Кучерявые волны

По ночам Артем всегда разговаривал с Игорем. К концу недели Акинфееву удалось увезти протестующено Артема в теперь их дом в горах, где было уютно и комфортно, кажется, что просто чистейший воздух, удобные кресла на балконе, на котором Артем и Игорь теперь встречают рассветы, положительно влияют на расшатанное эмоциональное и психологическое состояние Артема. Они приходили с вечерней прогулки, шли на излюбленный балкон на втором этаже их небольшого домика, где проводили вечер, а иногда и всю ночь. Артему нравится волшебное свечение перед тем, как солнце сядет за горизонт, и на небе начнут появляться первые звезды. Ему нравится, как нежно его обнимает Игорь, крепко держа в замочке ослабшую руку. И что больше всего нравится Артему — это ночные разговоры с Игорем. Тогда становится тихо, темно и кажется, что Игорь становится еще ближе, его прикосновения становятся более чувствительными, а голос, словно плывущий по ночному течению в союзе с тихим пением птиц, становится самым приятным и успокаивающим звучанием на свете. — Я помню, как я читал Антону и Леше сказки перед сном, заботясь о них как о своих младших братьях. Он помнит, как они все будучи совсем малышами, ложились в кровати, поставленные друг напротив друга. Артем всегда начинал свое вечернее повествование с рассказов про каких-нибудь героев, совершивших невероятный поступок. А иногда они все вместе включали фонарики и рассказывали страшные истории — тихо, тихо, чтобы мама Миранчуков не услышала, что они не спят. — Игорь, я… бывает, что я забываю как выглядел их отец… Ты понимаешь, что это значит? — у Артема начиналась самая настоящая истерика, но, к счастью, Игорю удалось остановить поток слез. На следующее утро Артем, впервые улыбающийся за последние две недели, разбудил крепко спящего Игоря со счастливым известием. — Игорь, я вспомнил! Я вспомнил, что у него были ямочки на щеках, когда он улыбался… — Артем, честно, пугал своим поведением. Чередование эйфории и глубокой депрессии — это обычное состояние Артема. Но на раздумья времени не остается, ведь Артем действительно рад, и это самое главное, так ведь? Игорь бы все отдал за эту по-своему наивную и добрую улыбку Тёмы. В этот вечер их прогулка по такой любимой и знакомой тропинке стала самой долгой за последний месяц. Кажется, что Артем на мгновение перестал ощущать слабость и ломоту во всем теле, а удручающей головной боли как и не было. Он снова почувствовал себя в теле ребенка, маленького, чувствующего все вокруг каждой клеткой своей души Тёмочки. Он наконец снова полностью ощущает тепло, которое исходит от нежной руки Игоря, наполняющее тело Артема, с ног до головы уютом и по-своему нужным спокойствием. Ощущает себя полноценным человеком. Тогда Артем без остановки рассказывал Игорю забавные, глупые и наивные истории своего детства, на что Игорь отвечал своими, такими же исцеляющими душу и сердце. Теплые воспоминания всегда согревают, человек словно ощущает солнце внутри себя, золотыми нитями трепещущее все уголки тела. Игорь же шёл рядом и мысленно радовался про себя. Он готов был вечно слушать рассказы Темы, его вдохновлённый голос. Видеть его сияющие глаза, которые уже устали от слез, а его улыбка появлялась все чаще и радовала все больше. Честно, Акинфеев был готов отдать всё — чтобы Тема больше не испытывал той ужасной боли, которая мучила его последний месяц. Она не давала нормально спать, даже хотя бы прикрыть глаза на какие-то пол часа. Она не отпускала его. Ему снились кошмары, а Миранчуки все реже звонили. Хоть Артём и понимал, что в связи с такими обстоятельствами им сейчас совсем не до него, ему было одиноко. Не то чтобы очень, но ему не хватало их. Тогда он в какой раз пытался уснуть, открыв нараспашку окна и ложась на постель. Ему будто не хватало воздуха, хоть Игорь и заботился, чтобы их комната была проветрена. Артем хотел чтобы ему снова приснился тот сон. Пусть с кровью на губах, пусть он бы потом снова упал куда-то, испытывая невыносимую боль. Он всего лишь хотел увидеть своих Миранчуков. Пяти секунд ему бы вполне хватило.

***

За этот месяц Артём понял, что Игорь действительно удивительный. Какое бы у него не было со состояние, Акинфеев обязательно найдёт напиток под него. Наверное это был один из его даров. Когда Артему было холодно — Игорь укрывал его махровым пледом и приносил ему тёплый чай с одной ложечкой корицей. Это было важно, потому что как говорил Акинфеев: — Когда моя сестра заболевала, мама всегда давала ей чай с корицей. После него она чувствовала себя лучше, — он говорил это тихим голосом, неторопливо помешивая ложкой горячий напиток. Тогда Артём приподнимался на локтях и смотрел на Игоря. Он думал, за что ему такой человек достался? Вроде бы в жизни много хорошего он не делал, даже наверное наоборот… Ещё он думал, почему же он сам такой никчемный. — Тема, выпей, пожалуйста… Акинфеев слегка улыбался и Дзюба, пригубив чай, чувствовал как внутри него разливается тепло. Такое обволакивающие, очень приятное. Тогда унылые мысли нехотя приглушались и парень мог спокойно допить напиток. Когда Артём долго не мог уснуть, он садился на кровать и до самого утра мог глядеть в одну точку. А мог вообще выйти на балкон и просто стоять у перил, любуясь ночным небом и размышляя совершенно о чем-то своём. Тогда Игорь поднимался с постели, шёл на первый этаж, чтобы заваривать свой, особенный, чай. Уж он-то точно поможет. Акинфеев осторожно ставил чайник на плиту. Как его учила бабушка, заваривать травы нужно в фарфоровом или глиняном чайнике, все по отдельности. Подросток ждал двадцать минут и аккуратно переливал отвар ромашки с чёрным чаем в одну чашку. Иногда он добавлял туда и ложку мёда, в зависимости от настроения Артема. Игорь тушил свет и осторожно шёл по ступенькам лестницы на балкон с дымящейся кружкой в руках. Он заботливо ставил кружку на стол, приговаривая приевшуюся, но по-своему родную и любимую фразу: — Тёма, я принёс тебе чай с ромашкой. Больше он ничего не говорил, может быть лишь «Не горячо?» или «Тебе не холодно?». В остальном они прекрасно понимали друг друга и без слов. Артём не всегда до конца допивал чай, но не потому что он невкусный. Его просто начинало клонить в сон и глаза потихоньку слипались. Игорь помогал ему добраться до постели и укутывал в мягкое одеяло из бамбука, как потом Игорь узнал, его любимое. Летом под ним было комфортно, а зимой оно прекрасно сохраняло тепло. Не только для хорошего сна или от болезни Игорь заваривал свой чай. Он находил напиток просто для настроения. Постепенно у Артёма сформировалось понимание, какие отвары ему больше всего нравятся. С малиной был его самым любимым. Приятный терпкий вкус, а в чае с чабрецом был особенно пряный запах, напоминающий Дзюбе что-то из детства. Но что, он пока вспомнить не мог. Да, может быть, и не сильно хотел. — А еще мы частенько прогуливали обед, иногда даже и ужин, — Дзюба смущался, как будто он отчитывался, — просто мы долго гуляли, а потом уже не хотели возвращаться, иначе бы нас потом не выпустили. Игорь слушал и слушал, даже отчасти завидовал Артёму, что у него было детство. Он мог гулять сколько влезет, у него были друзья, самые лучшие. У Акинфеева оно конечно тоже было, но какое-то не такое. Не настоящее что-ли. Оно все прошло в футболе, только за это лето он почувствовал себя действительно живым. Таким живым, которому плевать на правила и запреты, таким, который ничего не боится. Он полностью стал свободен, пусть только на небольшой промежуток времени. — Игорь, подожди, — Артем останавливает парня. — Что такое? — Я, наверное, веду себя как полный дурак. — С чего ты так решил? — Игорь подошёл поближе и смешно улыбнулся. — Я вдруг понял, что весь этот месяц ты только и делаешь, что заботишься только обо мне… — он увидел, что Акинфеев хотел вставить своё слово, но продолжил, — подожди, не перебивай… Но я не должен занимать у тебя столько времени. Я ведь ни разу не спросил о твоих проблемах. Так глупо… — Дурашка, — засмеялся Акинфеев и легко приобнял Дзюбу. Артём на секунду закрыл глаза, прижавшись губами к шее Игоря и попытался больше ни о чем не думать. Но, похоже, передумав, мгновенно отпрянул и взял его ладони в свои, закрепив их в замок. — У тебя холодные руки, — заметил Артём и слегка наклонился к Акинфееву. Игорь тотчас почувствовал что понемногу начинает краснеть, а дыхание резко сбилось. В тот момент было такое ощущение что это их первый, настоящий поцелуй. Артём обвёл взглядом своих голубых глаз лицо Акинфеева и выдал маленький смешок. Их руки были скреплены и это… Непривычно. Артём не спеша приоткрывает рот и осторожно касается губ Игоря, чувствуя на них какой-то знакомый вкус. Акинфеев выдыхает в поцелуй и не спеша, будто боясь реакции, проталкивает свой язык глубже. На миг становится темно.

***

— Леша, доешь кашу, — пыталась уговорить сына Елена, — Антош, ну ты хотя бы! — Да мам, я не хочу больше, — протестовал Лёша. Близнецы переглянулись и хотели уже попросить Артема, но он поняв их просьбу, лишь качнул головой: — Ну нет, я больше не буду за вас доедать! — Правильно Артём, не давай им поблажек, — хихикнула Елена, всё же убирая тарелку. Послышался щелчок двери. Видимо, кто-то зашел в квартиру. — Папа пришёл! — закричали Миранчуки, а за ними Артем. Все трое радостно побежали встречать только что пришедшего отца. Квартира сразу наполнилась звонкими голосами. — Та-а-к детишки, погодите, — трое мальчишек с интересом окружили папу. — А что там? — поинтересовался Артём и выглянул через плечо Антона. — Сейчас узнаете, потерпите, — Андрей улыбнулся, распаковывая большую коробку. Как же долго тянулся этот момент для мальчишек. Но вот, наконец, отец подозвал к себе Лешу и Антона, достав что-то бело-зеленое, с полосками красного. — Ну-ка, посмотрите, — Андрей бережно развернул футболки и одел на двух сыновей. Они были прекрасны. Близнецы покрутились как котята и нетерпеливо подбежали к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть обновку. Футболки подошли точно по размеру, как-будто были пошиты точно для них. Белая футболка, по- правому краю рукава — зелёная полоска, по-левому — красная. На груди были еще две такие же зелено-красные линии, а под ними тот самый, их любимый, значок Локомотива. Большими зелёными буквами на спине было ровно выведено «Миранчук Ан.» и «Миранчук Ал.». Под именами красиво располагались большие, зеленые цифры. У Антона номер «11», у Лёши «59». Пока близнецы разглядывали футболки, восхищенно вздыхая, отец подозвал к себе и Артема, скромно стоящего в углу комнаты. — Ну, Тёма, а это тебе, — он достал ещё одну футболку и одел на мальчишку, — доволен? — Очень! — он внезапно прижался к дяде Андрею, лишь тихо проговаривая «спасибо, спасибо, спасибо!». — А что у меня сзади написано? — спросил Артём, поворачиваясь спиной к дяде Андрею. — А ты посмотри в зеркало и узнаешь, — улыбнулся тот. «Дзюба», а под фамилией любимый номер «22». Его футболка не была похожа на футболки Миранчуков. Бирюзового цвета, спереди со значком «Зенит». Теперь-то он все понял. Дядя Андрей каждому подарил футболку с его любимым номером и любимым клубом. На радостные крики мальчишек в коридор пришла и Елена. — Ах, как хороша тебе эта футболка, Тёма, — заговорила она, мило улыбаясь. — Правда? — Правда. — улыбнулась женщина и погладила мальчика по голове. Гордость распирает Артема. Он обнял сначала Лешу и Антона, затем все трое подбежали к дяде Андрею с нежными объятиями. — Так, ну подождите, это ещё не всё, — смеясь сказал он и откуда-то из-за спины достал футбольный мяч. Он был черно-белый, кажется, четвёртого размера. Но даже и такой, совершенно простой мячик радовал мальчишек. Ведь их старый мяч совсем весь истрепался и игра не приносила такого интереса и азарта. — А сейчас собирайтесь, идём тестировать новую игрушку. Эти слова будто снова взбодрили еще не отошедших от подарков мальчишек. Они мигом оделись, натянули ботинки и побежали за дядей Андреем. На улице была середина осени. Во время игры их щеки покрылись игривым пощипывающим румянцем. — Ну что, домой? — мяч был протестирован и показал себя замечательно, — мама будет волноваться. Миранчуки послушно зашагали за отцом, поручив нести мяч Артёму. Он не спеша шёл за ними, смотря куда-то вниз. И все-таки, какой дядя Андрей замечательный… Дзюба поднял голову и оглянулся. Около той лужайки, где они играли в футбол, он увидел человека. Он был в темной одежде и в капюшоне. Мимолетное виденье, но Артём точно помнит как незнакомец улыбается. Этого хватило малышу Артёму, чтобы узнать в нем Игоря.

***

Дождь. Хмурые тучи, будто скопившееся над неприметным домиком в горах. Длинные ярко-белые молнии. Артем, стоящий у окна, наблюдает за разбушевавшейся природой. Кажется, что Артем и дождь — одно целое. Каждое столкновение туч — накапливающийся где-то внутри страх. Дождь — горе, ливень — слезы. Шторм — истерика. К дому подъезжает черная машина, из которой с водительского сидения выходит мужчина среднего возраста. Открывает заднюю дверь, из которой выходит еще один мужчина, сопровождающий даму. Артем не торопиться отходить от окна, но слышит как его зовёт Игорь. Артем узнает до боли знакомые лица. Лица людей, стремительно направляющихся к двери их дома. Он мгновенно теряется. Сердцебиение учащается, а ладони предательски потеют от непонятного волнения. В голове у него крутится один вопрос «зачем?». Раздаётся звонок. — Кто это? — с волнением в голосе спрашивает Игорь и поднимается с края постели. — Я открою, — Артем поворачивается к Игорю, моментально оказавшемся рядом с ним. В глазах читается страх, непонимание и нарастающая боль. Боль воспоминаний, связанных с этими людьми, похожими на черные пятна, а может быть, предчувствие предстоящего разговора. Голова кружится. Руки снова дрожат, как месяц назад. — Мои родители. В глазах темнеет. Артем пугается не на шутку. Не к добру, точно не к добру. Снова звонок. — Игорь, я…я, — Артем заикается, хватаясь за голову. Он пытается привести дыхание в норму, но страх накатывает с большей силой. Бренчание ключей. Открывается дверь. Артём спускается по лестнице на первый этаж. — М-мама? — Артем не знает что ему ещё говорить, что делать, как себя вести. Отец отрицательно качает головой, заставляя Артема остановиться. Один взгляд — и он стоит, как вкопанный. Как маленький мальчик, боящийся поднять голову, чтобы посмотреть в глаза. — Ну, и как у тебя тут дела? — раздаётся низкий и глухой голос в гробовой тишине комнаты. — Прекрасно. Сердце колотится, отбивая каждый удар как последний. Все тело онемело, конечности отнимает, но голова по необъяснимой причине остается в полном холоде и спокойствии. — Ты не появлялся на работе полтора месяца. Ты сменил телефон, дал номер одним Миранчукам. Думаешь, это было так сложно — разузнать его у братьев? — мужчина подходит ближе к сыну, — уехал в горы и снимаешь домик с каким-то пареньком. Да, я полагаю, что все прекрасно. — Я был в депрессии, все мои… проблемы, о которых ты даже не знаешь, дали о себе знать, — Артем сжимает кулаки на каждом произносимом слове до побеления костяшек, — и только сейчас, когда все действительно стало хорошо, ты решил приехать? Узнать, как дела у твоего любимого сыночка?! Он начинает кричать. Кричать, срывая голос. Кричать, сжимая дрожащие руки в кулак, чтобы не показать страх. — Так где же вы были, когда мне было плохо? Где вы были, когда отец Леши и Антона умер? Где вы были, когда я был в чертовой депрессии? — Артем выдыхает, закрывая глаза, — Где вы были, когда я был ребенком?! — Тёма… Артем оборачивается, встречаясь взглядом с Игорем. Глаза у того уже слезятся. Он сдерживается, чтобы прямо тут не заплакать. Страх, идентичный со страхом Артема, испуганно смотрящего на Игоря. Непонимание, чем помочь дорогому человеку. Игорю страшно. По настоящему страшно, потому что он никогда ещё не видел таким Артема. Что теперь будет? — Хотя, знаешь, папа, мне никто не нужен. Только…— Дзюба младший снова оборачивается на Игоря, адресуя продолжения слова ему. Да, только Игорь ему и нужен. Если бы тут были и Миранчуки, он бы тоже самое сказал и им. Истинного себя Артем нашел только с Игорем. Раньше ему казалось, что себя он обрел, перебираясь через все препятствия жизни, его личные проблемы, сложившиеся еще далеко в детстве. Но все горькие иллюзии куда-то пропали после первого же разговора с Игорем. После первого объятия стало по-настоящему тепло. Артем наконец почувствовал, что тепло — это не то ощущение, когда после истерики наступает «тихий» период спокойствия. Это любимые руки, ароматный чай, приготовленный со вселенской любовью, ночные поездки по родному острову. Тепло — это посиделки на балконе. Это нежные поцелуи Игоря. Это его взгляд, его объятия. От любви исходит тепло. Любовь — это Игорь. Артем вздыхает. — Почему не взяли с собой хотя бы на похороны дяди Андрея? — слезы наворачиваются на глаза, — вы же прекрасно знали как он мне дорог! Ах, да… — он подходит ближе к отцу, — как же я мог забыть про ваши дела. Глаза неестественно сверкают. Агрессия. Нет, это не просто злость или обида. Самая настоящая агрессия, как капли дождя, копящиеся в тучи, копятся в душе Артема с самого детства, заставляя горько плакать душу, слезы которой проходят через все тело, затем попадают на руки, теряются, скатываясь длинными ручьями. — Вам все равно. — У нас были дела, ты был уведомлен об этом. — обрезал отец. Артем поднимает глаза. Он не находит ни капли родного и теплого в этом лице. Незнакомец. — Дела ведь важнее единственного сына, правда? — Не говори глупостей, — все так же холодно отвечал Дзюба старший. Ему плевать. Это не просто ощущение. Так и есть. Артем будто резко остывает, весь страх и агрессия пропадают в несколько секунд. Холодно. — Тогда я скажу ещё одну глупость. Дядя Андрей был мне дороже тебя, родного отца. Он всегда обо мне заботился, любил как собственного сына. А Лёша и Антон мне стали как настоящие братья. По щеке Артема скатилась одна слеза, затем вторая. Он не мог больше терпеть. Лучше высказать все сейчас. — Да лучше бы вы рядом были, чем так! — Рядом, значит? Будешь теперь рядом! — отец стукнул кулаком по столу, и это было настолько резко и громко, что Игорь вздрогнул, — ты едешь с нами в Москву. Навсегда. Артём оцепенел. Отец не прерывал своей речи. Он бы сбежал с Игорем куда угодно, как можно дальше от этого места. Если бы мог. — Собирай вещи, — последние слова отца перед тем, как Артём переступил порог самолета, 20 августа в 19.55 летящего в Москву.