Пока смерть не обручит нас

— И когда он вырывался, цапнул меня за руку, — заключил Арбатов. — Вот как. На лице вампирского князя не дрогнул ни один лишний мускул, но только слепой не заметил бы его недовольства. — В искушение меня вводишь, — пожаловался он. — Надеюсь, не на покушение? — уточнил Михаил. — Да нет, — возразил Пётр, — при таком количестве желающих покушение проблему не решит. Арбатов внутренне напрягся, предвкушая очередной спор об укушении, но развивать мысль князь отчего-то не стал. Заинтригованный новизной, он всмотрелся в бледный профиль Васильева — кажется, впервые с интересом, а не потаённым желанием отмотать время назад и никогда больше не ездить в Питер. У Петра был красивый, ровный нос и правильные черты. Волосы, густые, чуть волнящиеся, были тяжёлыми и не стремились встрепаться от малейшего дуновения, как его собственные, а лежали ровно так, как их и зачесали. Лишь самые кончики крупных прядей-полуколец, обогнув ухо, тянулись смоляными стрелками к высоким скулам. Им почти удалось их коснуться, когда порыв ветра ударил в спину. Зонт дёрнулся и тут же замер, уверенно перехваченный князем. Сам он остался скульптурно неколебим. Михаил невольно полюбовался. Васильев, словно почувствовав, посмотрел на него. Вместо привычного ненасытного, проницательного внимания во взгляде было что-то более спокойное и мягкое. — Больше не хочешь эклер? — просто спросил Пётр. Арбатов опустил глаза на надкусанное пирожное, от которого отвлёкся, пока рассказывал о своём «ранении». — Забыл, — коротко объяснил он и откусил ещё кусочек. Князь удовлетворённо кивнул. — Я опасался, что шоколадный тебе не понравился. — Нет, он вкусный, — заверил Михаил и, помолчав, тихо фыркнул, сдерживая смешок. Пётр снова посмотрел на него. — Что? — Мы с тобой болтаем ни о чём. На лице князя появились признаки понимания. — Наматываем третий круг по парку и болтаем, — продолжил Арбатов. — Тебе это странно, — то ли уточнил, то ли констатировал Пётр. — Мне это… да, — подтвердил Михаил, решив, что «мне это дико» всё же не соответствует его мироощущению. — Мне тоже, — признался Васильев. Михаил бросил на него взгляд. Князь слабо улыбался. Захотелось спросить: «И что мы будем с этим делать?» Или хотя бы: «Чему радуешься?» Но одновременно эти вопросы казались пустыми и глупыми. Что он, маленький, что ли? Он посмотрел на огни машин, мерцающие вдали, за оградой парка. Посмаковал ещё один кусочек эклера. Крем был что надо — лёгкий, никакого масла… — Пойдём туда, — он показал на уходящую влево мощёную тропинку, скупо освещённую одними лишь столбиками светодиодных светильников. Он наверняка проходил по ней днём тысячи раз, но в густом полумраке, с непривычно выделенными светом деталями, она казалась загадочной и незнакомой. — Пойдём, — согласился Пётр. Деревья подступали к этой дорожке плотнее, и дождь здесь почти не ощущался. Только застучали по зонту редкие, но крупные капли с ветвей. Звонкие влажные шлепки: «Кап! Кап!» — Мы с мамой здесь часто гуляли, — доев эклер, зачем-то сообщил Михаил. — Особенно зимой, когда на площадке особо не полазишь… Веришь, нет, когда я совсем маленький был, тут даже совы жили. Прямо в городе. — А куда делись потом? — поинтересовался Васильев. — Переловили в девяностые. Они же днём беспомощные. — Жалко. Арбатов кивнул. Потустороннее уханье сов волновало и привлекало его в нежные годы не меньше, чем загробные тайны нежити и проклятых мест сейчас. Правда, в свете новых фактов собственной биографии это влечение вызывало смешанные чувства. То растерянность и ощущение, что что-то его привычной, устоявшейся и, в общем-то, любимой жизни с самого начала было неправильно, то возмущённое отрицание: ну нравится и нравится, зачем нужны какие-то новые смыслы. От непонятных чувств у него было два проверенных лекарства: ванна и работа. Действующими веществами в первом случае были горячая вода и ароматическая соль, а иногда и запотевший от разницы температур бокал вина. Во втором — любопытство. — Ты почти ничего не рассказал о самом палаше, — заметил Михаил. — Как ты его «приручал»? — Боюсь, с твоей чувствительностью к магии это будет очень сложно объяснить, — ответил Пётр. — Но я постараюсь. Из чего происходит магия? — Из силы воли? — припомнив его историю обращения, предположил Арбатов. Князь кивнул. — Да. Или, если проще, из воли. А из чего происходит власть? — Из… силы? — А ещё? Михаил мысленно помянул недобрым словом университетский курс социологии, на котором из-за монотонного голоса лектора спать хотелось больше, чем быть сознательным членом общества. — Общественный договор, обычаи? Не знаю. — Из воли, — подсказал Васильев. — В основе всех обычаев и договоров лежит одно — воля, носитель которой оказался достаточно силён, чтобы навязать её всем остальным. — То есть… — Михаил почувствовал себя то ли очень глупо, то ли окрылённо. — Власть — тоже сила воли? — Именно. — Так. Магия равно власть, — резюмировал Арбатов и мысленно вздохнул. — Ладно. Продолжай. — Дальше теория ещё немногословнее, — предупредил князь. — Уже хотя бы потому, что никто из известных мне книжников этим не занимался, а у меня самого не было повода. Он помолчал. — Скажем так: магия как воля, наделённая силой, способна подчинять предмет, на который она направлена. Если, конечно, у этого предмета сил на сопротивление меньше, чем у того, кто… воздействует. — И у тебя сил оказалось побольше, чем у палаша с душой злого турка, — понял Михаил. — Я склонен считать, что это только отпечаток души, — заметил Пётр. — Но в целом ты прав. Жаль, ты не можешь чувствовать магические импульсы. Когда впервые берёшь палаш в руки, ощущения очень интересные. Что-то между шахматной партией и дуэлью. — Не переживай, — утешил его Арбатов. — У меня такие партии с дуэлями каждый раз, когда я платёжки на подписки оформляю, а программа для эквайринга зависает. — Звучит страшно, — улыбнулся князь. — Это ты ещё ничего о налоговых декларациях не слышал. — Моё предложение стать вампиром всё ещё в силе, — невинно напомнил Васильев. — Ах ты чёрт, — усмехнулся Михаил. — Улучил момент! Я почти согласился. Последнее, конечно, было шуткой, но ведь и Пётр, кажется, в кой-то веки говорил об обращении не всерьёз. Или?.. Князь подтвердил его правоту, пообещав: — Я повторю, когда ты будешь сдавать декларации. Арбатов облегчённо рассмеялся. — Ну-ну. Смотри только, чтобы я тебя сам не покусал. Я от всей этой бюрократии нервный. — Ничего, — добродушно ответил Пётр. — Я сочту это флиртом. Михаил поперхнулся воздухом. — И кстати, — князь посмотрел на него с неожиданным лукавством в обычно серьёзных глазах. — Два — один в мою пользу, дорогой.