «Альбус». — Грейбек… Мерлин! Это же оборотень! — воскликнул Артур. В животе словно что-то ухнуло в ледяную пропасть. — Билл! — ринулась Молли к камину, а я последовала в камин за Артуром, в бессильном раздражении и страхе. А если бы я не пришла к ним, мне бы сказали? Прислали бы патронуса? Или я бы до последнего оставалась в неведении? Больничное крыло было совсем иным, чем я его помнила. Была куча народа, заняты койки. Кто-то куда-то носился. Пахло лекарствами, кровью и чем-то палёным. Многие заклинания могли оплавить кожу. Со всех сторон слышались стоны, разговоры, сливающиеся в единое гудение. — Молли, Артур, — к нам подошла стерва-Минерва, полностью проигнорировавшая меня, — мне так жаль… А когда отошла, то открылся обзор на это… — Билл! О, Билл! — кинулась к постели Молли, а я замерла как вкопанная. Билла с трудом можно было узнать. Только по длинным рыжим волосам и одежде. Половина лица была похожа на кровавую отбивную, прочерченную полосами от чьих-то когтей, а вторая посинела. Он мёртв?.. — Вы сказали, что на него напал Грейбек, — как сквозь вату услышала я Артура, — но ведь он не преобразился? Так что же это значит? Что будет с Биллом? В этот момент я заметила, что грудь Билла пошевелилась. Господи, он дышит! Он жив! На меня накатило такое облегчение оттого, что я уже успела подумать самое страшное, что я почти не слушала, что там говорит его отец. Мёртв Дамблдор… Случай Билла редкий… Но он очнётся… Магия творит чудеса. Молли уже мазала Билла какой-то мазью и ревела, что-то приговаривая. — Но он всегда был таким красивым мальчиком… всегда таким красивым… и собирался жениться, — услышала я. — А это ещё что такое? — мне резануло ухо это её причитание. — Что значит «собирался»? Молли повернула ко мне зарёванное лицо и посмотрела с испугом. Наверное, забыла, что я стою прямо за её спиной. — Ну, только то… — она покосилась на него, но я её перебила, не желая выслушивать в такой момент глупости. — Думаете, Билл не захочет теперь взять меня в жёны? Думаете, раз его покусали, так он меня разлюбит? — «и останется только с вами, как вы и хотели», я не добавила, вовремя прикусив язык. — Нет, я совсем не об этом… — И правильно, потому что он захочет и ещё как! — меня просто накрывала злость. — Чтобы помешать Биллу любить меня, требуется что-то покруче какого-то оборотня! — Да, да, конечно, — пробормотала Молли, пытаясь меня успокоить. — Я просто подумала, что может быть… раз он такой… то… — Вы думали, что я не захочу выйти за него замуж? — я уже почти орала, выпуская на будущую свекровь весь свой страх, который только что испытала. — Что меня интересует одна его внешность? По-моему, моей красоты вполне хватит на нас обоих! А все эти шрамы… Они лишь показывают, насколько Билл отважен! Пустите, я сама, — я буквально выхватила из её рук пузырёк с мазью и начала обрабатывать его раны. Кажется, где-то в середине моей отповеди Билл очнулся и весело, явно бравируя, сверкал на меня глазом. Возможно, он тоже боялся, что я его брошу из-за каких-то шрамов. По сравнению с тем, что могло быть… Да и уровень медицины у магов куда лучше, полагаю, в итоге это будет не столь ужасно, как если бы буквально полчерепа снесло простому человеку. — У нашей тётушки Мюриель есть редкой красоты диадема гоблинской работы, — внезапно мне в спину сказала Молли. — Я не сомневаюсь, что уговорю одолжить эту диадему вам на венчание. Знаете, она так любит Билла, а диадема так пойдёт к твоим волосам… — Спасибо, — я покосилась на неё, ещё не уверенная, что не ослышалась. — Уверена, это будет красиво. Ещё через миг меня заграбастали в объятия, и Молли начала рыдать на моём плече. Этого я уже не выдержала и от нервного переживания разревелась сама.