Встреча

Ситхи не умеют лечить. Точнее, считается, что не умеют. Я научился. А что оставалось делать, если у тебя на руках оказался маленький сын, вечно влезающий в какие-то неприятности? Вот и сейчас я машинально потянулся Силой залечить его ушибы и раны, но остановился, вспомнив, где нахожусь. Что ж, приложили его знатно. Как всегда, жертвовал собой и остался прикрывать отход. А ведь я и не знал, что он там. Научился закрываться в Силе? Я снова посмотрел на мальчишку. Ситхи не лечат врагов, а тем более лорд Вейдер не лечит повстанцев. Все, что может быть надо лорду Вейдеру от повстанца не самого высокого чина – информация. Да и то: слишком много чести для какого-то отребья – допрашивать его лично, теряя свое драгоценное время, вместо того, чтобы поручить это следователям с пыточным дроидом на пару. И все-таки… Лорд Вейдер, пожалуй, потратит толику своего драгоценного времени на этого повстанца. Именно потому, что он, как ни странно, ему нужен. Я полуобернулся к стоявшим навытяжку чуть поодаль следователям. – Этого в одиночку. Допрошу позже, – бросил равнодушно и вышел из камеры, стараясь не чувствовать в Силе боли сына. Главное – предстоящий разговор. До него он доживет. И хорошо, что ему больно. Может, хоть боль его вразумит. Я остановился и все-таки чуть обернулся на закрытую дверь камеры. Эта моя слабость! Учитель всегда говорил, что мальчик делает меня слабым. Да, Учитель… Я резко развернулся и пошел по своим делам. И все равно воспоминания нет-нет, да и приходили в голову. Расстались мы несколько лет назад не лучшим образом. Мальчишка спутался с каким-то отребьем, которое выдавало себя за поборников высоких идей. Наверное, в этом виноват был немного и я. Слишком часто отсутствовал. Не замечал очевидного. Теперь-то я это понимаю… Да… Да что толку! Когда после одной из моих длительных отлучек из дворца я обнаружил у сына запрещенную литературу и… оружие! Я впервые в жизни его ударил. Возможно, несколько сильнее, чем хотел. А затем меня вызвал император. Старый маразматик словно чувствовал, когда общение с ним наиболее неприятно. Когда я вернулся, сына не было во дворце. Мне бы перед аудиенцией у императора сразу засадить его в камеру! Не сообразил! А может, и к лучшему, что не засадил... Определенно, все было мне только на руку. Позже я нашел его в Альянсе. Не в головной организации, хвала Силе! Там бы его быстро вычислили, а в одном из его крыльев. Я не стал его возвращать. Мальчишка выбрал свой путь. Никто не мог бы меня упрекнуть в вине перед Империей! Но иногда, наедине с самим собой, за старательно поднятыми щитами, у меня нет-нет, да и проскакивала мысль: «А что если мы встретимся в бою?». Так прошло несколько лет. А теперь пришло время его вернуть. И он попался достаточно быстро, словно по велению Силы. Помог случай и дурацкий характер моего сына. Точнее, дурацкая жертвенность. Наверное, затерялась где-то в генах от матери. Мои люди обложили один из крупных отрядов этого отребья. Он, судя по всему, руководил эвакуацией раненых и оставался в группе прикрытия. Эти идиоты даже не понимали, что такой талант нельзя просто так использовать, как обыкновенное пушечное мясо, отправляя моего сына в бой. ------------------------ Последний борт уходил с боем, прорываясь через мощные заслоны, которые успели выставить имперцы. Уже тогда к Люку закралось ощущение безнадежности. Он остался в прикрытии с несколькими товарищами, из последних сил удерживая жидкий заслон перед космопортом, единственной надеждой оставшихся в живых повстанцев. Очнулся уже здесь, в имперской тюрьме, куда его притащили и оставили для допроса. Он не знал, выжил ли кто-то из его ребят и ушел ли последний транспорт. «Надеюсь, что ушел», – подумал он, старательно держа глаза открытыми. Если закроет, то пол сразу начнет перемещаться на место потолка, а тот… Люк замер и стал осторожно подниматься, прислонясь к стене. Со скованными руками это было неудобно, но ничего! Он поднимется. К камере подходил отец в сопровождении нескольких следователей, наверное. Нет, ситх не позволил увидеть себя в Силе, но Люк все равно чувствовал его приближение. Так было всегда, кроме того раза… когда они расстались. Его прежние друзья дали ему что-то попробовать, и он… Теперь это уже неважно! Люк боялся встречи с отцом. Нет, он не боялся лорда Вейдера, он боялся увидеть его глаза и почувствовать его боль. И безысходность его положения. Отец не имел права его жалеть. Он ситх. И он подданный императора. Дверь открылась, и Люк в тщетной попытке скрыть свою боль и слабость задрал подбородок и посмотрел навстречу входящим. Лорд Вейдер вошел и посмотрел на него. Никаких эмоций в этом взгляде не было, зря Люк боялся. И в Силе ничего не ощущалось. Просто гладкий черный лед и равнодушный взгляд. И все-таки правая рука ситха слегка шевельнулась, и Люк узнал этот жест. Но нет, отец. Мы по разные стороны фронта. И раны залечивать врагу ты не будешь… Люк сам не заметил, как до боли закусил губу и почувствовал солоноватый привкус крови во рту. ---------------------------------- Надо что-то решать, пока наружу не просочилась информация о пленнике. В теперешнем моем положении лучше вообще детей не иметь, чем иметь сына-повстанца. Разумеется, мучить его я не стану. Это бесполезно, к тому же… Не получится разговора – умрет безболезненно. Да... безболезненно. Я вошел в камеру, куда перевели сына, почти не замедлив шага. Здесь нам никто не помешает. Яркий искусственный свет заливал все небольшое пространство внутри. Пленный ждал меня стоя, прислонясь к стене. Его все-таки накололи обезболивающими по моему распоряжению. Он мне нужен в адекватном состоянии. По привычке я сжал и разжал кулаки, сосредотачиваясь на предстоящем разговоре, и вдруг понял, что так до конца и не решил, как поступить в случае, если разговор не получится. Я стоял и разглядывал своего ребенка. Он разглядывал меня. Того детского идеализма, когда он кричал мне, что я палач и изверг, поубавилось. Или он совсем исчез, этот идеализм? А лучше бы был. С таким легче справиться. А этот спокойный молодой человек, стоящий напротив, был мне почти незнаком. Да, он сильно изменился… Ладно, хватит сентиментов. Начнем. – Что, сынок, помогли тебе твои повстанцы? Я прошелся по камере и чуть повернулся к нему, ожидая ответа. Ответа не последовало. Парень молчал. Я снова прошелся по камере. Всего несколько шагов от стены к стене. – Интересно, а повстанцы знают, что ты мой родной сын? Возможно, стоит их просветить на сей счет? А заодно навести на мысль, что провал базы был не случаен? Я уж думал, что он и на это не поведется. – Чего ты хочешь?! – Проняло все-таки или нет? – Ничего. – Пожав плечами, я остановился напротив него, подчеркнуто пристально рассматривая. – Пока – просто поговорить с тобой. Сын помолчал и вдруг тихо попросил: – А дальше что? – Дальше все зависит от тебя. – Тогда позволь мне умереть. С императором мне не по пути. Вот значит как! Как ему все просто! Я крепче сжал кулаки за спиной, успокаиваясь. Что ж… умереть, значит. И вдруг, сорвавшись, все-таки схватил его за плечо и слегка тряхнул. – Решать здесь только мне, мальчик! – Я заставил себя успокоиться. Боль сына немного отрезвила. – А просить меня о чем-то ты потерял возможность давно. И, кстати, для сведения: уйдешь из жизни без моего позволения – казню всех пленных, которых захватили с тобой. В их смерти будешь виноват ты! Так что придется тебе жить. Одно неверное движение, и кого-то казнят. Не думаешь же ты, что я их пожалею? -------------------------------- – А ты изменился, отец. Люк смотрел в глаза человека, бывшего для него когда-то самым близким и родным, и похоже, таким и оставшимся, несмотря ни на что. Желтые искры в глубине светлых глаз отца то разгорались в пламя, то, казалось, совсем угасали. Люк чувствовал, каких сил стоит отцу сдерживать эти огоньки. ------------------------ Сын, чуть запрокинув голову, рассматривал меня, как незнакомца, и мне почему-то стало досадно. – Ты тоже, сын. – Да, с этим человеком мне было трудно. В камере наступило молчание. Сквозь ее стены не проникал ни один звук снаружи, и внутри стояла какая-то вязкая, почти осязаемая тишина. – Чего ты хочешь? – Люк чуть прикрыл глаза. Наверное, разговор давался ему нелегко. – Чтобы ты был со мной. – Мне надоела эта игра. Лучше сказать все сразу, и пусть соглашается, потому что если не согласится… – Мы будем править вместе Империей, как отец и сын. – А император куда денется? – Император перед тобой. Вот так. Все просто. Я много раз в уме проигрывал этот разговор, но произнеся эти слова, я не почувствовал ни радости, ни торжества, только бесконечную усталость. Люк замер, переваривая информацию. – Еще вопросы? – поинтересовался я равнодушно. – Как… – начал Люк и остановился, потрясенно глядя на меня. – Ты… – Какая разница? Мы сражались. Теперь я – единственный ситх. Второго не будет. Перед глазами встала картина разоренного тронного зала. Его еще долго придется восстанавливать. – Вот как… – Забывшись, Люк сполз по стене и устроился на полу, прислонившись затылком к стене. – Впрочем, от широких масс факт смерти пока скрывают. Мне надо подготовить достаточную почву для того, чтобы меня приняли. Это требует времени… – «А еще денег и сил, – подумал я. – Много сил и много денег». – Ты меня не учил из-за императора, да? Я пожал плечами. Какое это имело теперь значение? В камере снова повисло молчание. – Ясно… – снова подал Люк голос. Он стал еще глуше. – Наверное, я тебя совсем не знал … – Как и я тебя. – Я невесело усмехнулся и, забыв про беззаботный вид, устало потер лоб. – Ты мне нужен, мальчик. Возвращайся и помоги мне сладить с Империей. – А мои товарищи? Что будет с ними? – Какая разница?! – Я пренебрежительно дернул плечом. Думать о всяком отребье, когда на кону стоит судьба Империи! Его и моя судьба! У меня никогда не было друзей. Единственный человек, которого я считал другом, меня предал. Но с Люком почему-то все не так. Он вечно окружен толпой, у него полгалактики в друзьях. Он вообще другой, мой сын. Что ж, за то время, пока его не было, я научился договариваться и идти на компромиссы. – С ними пока нормально обращаются. – Я заколебался: сказать или не сказать? Не слишком ли быстро я пошел на уступки? Но, с другой стороны, в Альянсе тоже много наших пленных. – Если установится мир или перемирие, возможно, произойдет обмен пленными. Этого достаточно? Люк сжал губы в своей обычной манере, о чем-то размышляя, и наконец, кивнул. – Пока да. – Итак. – Я развернулся и снова посмотрел на сына в упор. Мне хотелось, чтобы до него дошло, насколько все серьезно. – У тебя есть шанс помочь установить мир. И не только с Альянсом. По-моему, я все обрисовал предельно ясно? Решай. Люк усмехнулся и покачал головой. – У тебя все всегда предельно ясно. – Я прошелся по камере, ожидая его ответа. – Я согласен, – наконец сказал он. – Я буду тебе помогать. Его ответ застал меня на полпути к противоположной стене. Не сдержавшись, я быстро обернулся. – Почему? Не рассказывай мне только о долге и так далее… Сын устало вздохнул и посмотрел на меня. – Тебе это так важно? Просто буду, и все. Не волнуйся: не предам. – Я и не волнуюсь, – пробормотал я, стараясь удержать маску равнодушия. – Сила предупредит… – и протянул ему руку, помогая встать. Сын некоторое время смотрел на протянутую руку, словно размышляя: принять или не принять, но на мгновение раньше, чем я почувствовал себя идиотом, протянул скованные руки и ухватился за меня. – А железки когда снимешь? Я нехотя потянулся к Силе. Все-таки он легко отделался. Я снова скользнул взглядом по разбитому лицу. Или нет? – Еще вопросы? Люк пожал плечами. – Решим по ходу.