***
Морозная зима подходила к концу. Реки готовились к тому, чтобы оттаять и явить на свет стылую воду, а земля постепенно снимала белоснежный наряд из снега, оголяя прошлогоднюю траву и листву. Лучи солнца потихоньку обретали прежнюю силу, согревая все вокруг. Очередное собрание в резиденции Хокаге по поводу расширения границы деревни проходило весьма мирно, чему Хаширама был несказанно рад. Его младший брат сидел на соседнем стуле, с задумчивым выражением лица осматривая карту Конохи и мысленно подмечая всевозможные варианты удобного прохождения границы. Пусть дело и было пустяковым, но тем не менее требовало тщательного анализа. — Думаю, предложенный вариант Хокаге приемлем и оптимален. Расселение кланов останется прежним, а Инузука придется передвинуться на новый район, — подвел итоги он, бесстрастно осматривая присутствующих, после возвращая взгляд к брату, который продолжил обговаривать аспекты по планировке дальнейшего строительства объектов деревни. Мадара на протяжении всего собрания не сказал ни слова, считая более целесообразным быть немым слушателем. Его взгляд блуждал повсюду, но все время возвращался к одному человеку, задерживаясь на нем на несколько секунд, а после поспешно переключаясь на что-то более интересное. Учиха хмурился, но все же изредка позволял себе поглядывать на младшего Сенджу, раздражаясь еще больше от одной мысли, что тот с таким каменным выражением лица ходит практически постоянно. — Собрание окончено. Всем спасибо, — звонко оповестил Хаширама, поднимаясь со своего места, чьему примеру последовали остальные, более не спеша задерживаться еще на добрых два часа. — Мадара, у тебя есть какие-то вопросы? — окликнул он друга, который вздрогнул от неожиданности и, заметив, что практически все уже разошлись, резво встал, выпрямляясь в спине. — Абсолютно никаких, — покачал головой Учиха, на пару секунд встречаясь с презрительным взглядом алых глаз Тобирамы и тут же разворачиваясь в сторону двери, где его ждал Изуна. — Тебе пора бы уже изменить свое отношение к нему, — дождавшись, когда Мадара выйдет, сказал Хаширама брату, на что тот и бровью не повел. — Пойду проверю целостность документов, — отчеканил он, всем видом показывая нежелание развивать какой-либо диалог. — Тобира… — Надеюсь, и ты отлынивать не будешь. «Вот и поговорили», — обреченно подумал старший Сенджу, протяжно вздыхая и потирая переносицу. Вечер и день в целом выдались для Мадары вполне спокойными и, как утверждал он сам, этому способствовало именно отсутствие всяких дискуссий с альбиносом и разговора вообще. Ему даже хватило сил не отвечать на недовольный взгляд Сенджу, хотя очень хотелось полоснуть тем же взглядом по светлому лицу и бросить пару-тройку колких словечек в его адрес. Откуда только столько ненависти в человеке берется? Мадара ничем не отличается от своих соклановцев, но терроризируют именно его, а держать в узде бушующие эмоции он не может и поэтому не оставляет последнего слова за потенциальным противником. Тем не менее он никогда не испытывал чувства ненависти к Тобираме. Его просто раздражали постоянные нападки и высокомерие, которых сенсор не старался сдерживать; взгляд, полный отвращения и некоторый озлобленности, пребольно ударял по менталитету Мадары. Чего-чего, а каплю уважения он все-таки заслужил. Размышления прервала плавно отъезжающая в сторону дверь, впуская в комнату Изуну, который привычно развалился на футоне под боком брата. — Ты сегодня сам не свой. Не выспался? — спрашивает он, устраиваясь удобнее. — А тебе снова у себя не спится? — вопросом на вопрос парирует старший, мысленно подмечая, что его сегодняшнее поведение не осталось незамеченным. Изуна угукает, довольно улыбаясь после того, как Мадара приобнимает его, тем самым чуть теснее прижимая к себе. — Завтра у Тобирамы день рождения, — как бы невзначай говорит он, прикрывая глаза. — Ты намекаешь, что лучшим подарком для него будет смерть? — усмехается Мадара. — Могу обеспечить на его усмотрение: перерезать горло на источниках, задушить во сне, расчленить на столе родного брата, сжечь на чистом воздухе в лесу. Вариантов много. — О, боже, просто имей в виду, что завтра необычный день, — выдыхает Учиха, в мыслях прокручивая недавний разговор с Хаширамой. — Для меня ничего не изменится в любом случае, — голос темноволосого выдает уверенность: сколько лет уже прошло, а он до сих пор не может держать в памяти, когда день рождения у Сенджу. — Ну-ну, ладно. Следующий день выдался точно таким же, как и предыдущий: Мадара молчал, а Тобирама стойко поддерживал его молчание своим, больше отдавая внимание той бумажной волоките, что накопилась за несколько дней. — То-би-ра-ма, — нараспев позвал брата Хаширама, разваливаясь на своем рабочем столе и немного разминая затекшие конечности, которые протяжно ныли от напряжения в одном и том же положении. — М? — без особого интереса откликнулся Тобирама, не удосужившись поднять взгляда от бумаг. — А тебе больше нравятся блондинки или брюнетки? — Никто, — получил он неоднозначный ответ, чего, собственно, и ожидалось услышать от этой глыбы полной занятости и серьезности. — Тогда брюнеты или блондины? — не унимался Сенджу, следя за реакцией брата. — Тебе заняться нечем или ты уже закончил? — Тобирама заметно нахмурился, но продолжил неотрывно читать документацию. — Понял-понял, — Хокаге выставил руки в примирительном жесте, тем самым показывая, что докучать более не собирается. С наступлением вечера Первого переполнял энтузиазм. Нужное количество бумаг он уже рассмотрел и подписал, поэтому можно было сказать, что на сегодня он успешно справился с задачей. Следующие несколько часов обещались выдаться напряженными, но оттого не менее интересными, отчего внутри у Хаширамы все звенело от желания узнать, насколько гениальным оказался план Изуны. — Тобирама, у меня для тебя есть еще один небольшой подарок, — с широкой улыбкой на губах оповестил он, наблюдая, как брат, предварительно выпустив мученический стон, поднимает голову и вопросительно смотрит на него. — Но только при одном условии, — добавляет Сенджу, а взгляд алых глаз наполняется еще большим недоверием. Спустя несколько минут альбинос стоит со скрещенными руками на груди, пока брат крепко завязывает его глаза плотной темной материей, сквозь которую не удается проникнуть даже малейшему свету. — Это все обязательно? — спрашивает Тобирама, остро чувствуя во всей ситуации какой-то подвох, а от старшего ждать можно чего угодно. — Обязательно, — довольно говорит Хаширама, после удостоверяясь в том, что брат ничего не видит. — Ты испортишь весь эффект даже если сойдешь с места, — предупреждает он и осторожно отходит к двери, бесшумно ее открывая и проталкивая внутрь кабинета Мадару, глаза которого были также закрыты черной повязкой. Молнией ретировавшись из кабинета, Хаширама коротко вздыхает, а рядом стоящий Изуна подбадривающе ему кивает. Первая часть плана началась. Мадара, как и наставлял его Изуна, держал рот на замке, не смея сойти с места и постепенно превращаясь в слух, дабы для начала разведать обстановку, которая, чего таить, была для него немного пугающей в силу неизвестности. — Хаширама? — тихо зовет брата Тобирама. Имя растворяется в тишине, отчего беловолосому становится не по себе, но двигаться он не спешит, вместо этого пытаясь отыскать какие-либо чакры, находящиеся поблизости. Результат получился не утешительным, отчего сенсор напрягся пуще прежнего: сейчас чакра брата не отображается так ярко, как ранее, а на ее месте скапливается едва ощутимый сгусток чего-то иного, знакомого, но одновременно с этим непонятного. В голове Мадары словно что-то щелкнуло, отчего повязка вмиг слетела на пол. Затаив дыхание, он наблюдал перед собой Тобираму — такого хладнокровного и одновременно с этим беззащитного, явно сбитого с толку, но пытающегося скрыть это хмурым видом. Линия губ изгибается сильнее, когда Учиха делает несколько шагов в его сторону, совершенно не заботясь о том, насколько громко они звучат. — Хаширама, это уже не смешно! — едва ли не угрожающе шипит Тобирама. Внутри лихорадочно скребутся чувства, намекая, что это всего-навсего глупая шутка братца и пора бы заканчивать весь этот цирк. Рука Сенджу уверенно тянется к повязке, дабы поскорее от нее избавиться, но Мадара резко перехватывает ее, после слегка сжимая чужое запястье. Тобирама вновь замирает, напрягаясь уже всем телом и готовясь в любой момент освободиться от хватки, пока та еще более-менее слаба. Без капли стыда и стеснения Учиха рассматривает лицо перед собой. Сейчас, находясь на опасно близком расстоянии, он может увидеть все то, что ранее замечать не удавалось. Пусть повязка и скрывает глаза Сенджу, Мадара может себе представить, как сверкают алые глаза, словно желая испепелить. Серебристые волосы беспорядочно топорщатся в разные стороны, отчего Мадара, не сдержав порыв, осторожно приглаживает их, мысленно подмечая, как они вновь возвращаются в прежнюю форму. Плавными движениями его пальцы оказываются на щеках альбиноса, практически невесомо очерчивая скулы и переходя к границе подбородка. Глаза сами останавливаются на чужих губах, неторопливо обводя каждый мерный изгиб. Мадара никогда не видел, как они образуют улыбку — и не какую-то, а искреннюю. Бесспорно, она выглядела бы безумно красивой, в точности, как и все лицо альбиноса. Но все, чем удавалось любоваться Учихе в течение всего времени, было либо раздраженным оскалом, либо абсолютной безэмоциональностью. Тобирама, ощущая на лице чье-то дыхание, сглатывает. Такая напряженная близость ему совсем не по душе, отчего приходится сдерживаться из последних сил, чтобы не вырваться из захвата. «Должно быть, его губы такие же мягкие на ощупь, как кажется», — проносится в мыслях Мадары, и остатки всякого здравого смысла благополучно покидают его разум. Горло внезапно сковывает сухостью, а в груди разливается что-то волнительное и теплое, но все, на что обращает внимание Учиха, это губы, которые будто сами манят к себе. Первое прикосновение выдается едва ощутимым, отчасти неуверенным, но даже от этого Тобираму словно прошивает электрическим разрядом тока от губ до самых ног, парализуя на несколько секунд и заставляя мысли метаться в голове с удвоенной силой. Мадара, носом втянув воздух, прижимается своими губами к чужим напористее, с некоторым удовольствием про себя подмечая, как они податливо сминаются. Влажный кончик языка проводит по линии губ сначала непринужденно, словно просто исследуя, а потом с чуть большей силой нажимая на них. Сенджу горит. Горит внутренне и внешне; сознание яростно твердит покончить с этим, но тело отказывается слушаться и замирает вместе с дыханием, а уши и щеки теплеют. Черт побери, неужели его брат способен на такое?! Тобирама свободной рукой зарывается в темные волосы в прямом намерении оттолкнуть от себя нежеланного «любовника», но буквально немеет от того, что под пальцами ощущается не гладкий шелк длинных волос Хаширамы, а взъерошенные и слегка жесткие пряди. Охваченный ужасом, альбинос пятится назад и моментально срывает повязку, после не в силах уложить в голове происходящее. — Ты!.. — шипит он севшим голосом первое, что приходит на ум. Без того красные уши и щеки наливаются краской сильнее, едва ли не сливаясь с полосками на лице. — Только не говори, что я украл твой первый поцелуй, — самодовольно говорит Мадара и ухмыляется. — Ублюдок, — уже шепчет Тобирама, рукавом водолазки утирая рот и выпрямляясь в спине. Адекватное мышление и полный контроль действий вновь вернулись к нему, пусть сердце и разрывает грудную клетку бешеными ударами. — Какой же ты ублюдок, — громче, чтобы Учиха услышал его, говорит он, плотно поджимая губы. Мадара хмурится. Вновь на лице светловолосого появляются те излюбленные эмоции, которыми он щедро награждает Учиху практически каждый день. — И без тебя знаю, что я ублюдок. Что дальше? — довольно резонно и без капли промедления отвечает он, стойко выдерживая взгляд, полный отвращения, но внутри все равно зарождается огонь негодования. — Ненавижу тебя. Всем сердцем ненавижу, — вливая в слова как можно больше яда выплевывает Тобирама, шумно дыша. — Знаешь, о чем я сожалею больше всего в своей жизни? Что тогда я послушал брата и не смог прикончить тебя, хотя мог. Многие были бы рады твоей смерти, не только я. Жителям даже не пришлось бы волноваться, что «Учиха с Сусаноо уничтожит их всех», — он делает небольшую паузу, после с огорчением продолжая: — Но ты жив. Слова въедаются в мозг Мадары, эхом разносясь в голове. Он сжимает кулаки и разворачивается к двери. — Я услышал тебя, Тобирама, — кидает Учиха, после громко хлопая дверью и, не видя перед собой зги, направляясь прочь из этого места. «Какой же ты наивный дурак. Он и правда тебя ненавидит, а ты лезешь к нему с поцелуями», — с горькой усмешкой на губах думает он про себя. И все-таки Изуна был прав: это не совсем обычный день, а день, который дал понять Мадаре, что для Тобирамы он не более, чем объект ненависти.Часть 1
31 августа 2018 г. в 11:18
Мадара любил светловолосых — в этом Изуна убеждался всякий раз, когда брат уединялся с дамой легкого поведения в комнате гостиницы, которую они заказывали на случай длительных миссий за пределами деревни.
Сейчас очередной его пассией была молоденькая девушка с платиновыми волосами на уровне лопаток. Шелковые одежды обрамляли стройное тело, и от глаз не ускользал ни один изгиб ее пышных форм. Губы, которые она то и дело соблазнительно облизывала и покусывала, блестели алым блеском, а пальчики перебирали концы пояса, будто готовясь к тому, чтобы снять всю одежду здесь и сейчас.
Надо сказать, Изуна ранее наблюдал эту даму у Мадары в партнерах, только тогда ее волосы были заметно короче, едва достигая плеч. Помнится, после бурной ночи, проведенной с этой красоткой, он еще долго прятал мечтательную улыбку, затаившуюся в уголках губ, при этом находясь полностью удовлетворенным и счастливым. А по прибытии в Коноху все вернулось на круги своя, и Мадара вновь являл собой живое воплощение бомбы, которая после рабочего дня бок о бок с Хокаге и его приспешниками попросту взрывалась, уничтожая всех, кто только попадется под горячую руку. Или по крайней мере прививая острое желание каким-нибудь волшебным образом моментально провалиться сквозь землю, только завидев вдали учиховский силуэт.
— Чертовы Сенджу! Хаширама, конечно, идиот и придурок полнейший, но Тобирама его переплюнул, — часто ворчал он, уже находясь в постели и скрещивая руки на груди. — Видите ли, у него существуют особенные критерии для отчета, и я якобы не соблюдаю их и должен все переписать в кратчайший срок. А я ведь даже не слышал о каких-то там критериях, придуманных этим тупым болваном только для того, чтобы унизить меня! — его пылкие речи были полны возмущения, а темные глаза отражали огонь непримиримой злости, который был готов вырваться в любой момент. — Ну все, убью его, точно убью! — Решительные попытки встать с футона, а потом «убить чертового отпрыска Сенджу» постоянно заканчивались провалом, который обеспечивал Изуна, придерживая брата поперек туловища и одновременно с этим зевая. — Изуна, даже не пытайся остановить меня!
— Ну, нии-са-а-ан, давай спать. Убьешь его завтра.
И ведь действовало всегда безотказно. Пусть Мадара потом невнятно что-то бубнил, оказывая небольшое сопротивление, но успокаивался довольно быстро, на следующее утро обходясь уже без попыток отправить кого-то в иной мир.
И все это повторялось с завидным постоянством. Не нужно быть гадалкой, чтобы знать, что будет после их возвращения в деревню в этот раз. Но Изуне оставалось только тяжело вздохнуть и проводить взглядом брата, который поднимался с белокурой красоткой по лестнице, ведущей к номерам гостей.