***
Чудесное настроение Маринетт сменилось ликующим, когда она узнала, что родители уезжают по делам на целых два месяца. Два месяца свободы и безудержного веселья. Что может быть лучше? Она чуть ли не бежала вприпрыжку, что было странно. Обычно она возвращалась домой, пребывая не в самом лучшем расположении духа. Она — дитя улиц. Клубы, тусовки и вечера с друзьями — ее страсть. Посиделки дома с родителями угнетали. И новость о том, что два месяца дом в ее распоряжении заряжали энтузиазмом. Уже девять часов вечера. День подходил к своему логическому завершению, а девушка летала в облаках, планируя неделю. «За эти два месяца мы с Альей и Нино сровняем Париж с землей», — подумалось ей. Она усмехнулась своим мыслям. Открыв дверь, небрежно скинула джинсовку на пол. Нахмурив изящные брови, Дюпен-Чен недовольно покосилась на родителей, которые с поникшими видом плелись к ней. — Мам, пап, — серьезно начала дочь, сложив руки на груди, — Почему вы ещё здесь? Я думала, что вы уже уехали. — А ты, я погляжу, ждёшь не дождешься? — спросил отец, не сдержавшись от колкости. Сабин несильно пихнула мужа в бок, одним взглядом давая понять, чтобы он не вел себя, как ребенок. Мари уже открыла рот, чтобы возразить, но ее перебила мать. Она заключила свою девочку в объятия. От этой неожиданности дочь пошатнулась, едва не упав. — Мам, все… нормально? — Конечно, милая, — Сабин отстранилась от дочери, бесстыдно рассматривая ее лицо. Маринетт смутилась и попыталась отвести взгляд, но не смогла. Мать смотрела на нее, словно зачарованная. — Какая же ты у меня хорошенькая. Господи, два месяца… Я буду очень скучать, — призналась Сабин. На ее глазах блеснули слезы. — Маринетт, дочь, — Том положил руку на плечо дочери, стараясь говорить строго, — Веди себя хорошо, ладно? И, главное, не сожги дом. В конце он подмигнул, а девушка едва сдержала желание рассмеяться ему в лицо. О, вот этого она ему обещать не может. В любом случае, посвящать родителей в свои планы — безумие. — Да, я тоже буду скучать, — она обняла родителей, незаметно блуждая взглядом по комнате. Где же сумки и чемоданы? — Ну, идите уже. Том хихикнул, а жена закатила глаза. — Вот, черт! — воскликнул Том, посмотрев на наручные часы. — Дорогая, мы опаздываем в аэропорт! — Как же так, ответственные родители? — в глазах Дюпен-Чен проблестнула толика хитрого озорства. — Маринетт! — одновременно прикрикнули родители. Они спешно обулись и, напоследок пригрозив дочери пальцем, отправились в путешествие. После «гулянки» у Маринетт не осталось сил на что-либо, и она завалилась в кровать прямо в одежде. Сон. Он нашел ее быстро, стоило только голове прикоснуться к подушке. Завтра начнется новая жизнь, она чувствовала это нутром.***
— М-м-м, — сонно протянула девушка, потянувшись на кровати. Дверь в ее комнату была открыта, поэтому она сразу уловила аромат свежеиспеченных круассанов. Веки были тяжёлыми, словно на них свинец. Рывком вскочив с кровати, она судорожно схватилась за виски, потирая их. Воспоминания вчерашнего прощания с родителями врезались в ее память слишком четко. Вчера родители уехали. На два месяца. — О боже, — от ужасной догадки ее лицо скривилось в гримасе боли, — Неужели они опоздали на самолёт и приехали обратно? Только не это… Стон мученика Ада поневоле сорвался с ее губ и, тихо всхлипнув, Чен упала с кровати. — Черт, — прокряхтела она, приняв форму звёздочки, — Круто, придется терпеть общество родителей ещё какое-то время. Пол. Прохладный и удивительно уютный. Наверное, если бы не грохот, который доносился с первого этажа, то Маринетт по-прежнему бы лежала здесь, безмятежно посапывая. Проклиная всё и вся, она встала. Медленно, но верно, она приближалась к лестнице. Шаги. Они давались неимоверно тяжело, будто она только что научилась ходить. Девушка пыталась вспомнить, где гуляла вчера, но безуспешно. Ноги изнывали от боли. Ещё чуть-чуть, и она грохнется на месте. Наконец, чудом спустившись по лестнице и пройдя в кухню, она увидела то, чего никак не ожидала. В голове не укладывалось. Она так и замерла на пороге, прожигая рельефную обнаженную спину взглядом. Да. Да, черт побери, это правда. Она помотала головой, но мираж не прошел. Какой-то парень стоял у плиты и что-то колдовал. Колдовал, мать его, в ее доме. Что за дерьмо. Он ещё и полуобнаженный, прекрасно. Голова. Она раскалывалась так, словно ее пустили в Лету. Именно по этой причине Маринетт не собиралась разбираться, кто это и что он здесь делает. Отыскав старую бейсбольную биту, которая находилась в коридоре, она решительно сжала ее в руках. Бесшумно подкравшись к незнакомцу, она уже собиралась ударить его, как вдруг, он повернулся. «Лучше поздно, чем никогда», — с этими мыслями она замахнулась, но ее рука оказалась перехвачена. Парень отобрал биту и, задумчиво покрутив ее, отбросил в сторону. — Эй, — возмутилась брюнетка, до глубины души оскорбленная таким отношением, — А можно поаккуратнее с чужими вещами, а?! В ответ парень смерил ее надменным взглядом, как ни в чем не бывало возвращаясь к готовке. Мари смотрела на него с широко распахнутыми глазами, элементарно не понимая, как она должна реагировать. Может, вызвать полицию? — Куда пошла? — резко настолько, что это прозвучало почти грубо. — В полицию, блондинчик. — М-м, — самодовольно протянул он, — Ну давай, вызывай. Так будет даже интереснее. И что им скажешь? — Правду скажу, — просто бросает брюнетка. — Скажу, что в мой дом забрался какой-то псих. Кстати, — она подозрительно прищурилась, — Где-то я тебя уже видела. Он фыркнул. Прямо в лицо Дюпен-Чен полетел журнал. Не успев увернуться, по неуклюжести своей она свалилась на пол вместе с журналом. — Девушка-катастрофа, — тихо буркнул блондин. Знатно выругавшись себе под нос, Маринетт взяла журнал в руки. На обложке запечатлен красивый молодой парень, снимающийся в рекламе известной марки одежды. И, наконец, когда до Дюпен-Чен дошло, глаза ее полезли на лоб. — Ты — Адриан Агрест! — то ли от ужаса, то ли от восторга она залилась румянцем. — И что же ты здесь забыл? — Неужели дошло? — Адриан картинно изумился, продолжая взбивать сливки. — Я твой нянь, милая. Готовлю тебе завтрак. Будь добра замолкнуть и подождать. Его тон. Само его звучание пронзало ее насквозь, словно тысяча клинков въелись в тело. От холода в его голосе ее била мелкая дрожь. Он смотрел на нее с пренебрежением, как на ничтожество. Но теперь всё стало ясно. Он же фотомодель, как никак. К тому же заявил, что он ее нянь. Значит, родители всё-таки постарались. Мари села за стол, спрятав лицо в ладонях. Хотелось крикнуть что-то о том, что она взрослая, и Адриан может быть свободен, но ком, вставший поперек горла, помешал. От скопившейся обиды ей хотелось зареветь навзрыд. Идея задохнуться от собственных слез сейчас показалась заманчивой. Все, что ей нужно — это глоток свободы. Да, она понимала, что не самый послушный ребенок, но… ей семнадцать лет. Ее доверили даже не женщине, а молодому парню. Собравшись с духовными силами, она уверенно взглянула на парня, который что-то доставал из духовки. «Значит, не хочешь уходить, красавчик, — уста тронула коварная улыбка, — хорошо, ты сам напросился. Я стану твоим самым страшным кошмаром, малыш».