Меня зовут Друг

Это место не выглядело знакомым детективу Кастелланосу. Светлые, чистые коридоры, отсутствие окон, наводящих на мысль, что это минус неизвестно какой этаж. Стерильность и ничтожное количество растений. «Явно больница или организация подпольная...», подумал Себастьян, продолжая тихо ступать по чистому коридору, минуя закрытые двери. Прошел год с тех пор, как мужчина выжил в СТЭМ, полиция так и не смогла схватить организацию Мобиус за хвост, не имея достаточное количество доказательств против них. С полиции его не выгнали, но отправили в принудительный отпуск на целых два месяца, поскольку психическое состояние мужчины, по мнению руководства, не было пригодным для работы. Работа психологов, после событий СТЭМ, не приносила пользу. Прежнее увлечение немного втянуло его в колею, но с каждым днем депрессия поглощала мужчину все больше и больше: супруга, пропавшая достаточно давно, единственная дочь, которую он потерял в огне, лучший друг и напарник, жизнь которого забрала система, и Кидман, оказавшаяся на другой стороне баррикады. Кастелланос остался один. Постоянные запои, рассеянность на работе, влияние перепадов настроения и срывы на сотрудников побудили руководство отправить нестабильного детектива в отпуск, в котором он еще больше проводил время с бутылкой. И, как ни странно, напившись в очередной раз, его перенесло сюда. «Я перепил и умер что ли? Как так меня глюкануло белочкой, что я даже не понял, как тут оказался?! И почему я ужасно трезв...». К Себастьяну пришло осознание и трезвость рассудка в тот момент, когда он стоял посреди светлого коридора. Одет он был в холостяцки обыденную одежду: немного грязные (пролил виски) брюки, зеленая толстовка с закатанными рукавами и кроссовки. Даже оружия с собой никакого. Кобура и иже с ней, как он помнил, мирно покоилась на вешалке у него дома, в карманах было немного денег и сигареты. Все. Весь богатейший арсенал грозного детектива. Что первое он успел заметить после: здесь очень тихо. Некоторые двери отличались от остальных, у них было встроенное бронированное стекло, Себастьян сразу определил, что вряд ли оно обычное. Тело пронзало неприятное ощущение, исходящее от нагнетающей обстановки вокруг. За застекленными окошечками не горел свет, ничего не видно, хоть глаз выколи. Возникало всего два предположения: либо сейчас ночь, либо здание пустует, а одинокий дежурный свет освещает коридоры. Он медленно продвигался по кафелю, пока коридор не сворачивал за угол. Себастьян остановился. Одна дверь была открыта и с нее падал больнично-тусклый свет. Прислушавшись, он уловил звуки того, кто находился в этом помещении. Из любопытства ради, и выяснения, как он тут оказался и что это за место, детектив подкрался к двери. Соблюдая тишину и осторожность, преодолевая желание подглядеть за тем, кто там находился,он никак не мог предположить того, что он там увидит. Морщинки на лбу распрямились, а глаза округлились от очень неприятного удивления, искаженно выразившееся на грубом, мужском лице. Забинтованные руки настраивали микроскоп, подкручивая винтики, меняли объективы, а человек в белом халате с капюшоном смотрел в окуляры и, не глядя в тетрадь, записывал данные карандашом. Не узнать Рувика было невозможно. Он слишком хорошо запомнил эту личность, даже пусть она стоит сейчас к нему спиной и в чистейшем белом халате, а не горелом, подранном и всем заляпанном запекшейся кровью. «Это невозможно... Я раздавил его мозг собственным ботинком! Как он выжил? Это же он?! Нет, это точно он, я уверен. Если тогда не убил, значит сейчас добью». Крадясь, а-ля кот на охоте, ступая по каменной плитке в лабораторию только тогда, когда стержень карандаша скользил по бумаге, Кастелланос внимательно следил за человеком в халате, одновременно пытаясь найти, какой из тяжелых предметов подойдет для того, чтобы нанести удар противнику по голове. Вдруг карандаш оторвался от листа бумаги, ученый остановился, оторвавшись от собственной работы. Оба замерли на пару секунд. Ртутные глаза отстранились от окуляров и посмотрели перед собой. Себастьян приготовился напасть сзади и уже было сделал шаг, как ученый неожиданно развернулся и шарахнулся от мужчины в сторону, выхватив орбитокласт из-за пазухи халата и направив его на Себастьяна. - Ты кто! Вот такого вопроса детектив не ожидал. - ... Че? Словно мумия, забинтованный человек грозился пырнуть полицейского медицинской спицей, а его, наполовину закрытое белой тканью, выражение лица откровенно говорило, что он не знает, кто перед ним. - Отвечай. - Рувик, ты угараешь, да? Не говори, что ты не помнишь меня. Белесый, встревоженный взгляд окинул Себастьяна. То, что он обратился к ученому по прозвищу еще больше насторожило его, а надбровные дуги нахмурились. Лохматый, неухоженный, изрядно пропахший алкоголем, бородатый мужик сделал шаг вперед, что заставило ученого наоборот - шагнуть назад, перехватить пальцами орбитокласт и приготовиться запустить его в незваного гостя. - Тихо-тихо, опусти иголку свою, я-то без оружия. - Назад! - Ладно. Вот я стою смирно, но не по стойке. Эй, ты серьезно ничего не помнишь? - Имя. С уст мужчины сорвался ироничный смешок. Когда-то ему даже представляться не надо было, Рувик сам о нем все узнал и даже больше. - Себастьян Кастелланос. Ни о чем не говорит? Реакция ученого была неоднозначной. Он вроде и почти опустил свое оружие, а вроде и растерялся, метая взгляд с пола на Себастьяна и наоборот. «Нет, он не помнит. Охренеть». - Боже мой, как же так... Себастьян снова хотел сделать шаг вперед, но Рубен тут же навострил инструмент против. - Эм, и что ты тут делаешь? - спросил брюнет. - Это я тебя должен спрашивать. - Не могу ответить на этот вопрос. Что это за место? Но их разговор был прерван звуком приближающихся шагов, которые доносились с коридора, оба среагировали на него, посмотрев на открытую дверь. Внезапно Рубен сам подошел к детективу, преодолев расстояние между ними, и, схватив его за локоть, потащил к столешнице, накрытой белой тканью. - Прячься! – прошипел он сквозь зубы, поднимая полу ткани. - Кто там? - Тихо! Себастьян юркнул под столешницу, а ткань закрыла его. Мысленно мужчина отметил, что хватка у ученого очень сильна, не смотря на его хрупкое телосложение «Дохлятина дохлятиной, а синяки точно останутся». В помещение вошел кто-то еще.