Взрывная карамель

Впервые Ойкава приходит весной. От него крепко пахнет алкоголем, в руке початая бутылка вина. Он покачивается, опираясь рукой о косяк, пока Куроо пытается понять, что ему вообще тут надо. – Можно войти? – спрашивает Ойкава, отпивая вино прямо из горла. Куроо пожимает плечами и отходит в сторону, пропуская в квартиру. Откуда Ойкава узнал его адрес он не спрашивает: между ними сложный клубок взаимоотношений других людей, где все друг друга знают через каких-то общих знакомых. Что у Ойкавы случилось, он не спрашивает тоже. Они вообще ни о чем не разговаривают особо. Ойкава просто тянет свое вино все также из горла, игнорируя предложенную Куроо кружку. Куроо пьет пиво, которое осталось в холодильнике с последних посиделок с друзьями. Ойкава грустно вздыхает, когда вино заканчивается, отказывается от предложенного пива – не любит, не пьет. Пытается уйти домой, но его ведет настолько сильно, что приходится опереться о стену. Куроо смеется тихо и толкает его к дивану. Оставайся, мол. Куда ты поедешь, пьянь. Уедешь завтра. Ойкава уходит еще до того, как Куроо просыпается. Уходит, аккуратно сложив плед, которым укрывался, на диване, забрав пустую бутылку вина. Будто его тут и не было. *** В следующий раз Ойкава на пороге квартиры Куроо появляется спустя примерно месяц. От него снова пахнет алкоголем, в руке пакет. Он поднимает его, и слышится звон бутылок. В этот раз вина слишком много для одного. Они проходят в гостиную, совмещенную с кухней; Куроо ставит на низкий стол две кружки – бокалов в его доме отродясь не водилось. Ойкава разливает вино и тут же выпивает, немного морщась. Куроо пробует тоже – сухое, терпкое, кислое. Он такое не любит. Лучше уж пиво, но в холодильнике его нет. Придется пить, что дают. Они пьют половину ночи, пока все бутылки из пакета не выстраиваются пустые на полу. Ойкава засыпает прямо за столом, опустив голову на сложенные руки. Куроо с трудом перетаскивает его на диван, подкладывает под голову подушку и укрывает пледом. Утро начинается с дикого похмелья и головной боли. Ойкавы нет. Пустых бутылок тоже. Плед и подушка сложены аккуратно в углу дивана. Если бы голова не болела так дико, то Куроо подумал бы, что все ему привиделось. *** Куроо забывает про эти случайные посиделки, пока однажды снова не раздается звонок в дверь. За дверью – Ойкава. Он, вместо приветствия, поднимает пакет вверх. Куроо видит упаковку пива и две бутылки вина. Куроо думает, что на закуску у него дома ничего нет, а пить без еды – снова будет похмелье. Ойкава, выслушав доводы, идет в магазин снова. Вот только вместо закуски приносит бутылку виски. Куроо сдается, идет сам. Готовить он, конечно же, не будет. Заказывать еду с доставкой тоже: аренда квартиры съедает почти все деньги, которые дают родители и подработка. Следующая зарплата только через три дня. Сейчас денег хватает только на чипсы и крекеры. Они пьют, как и раньше, сидя за низким столом прямо на полу. Куроо – пиво, Ойкава – вино. Вспоминают школьные годы, вспоминают каждый своих друзей и соперников. Куроо пытается вычислить, через кого Ойкава мог узнать его адрес, но бросает это дело. Пытается вспомнить, откуда он сам знает Ойкаву, но и этого не может. – Меня не взяли в основу, – внезапно говорит Ойкава, выплескивая в кружку остатки вина так резко, что часть проливается на стол. – В смысле? – Куроо не скрывает удивления. – Ты же потрясающий связующий. – Колено, – Ойкава улыбается настолько грустно, что приходится подавить желание прижать его к груди и утешить. – Ива-чан был прав, мне не стоило перетруждаться. В школе он всегда следил за мной. – Но в этот раз его рядом не было. – Его рядом не было, – кивает Ойкава, откручивая крышку у следующей бутылки вина. В прошлый раз ему пришлось продавить пробку внутрь бутылки – штопора в доме Куроо тоже не было. Ойкава быстро учится. Куроо знает, что они с Ивайзуми поступили в разные университеты. То ли ему говорил об этом кто-то, то ли он сам увидел в профиле в социальных сетях – вспоминать что-то сегодня очень сложно. Или просто слишком лень. В итоге они выпивают и пиво, и вино, и почти всю бутылку виски. Остаток ночи синхронно блюют: Ойкава в унитаз, Куроо в раковину. Как ее вычистить он решит завтра. Сейчас ему слишком плохо, чтобы думать об этом. Слишком плохо, чтобы думать о том, зачем стоило так напиваться. Под утро засыпают прямо на полу в гостиной – дойти до кровати и до дивана ни у кого нет сил. Куроо просыпается один. Укрытый пледом, под головой подушка, дикое похмелье в комплекте. В ванной чисто, ни следа. Бутылок тоже нет, как и пустых упаковок от нехитрых закусок. Куроо только удивляется, как Ойкава умудряется заниматься всем этим с утра. Спит ли он вообще? Вроде да, Куроо сам видел. Неужели у него не бывает похмелья? Куроо вот очень плохо и он безумно рад, что Ойкава всегда приходит накануне выходных, вряд ли в другие дни Куроо смог бы поддержать алкогольные порывы. Куроо осознает, что рад, когда Ойкава приходит. *** В следующий раз звонок в дверь раздается спустя месяца два. Ойкава качается и держится за косяк, чтобы не упасть. В руке початая бутылка вина, в глазах – призраки выпитого алкоголя. Он улыбается пьяно и тянет: – Куро-чан. Куроо только фыркает и отходит в сторону, пропуская Ойкаву в квартиру. Рассматривает его украдкой: классический пиджак, под ним – выглаженная рубашка, верхняя пуговица расстегнута, брюки, конечно, зауженные, обтягивают зад, пока Ойкава наклоняется немного, стягивая с ног начищенные туфли, наступая на пятки. От него пахнет парфюмом, а на волосах явно гель. Он опирается спиной о стену и призывно машет бутылкой вина. Куроо перестает залипать на него и, думая, что в таком виде надо на свидания ходить, а не напиваться в чужой квартире, проходит в комнату, тут же доставая кружки и остатки еды из холодильника. – На свидании был? – спрашивает Куроо в шутку. – Ага, – пьяно кивает головой Ойкава. – Что-то пошло не так? – он забирает бутылку – Ойкава явно не в состоянии налить алкоголь точно в кружку. – Да я вроде как не по девушкам. – Так зачем пошел? – Отец заставил, – просто говорит Ойкава, пожимая плечами. – Ты не удивлен? – Родители часто устраивают своим детям слепые свидания. Это ведь было оно? – Да, но я не об этом. – Мне все равно. *** В следующий раз Ойкава приходит, когда его мать попадает в больницу. Ничего смертельного, но он переживает очень сильно – это видно по тому, что в этот раз в его руках виски. Куроо уже по виду алкоголя понимает, насколько все плохо, еще до того, как Ойкава рассказывает. Сам. Не дожидаясь вопросов. В этот раз Куроо пьет мало, Ойкава же даже не морщится, едва давая льду в кружке хоть немного растаять. Куроо разбавляет колой. В этот раз Ойкава засыпает раньше, чем заканчивается бутылка. Утром его, конечно, нет. Бутылка с остатками виски стоит в центре стола. *** Ойкава приходит снова, когда осень уже вступает в свои права. Его команда проиграла, Ойкава большую часть времени был в запасе – Куроо сам это знает, даже спрашивать не нужно. Он даже ждал Ойкаву. В этот раз они не просто методично пьют одну за одной, разбавляя тишину редкими фразами. В этот раз они вообще молчат. Ойкава валяется на диване, Куроо сидит на полу, привалившись к дивану спиной. Из развлечений только спортивный канал и кальян. – Бокуто отличный игрок, – говорит Ойкава неожиданно куда-то в шею Куроо. От его дыхания по коже бегут мурашки. – Я знаю, – отвечает Куроо, глубоко затягиваясь и выпуская дым в потолок. За его спиной какое-то шевеление, но поворачиваться не хочется. Бутылка виски – наполовину полная – стоит тут же, забытая. В кружке Ойкавы давно растаял весь лед. Он держит ее в руке, свисающей с дивана. – Дай мне, – Ойкава ставит кружку на пол, тянется к кальяну через чужое плечо, скользя щекой по щеке, и от этого прикосновения по спине Куроо бегут новые мурашки. Он поворачивается немного, протягивая трубку. Наблюдает, как Ойкава подается немного вперед, обхватывает мундштук губами, тянет дым в себя, чуть прикрыв глаза – кажется, ему нравится. Куроо не успевает переключить внимание на что-то другое – Ойкава замечает его взгляд и смотрит в ответ. Из приоткрытых губ медленно тянется дым. Куроо рад бы смотреть в глаза или вообще отвернуться, да вот оторваться от этой картины все никак не получается. Ойкава подается вперед, для удобства опирается рукой о бедро Куроо и прижимается губами к губам. Поцелуй выходит смазанным, неловким, с привкусом алкоголя и дыма. Куроо чуть шею не сворачивает, стараясь поцеловать глубже. Ойкава опасно наклоняется с дивана, больно сжимая пальцы на ноге Куроо. Все заканчивается довольно быстро. Хочется большего. Получается только больше напиться. В этот раз они спят вместе на кровати Куроо, прямо в одежде, поверх одеяла. Утром Ойкавы, конечно, нет. *** В следующий раз Куроо застает Ойкаву, сидящим под дверью. Его попросили поработать в выходной – впервые за все время; гостей он не ждал, так что домой особо не спешил. – Привет, – просто говорит Ойкава, поднимаясь с пола. Рядом с ним неизменный пакет с бутылками. По звону не понять, что именно. Куроо еще только предстоит узнать, насколько Ойкаве паршиво сегодня. – Прости, я был на работе, – зачем-то оправдывается Куроо, открывая дверь и пропуская Ойкаву вперед. – Надо было предупредить, что придешь, – добавляет он. Глупо, Ойкава никогда не предупреждал. Если подумать, у них даже номеров друг друга нет. Ойкава просто приходит, когда ему плохо. Куроо просто его впускает. Все усложняется, когда Куроо ловит себя на том, что с нетерпением ждет этих визитов. Когда понимает, что смотрит на Ойкаву. Наблюдает, как тот берет кружку, как подносит ее ко рту. Смотрит, как дергается кадык, когда он глотает, как иногда облизывает губы, как трет ладонью шею, как дергает ворот футболки, свитера или рубашки, когда в комнате становится слишком жарко. Разглядывает губы, рассматривает лицо, изучает фигуру, запоминает каждое движение. Смотрит, ловит, впитывает, хочет прикоснуться. Ойкава скидывает пальто прямо на пол, стягивает обувь, приминая задники. Его изрядно трясет. – Можно принять у тебя душ? – Ойкава улыбается. – Чтобы согреться. – Сколько ты сидел под дверью? – Не знаю, несколько часов? В пакете обнаруживается виски. Должно быть, случилось что-то действительно плохое. Мелкие неудачи Ойкава обычно заливает вином. Ойкава появляется бесшумно. На нем только повязанное на бедра полотенце. С мокрых волос на плечи капает вода. Куроо влипает в него взглядом, как в зыбучие пески – с размаха, всем существом, без шанса вырваться и сбежать. Рассматривает бледное лицо, грудь, плоский живот, руки. Ойкава приближается, скидывает полотенце на пол – под ним ничего – и одним движением садится Куроо на колени, сразу же обхватывая его лицо руками и целуя так горячо и жадно, как Куроо никто и никогда не целовал. Он отвечает, получая, наконец, то, о чем мечтал последнее время. Получая даже то, о чем не смел и мечтать. Руками скользит по голой спине Ойкавы, чувствуя под ладонями прохладную кожу, покрытую мурашками: странный способ согреться – выходить из душа без одежды. Ойкава дрожит то ли от холода, то ли от желания. Куроо передается эта дрожь, он впитывает каждое движение; тонет в каждом новом поцелуе. Едва дышит, когда Ойкава ненадолго прерывается, чтобы провести пальцами по щекам Куроо, по его шее, плечам. Смотрит недолго в глаза. Куроо смотрит в ответ, стараясь понять, о чем Ойкава думает. Получается только запустить руку во влажные волосы, притянуть снова к себе. Теперь Куроо целует сам, ненадолго перехватывая инициативу. Опускает руки на бедра Ойкавы, сжимает ягодицы, заставляя прижаться так тесно, насколько это возможно. Ойкава тихо шипит в поцелуй, когда жесткая ткань джинсов царапает нежную кожу, но подается вперед, трется бедрами о бедра. Куроо от этого крышу сносит. Ему жарко, ему хочется большего. На нем непозволительно много одежды – она мешает, стесняет движения, не дает прочувствовать все еще сильнее. Ойкава, кажется, того же мнения. Забирается руками под футболку, тянет ее вверх. Приходится отстраниться, чтобы в следующее мгновение прижаться еще теснее, кожей к коже. И это настолько восхитительно приятно, что Куроо приходится собрать всю волю в кулак, чтобы отстраниться снова, чтобы отодвинуть от себя Ойкаву, заставить его встать. Только чтобы переместиться в спальню. Там Ойкава сразу падает на кровать, опираясь на локти, улыбается призывно, бесстыдно раздвигает ноги, гладит себя по внутренней стороне бедра, наблюдая, как Куроо, путаясь в штанинах, старается стянуть джинсы, при этом не отрывая взгляд от Ойкавы. – Алкоголь больше не помогает? – зачем-то спрашивает Куроо, забравшись на кровать, устраивается между ног Ойкавы, трется пахом о пах. Хочется насладиться каждым движением, растянуть момент, пока собственное возбуждение не сорвало крышу окончательно. – Не в этот раз, – просто отвечает Ойкава, обхватывает Куроо за шею, буквально роняя его на себя. Утром Куроо просыпается один. Ему это вообще не нравится. *** О том, что Ойкаве врачи запретили играть, Куроо узнает, конечно, не от него. Весть приносит Бокуто. Он узнает от Ивайзуми – у их команд был тренировочный матч. Куроо ждет появления Ойкавы. Он приходит спустя несколько дней. Врывается в сон резким звуком дверного звонка так неожиданно, что Куроо от испуга подкидывает на кровати. Он в темноте и спешке пытается натянуть на себя штаны, путается в них, чуть не падает. Звонок разрывается бесконечной трелью, кажется, Ойкава нажал на кнопку и забыл отпустить. Спотыкаясь и сбивая углы, Куроо добирается до двери и распахивает ее. В коридор тут же вваливается Ойкава, принося с собой аромат осеннего дождя. Куроо бьет ладонью по выключателю, лампа под потолком вспыхивает, но через мгновение снова гаснет – Ойкава бьет по выключателю тоже. Все, что Куроо успевает рассмотреть – мокрые волосы, облепившие лоб, покрасневшие глаза и капли воды на щеках – наверняка это дождь. Ойкава жмется к Куроо всем телом и это неприятно: он мокрый, он холодный. Куроо только вылез из-под теплого одеяла и окунаться в осень не входило в его планы. Он старается отойти, но упирается в стену, пытается отстранить от себя Ойкаву, вздрагивая под прикосновениями холодных рук, но тот только наваливается сильнее, сжимая пальцы, царапая короткими ногтями кожу. – Что ты делаешь, – тупо спрашивает Куроо, чувствуя чужие губы на скуле, на линии подбородка, шее, ключице. Ойкава слегка кусает кожу, немного отстраняется и падает на колени, проскальзывая губами вниз – от ключицы до низа живота. Куроо только вздрагивает, когда он сдергивает с него домашние штаны вместе с бельем, и тут же целует еще вялый член. Куроо давится вдохом, чувствуя влажные губы, чувствуя его пальцы; реагирует мгновенно, не может иначе. Член пульсирует, наливаясь кровью и жаром. Куроо смотрит на сидящего на полу Ойкаву и разрывается между желанием прекратить это все – ведь неправильно, так не должно быть, – и желанием продолжить, посмотреть, как далеко Ойкава зайдет. Когда губы смыкаются на головке, когда Ойкава принимается сосать, помогая себе рукой, Куроо перестает думать о чем-либо. Он теряется в ощущениях, теряется во влажных, пошлых звуках, когда Ойкава выпускает член из плотно сомкнутых губ и тут же снова обхватывает его, окутывая восхитительным теплом своего рта, теряется в собственных стонах. Он зарывается пальцами в мокрые волосы Ойкавы, не стараясь задавать свой ритм или направлять. Просто хочется прикоснуться. Через кончики пальцев ему передается чужая дрожь. Ойкава все еще в мокром пальто, наверняка, в мокрых штанах, сидит на холодном полу. И, кажется, его это мало волнует. Он отстраняется немного, сжимает пальцы на ягодицах Куроо, а потом подается вперед, стараясь взять по самую глотку. Тут же давится, выпускает член изо рта, задевая чувствительную кожу зубами. – Ойкава… – тихо начинает Куроо хриплым от возбуждения голосом. Договорить он не успевает, Ойкава пытается снова: насаживается, стараясь протолкнуть чужой член в горло, но снова давится, кашляет, размазывает вязкую слюну по члену, другой рукой вытирает свой рот. Куроо думает, что, если Ойкава провернет это еще раз, он кончит. Куроо думает, что не хочет, чтобы Ойкава делал так снова. Куроо за справедливость. Удовольствие должно быть обоюдным. Ойкава другого мнения. Он облизывает губы, снова прицеливается и делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Подается вперед, но Куроо сжимает пальцы в его волосах, не давая двигаться. – Перестань, – тихо говорит он. Ойкава старается вырваться, старается дотянуться до члена, но Куроо только сильнее сжимает волосы у корней, наверняка, делая больно. – Хорошо, – говорит Ойкава наконец. Его голос тоже хриплый. – Хорошо, просто трахни меня, – продолжает таким будничным тоном, каким предлагают чашку чая неожиданным гостям. Куроо отпускает, Ойкава встает с колен, стягивает с себя пальто, как обычно бросая его прямо на пол. Тут же принимается расстегивать рубашку, стягивает ее, бросая на пол у входа в спальню. Сразу расстегивает джинсы. До тумбочки у кровати он добирается уже в одном белье. Куроо, натянув обратно приспущенные штаны с трусами, идет следом, наблюдая, гадая, не случилось ли еще что, более страшное, чем запрет врачей. Ойкава себе голову лишними мыслями явно не забивает, или же наоборот пытается их оттуда вытравить. На кровать летит смазка, упаковка презервативов – он в прошлый раз видел, где Куроо их хранит. Ойкава снимает с себя остатки одежды и забирается на кровать, манит к себе. Куроо зависает у входа в комнату. Ему это все не нравится, но отказываться от секса выше его сил. – Или ты это сделаешь, или я сам, – просто говорит Ойкава, щелкает колпачком смазки и, выдавив немного, заводит руку себе между ног, опираясь другой о кровать и приподнимая бедра навстречу собственным пальцам. – Почему я? – за каким-то чертом спрашивает Куроо. – Ты живешь один. И не задаешь вопросов. И не болтаешь лишнего, – отвечает Ойкава, срываясь на стон – первый палец уже внутри. Чтобы смотреть на все это со стороны и ничего не делать, нужна адская сила воли. У Куроо такой нет. В два шага преодолев расстояние до кровати, он резко убирает руку Ойкавы, заменяя его пальцы своими. Все просто. *** Все становится еще хуже, когда Куроо ловит себя на том, что думает об Ойкаве постоянно. Постоянно вспоминает ту ночь, когда Ойкава принес с собой осенний дождь. Вспоминает, как отчаянно они тогда трахались, будто в последний раз. Но Куроо ведь тогда об этом не думал. И сейчас не думает, ждет, что Ойкава снова появится на пороге с пакетом бухла и невысказанными проблемами. Но Ойкава не появляется. У него в жизни, видимо, все хорошо. Куроо чертовски жаль, что к «вместе в горе» не идет в комплекте «и в радости». Прошло всего недели три – а Ойкава мог не появляться месяцами, – а Куроо скучает и думать ни о чем другом не может. На исходе месяца он доходит до того, что находит Ойкаву в инстаграм. Тысячи подписчиков, сотни публикаций – он просматривает их все, методично, одну за одной. Кажется, на фото другой человек – вечно широко улыбающийся, светлый, радостный, энергичный. Не тот Ойкава, что был у него – спокойный, с грустной полуулыбкой и бутылкой вина в руке. Под каждой публикацией – текст. Описание событий, мест, людей, забавные диалоги, остроумные и не очень шутки. Под одним фото слов больше, чем Ойкава мог сказать Куроо за весь вечер. Куроо теряется. Он не понимает, кто тот человек, что приходил к нему все это время. Внешность одна, ощущение характера совсем другое. Куроо думает написать ему, мол, приходи, я жду, но даже в голове это звучит почему-то жалко. Попросить Бокуто раздобыть номер и позвонить? Но Ойкава ведь приходил к нему только чтобы отвлечься, просто потому что Куроо живет один и это чертовски удобно. Только ради пьянки и секса. А Куроо хочет все усложнить для них обоих. Пока Куроо пытается решить, что лучше: редкие встречи и умопомрачительный секс без обязательств или выяснение отношений, Ойкава приходит снова. В этот раз в пакете бутылки вина. Самая легкая степень его расстройства. – Привет, – говорит Куроо, когда Ойкава переступает порог, и тянется поцеловать в губы. Ойкава заметно напрягается и подставляет щеку. Куроо понимает, что все совсем паршиво. Он влип в Ойкаву, как в паутину. Влип в его внешность, запах, голос. В его грустные полуулыбки и внимательные глаза. В его методичные запои, как способ сбежать от проблем. Даже в привычку совсем не элегантно пить вино прямо из горла. Вылезти из этих сетей, не разрушив что-то по пути, получится вряд ли. Куроо решает промолчать. После бутылки вина он передумывает. – Зачем это все? – спрашивает он и внимательно смотрит на Ойкаву. – Что? – Все, – Куроо обводит рукой стол, бутылки вина – пустые и полные, тыкает пальцем в Ойкаву. – Просто, – тот пожимает плечами, делая очередной глоток из бутылки, снова игнорируя стоящую на столе кружку. – Мне не нравится «просто», – начинает Куроо и уже знает, что потом пожалеет об этих словах, о том, что вообще начал этот разговор. Или о том, что тогда, весной, открыл Ойкаве дверь. – Мне нравишься ты, – договаривает он и устало трет переносицу пальцами. Ойкава молчит мучительно долго, смотрит куда-то в стол, забыв про бутылку в пальцах. – Я не знаю, – наконец говорит он голосом, лишенным эмоций. – Не знаю. Сердце Куроо подскакивает к горлу, ухает обратно в грудь и бьется неистово сильно, прислушайся – услышишь его стук. – Тогда нам не по пути, – выносит он приговор. – Мне надо подумать, – зачем-то говорит Ойкава. Но ведь все уже решено, в мире Куроо все уже рухнуло, не успев начаться. Без всяких «подумать», «давай попытаемся» и «может оставим все, как есть». Отлипать, так разом, резко, одним движением, пусть и придется вырвать чувства с мясом. Ойкава встает и идет в коридор. Куроо не шевелится. Через шум крови в ушах, как через толщу воды, слышит, как хлопает входная дверь. Вздыхает, трет лицо ладонями. Думает, что заливаться алкоголем, конечно, не решение проблемы, но прекрасная возможность отвлечься. Куроо впервые просыпается на полу в окружении пустых бутылок – в этот раз убраться было некому. *** Ойкава приходит через несколько дней. Куроо не открывает дверь. Как и через неделю. Как и через две. Как и через месяц.