Подарок для обоих

      Во всем огромном здании — по планировке строителей оно должно быть таковым, как и надлежит центру, где восседает верхушка деревни — единственным спокойным местом был корпус, ответвленный от основного сооружения. А спокойным он был лишь потому, что его строительство завершили буквально на прошлой неделе и еще не успели толком обустроить, поэтому помещения несколько суток простаивали в полном бездействии.       До сего момента.       Сейчас одно из этих помещений являлось для Хаширамы и Изуны временным пристанищем, «залом ожидания», как выразился сам Учиха. Абсолютно голые стены и пол не создавали атмосферу неудобства, а мерно горящий фитилек свечи помогал настроиться на нужную волну. Напротив друг друга стояли стулья, второпях притащенные Хаширамой для пущего уюта, и импровизированный столик из досок, на котором важнейшим образом расположилась бутылка саке и одна пиала: Изуна отказался пить с самого начала, а для Первого это служило своего рода успокоительным. — Никогда бы не подумал, что у Мадары такие… м-м-м… вкусы, — отпивая немного алкоголя, говорит Сенджу, расслабленно откинувшись на спинку стула. — Если честно, я сам до сих пор немного не уверен насчет всего этого, — Изуна сцепляет пальцы рук, этим действием пытаясь унять клокочущую внутри нервозность. — Кто не рискует, тот не выигрывает. Верно? — Ну так-то оно верно, — неуверенно вздыхает Учиха. — Вот только Тобирама… — Что Тобирама? — У нас в клане его нередко называют «Светлым Демоном» и мн-… — Светлый демон Тобирама? — Хаширама гоготнул, после откашливаясь от сакэ, которое попало «не в то горло». — О боже, оригинальности твоему клану не занимать. А мне какое прозвище придумали? Темный демон Хаширама? Или Падший темный Ангел Хаширама? — Не знаю, — буркнул Изуна, нахмурив тонкие брови. — Но ты дослушай! — дождавшись положительного кивка Сенджу, он продолжил: — В общем, я не уверен, что твой брат имеет какую-либо симпатию к моему. Иногда мне даже эта мысль кажется абсурдной. — Ты произнес фразу «я не уверен» уже сто один раз за день, — подмечает Хокаге, подливая себе еще саке и поднося уже наполненную пиалу к губам. — Мой брат с самого детства был упрямым бараном и вообще скрытным человеком. Но за все время, проведенное вместе, я научился читать его, как открытую книгу. — Но тем не менее в серьезных отношениях он никогда не состоял? — Ты абсолютно прав. Когда до мирного времени было еще далеко, к нему клеилась туча девушек и даже несколько парней, но отвергал он всех всегда одинаково — просто игнорировал, будто бы в упор не видя и не слыша. — Я, конечно, догадывался о его популярности, но не ожидал, что он такой недотрога, — не удержался от комментария Изуна, в задумчивости приставив пальцы к подбородку. — Долго еще будешь перебивать? — Хаширама цыкнул, но получив смиренное «молчу», продолжил: — Тобирама всегда был сдержанным и старался не показывать ярких эмоций. Таким он и остался, но только не при Мадаре. Ты сам неоднократно становился свидетелем того, как им обоим крыши срывает, когда они в присутствии друг друга открывают рот, — Учиха согласно кивнул. — Но никто и никогда не видел, каким брат становится после всего этого — слишком отстраненным и даже не безэмоциональным, а скорее печальным, будто сожалеющий о чем-то. И я абсолютно уверен в этом, как бы он это ни скрывал. — Хм-м, убедительно, — сказал Изуна, прикусив нижнюю губу. — Знаешь, тебе, как брату, виднее. — Ну, тогда почему ты решил, что Мадара запал на такую конфетку, как Тобирама? — Я уже недавно говорил тебе об этом, — укоризненно посмотрел на Хашираму Учиха, на что тот только улыбнулся, с видимым удовольствием на лице попивая саке, от которого он, казалось, даже не пьянел. — Освежи в памяти, пожалуйста. — И этот человек называет себя Хокаге… — тихо прошептал темноволосый и, не давая Первому даже секунды на возмущение, начал: — Мадара из уст не выпускает «чертового Сенджу» вне зависимости от того, утро на улице или глубокая ночь. Но это вообще не стоит рядом с тем, как он смотрит на него. Нет, не просто смотрит, а пялится, как маньяк. И, это может показаться забавным, но его ублажают проститутки только с серебристым цветом волос. Черт, сначала я думал, что это просто фанатизм, но потом сопоставил все, о чем сказал раньше и… — он выдержал небольшую паузу, словно осознав, что сболтнул чего-то лишнего. А лишним оно было только оттого, что являлось мало обоснованным предположением. — Ну вот, меня теперь снова совесть будет грызть из-за того, что я все тебе рассказал, — негодующе промямлил Изуна, ладонью зажимая рот. — Насчет беловласых проституток ты ничего не говорил, — Хаширама весело улыбнулся. — Вот черт, последняя, — сказал он с досадой в голосе и, тряхнув уже опустошенную бутылку, омрачился еще больше. — Что же, выпьем за то, чтобы наши братья были счастливы вместе! — торжественно заявил он и опрокинул все содержимое пиалы в себя. — Прошу заметить, пьешь тут только ты. — А ты зря отказываешься. Хотя Мадара бы мне голову открутил за спаивание младших. — И правильно бы сделал: нечего спаивать, — поддакнул Учиха. На самом деле у него уже был неприятный опыт с алкогольными напитками, тогда нии-сан возился с ним всю ночь, пока младшему не сделалось лучше, а уже потом провел целую лекцию о том, что нужно знать меру и напиваться с кем-то опытным вроде него самого, чтобы было надежнее. После этого случая саке опротивело до невозможности, и тяга к нему сошла на нет. — Нечего, — словно эхо повторил Сенджу и затих, прикрыв глаза.       Так секунды медленно превращались в минуты, а те в свою очередь в целый час ожидания. Оптимистичные чаяния и пессимистичная реальность попеременно проносились в мыслях то у Хаширамы, то у Изуны, но они старались больше верить в первый вариант развития событий, отметая негативные мысли прочь. — Думаешь, они не убьют друг друга? — скептически вопрошает Изуна, тем самым первым нарушая звеняющую тишину, что заполнила все пространство. — Уверен, они еще будут благодарны, — совершенно твердо говорит Хаширама и улыбается своей самой лучезарной улыбкой, от которой Учиха заряжается той же решительностью. — Когда-нибудь.