Сборник штук на "Страшную месть"

Оставьте меня себе

Гуро стоит на пороге его комнаты, неловко крутя в аристократичных, длинных пальцах трость. Перстень елозит вверх-вниз меж острых костяшек. — День добрый, Николай Васильич, — говорит Гуро. Гоголь медленно моргает, чтоб не спугнуть видение. Гуро нервно дергает плечами. — Добрый, Яков Петрович, — отвечает Гоголь. Он не собирается вставать с кровати, общаться со следователем и делать прочие глупости. Голова болит, руки потряхивает, а алое пальто только раздражает своей… краснотой. На его пороге стоит Яков Петрович Гуро, и сердце опять заходится больной лихорадкой, вот только… не надо мне этого больше. Опять вырывать вас из груди с мясом — я не выдержу. Идите к черту, Яков Петрович. Гоголь понимает, что последнее предложение сказал вслух. Гуро предпочитает сделать вид, что не услышал. Он делает пару шагов вперед, изящно обходя разбросанные по полу пустые бутылки. Гоголь окапывается поглубже в одеяло. — Николай Васильевич, я к вам по оч-чень личному вопросу, — тянет Гуро, подкрадываясь вплотную к жесткому, кожаному дивану. Конец трости трескуче стукается о деревянную ножку. Гоголь замечает, что Яков сильнее опирается на трость, бережет правую ногу и позвоночник. Вон, даже на спинку дивана оперся, а потом и вовсе присел на подлокотник, рядом с ногами Гоголя. Что, не прошло даром знакомство с Лизой и столом? — Я уже говорил вам, Яков Петрович, — устало и как-то с отчаяньем ответил Николай, — что не желаю иметь с вами ничего общего. — Я! — Гуро повысил голос. — С вашего позволения, не собираюсь уходить. Что было, то прошло, Николай Васильевич, бросьте-с ломать комедию и обижаться-с. Он стряхнул с одеяла какие-то крошки и потихоньку стянул его, открывая острое плечо: — Ну, смотрите, что вы здесь устроили? Пьете, не едите, куда ж это годится? — Гуро почти ласково улыбнулся и встал, подошел к письменному столу. Почти — потому что больше Гоголь в эту нежную улыбку не верил. Гоголь хотел промолчать, но вместо этого изо рта вырвалось придушенное: — Вы бросили меня там. Гуро застыл спиной к нему, замер над письменным столом и монохромно-чернильными листами бумаги. — Вы бросили меня, — повторил Гоголь. Гуро зашуршал бумажками на его столе. Гоголь хотел было возмутиться, но лишь с ожиданием поглядел на следователя. — А вы бы пошли за мной тогда? — тихо спросил Гуро, не оборачиваясь. — Нет. Тогда вы бы не пошли… Но сейчас! Гоголь задохнулся возмущением: — Вы думаете, что я пойду сейчас?! После всего, что вы сделали? — он вскочил, едва не навернувшись из-за запутавшего ноги одеяла. Он был так зол, так возмущен, что не сразу понял, что обернувшийся к нему Гуро улыбается. А когда понял — так сразу злиться и перестал. — Понимаете-с, Николай Васильевич, — лукаво ухмыльнулся Гуро, своевольно укладывая весь нехитрый рабочий скарб с гоголевского стола в специальный чемоданчик, — тогда я был при исполнении-с, и моей первостепенной задачей было расследование. Зато теперь я, скажем так, в отпуске-с, в награждение за законченное дело. И в связи со своим положением, могу пользоваться некоторыми… привилегиями. Убийство мне, конечно, не простят, но удержание человека в своем поместье… Я даже вас спрашивать не стану. — Вы хотите меня похитить? — с тихим ужасом осознал Гоголь. Гуро цокнул языком: — Знаете, любезнейший, я надеюсь, что до этого дело не дойдет. — протянул он. — Да и, если честно, я рассчитывал на вашу сознательность-с. Я не отступлюсь от вас, Николай Васильевич. Так что собирайте вещи. Грузитесь в мой экипаж. Только попробуйте сбежать. Гуро уселся на свой подлокотник — стал наблюдать за растерянным писателем. — Вы использовали меня как приманку. Хотели скормить всаднику. — обидчиво напомнил Гоголь. — Да, — легко отозвался Гуро, — но только поначалу. А иначе — зачем мне воскресать из мертвых и подвергать себя опасности? Так что больше как приманку я использовал себя. Гоголь открыл и закрыл рот. — Вы угрожали Лизе, что убьете меня. Яков Петрович дернул мечущегося Гоголя за край нижней рубашки, в которой он, собственно, и метался: — Ну так то ей. А вас я клянусь любить и защищать. Хватило мне, знаете ли, волнений, когда вы на виселице без пяти минут болтались, — чуть печально усмехнулся Яков Петрович. Гоголь отвернулся к столу. На нем осталась титульная страница «Вечеров…», и он как-то апатично передал ее Гуро. Тот краем глаза пробежался по буквам взглядом и улыбнулся: — Как автор названия могу я рассчитывать на подпись автора в будущей книге-с? — А вы бы купили? — Гоголь замер в середине комнаты, в шаге от Гуро. Тот легонько погладил его по руке: — Я бы купил. — ответил Яков Петрович. Николай серьезно кивнул и принялся собирать вещи.