Взрывная карамель

Если бы Куроо знал, что так получится, то не стал бы так изящно, но тупо шутить, когда Ойкава с криком: «Да у меня жир!» вылетел из ванной. Воспринимать серьезно полуголого Ойкаву, когда он смотрит такими большими глазами, когда его волосы еще растрепаны после сна и весь он такой домашний и милый, чертовски сложно. Куроо просто скользнул взглядом по обнаженному торсу, усмехнулся и ущипнул за задницу. А потом пошутил. Он даже не помнит толком как: раннее утро вообще редко оседает в памяти четкими картинами. Но точно пошутил, потому что выражение лица Ойкавы, полное безмерного горя и неподдельного страдания, изменилось на нечто трудночитаемое. И по этому поводу Куроо пошутил тоже. Забил последний гвоздь в свой гроб. Ойкава тогда просто молча развернулся и снова скрылся в ванной. Куроо подумал, что если он в ближайшее время оттуда не выйдет, то успеть вовремя на работу будет очень сложно. Если бы Куроо знал, что опоздание это меньшая из его проблем, то бросился бы вслед за Ойкавой и утешал бы его и переубеждал на пределе своих возможностей. Но Куроо не понял. Куроо вообще не заметил, что произошло что-то страшное. Даже когда вечером Ойкава не вышел в прихожую встречать, Куроо ничего не заподозрил. Осознание пришло за ужином вместе с тарелкой брокколи и куском вареной куриной грудки. – Что это? – брезгливо спрашивает Куроо, демонстративно морщась. – Ужин, – просто отвечает Ойкава. И добавляет голосом, не терпящим возражений: – Мы на диете. Ойкава ставит еще одну тарелку с таким же набором продуктов на стол и садится напротив Куроо, старательно пряча взгляд. Мол, я подумал, и мы решили, спорить и обсуждать я это не собираюсь. Куроо с таким положением дел не согласен чуть более чем полностью и готов отстаивать вкусные ужины и вечера обжорства, которые, видимо, и привели к таким трагическим последствиям. – Я не согласен. – Ты разве меня не поддержишь? – Ойкава поднимает взгляд от тарелки и смотрит жалостливо прямо в глаза Куроо. Черт. Куроо сам порой пользовался этой фразой, когда Ойкаву нужно было заставить сделать что-то, что тот делать не хотел. (Ойкава в отношении Куроо обычно использовал подкуп). Тогда это было забавно. Оказалось, вообще не круто, когда такое же оружие используют на тебе. – Сколько? – можно хотя бы поторговаться. – Не знаю, может, месяц. – Целый месяц, – скорбно вздыхает Куроо, принюхиваясь к тарелке. – Всего лишь месяц, – поправляет Ойкава, мужественно хватает палочками кусок брокколи и отправляет в рот. Куроо следит внимательно, стараясь уловить малейшие изменения в выражении лица. Но ни один мускул не дергается, пока тот жует и проглатывает овощ. Или это и правда не так ужасно, как выглядит и пахнет, или же по Ойкаве “Оскар” плачет. Когда Куроо берет в рот первый кусок капусты, то понимает: второе. На вкус это так же мерзко, как на запах. Брокколи моментально разваливается на языке в непонятную кашу, и приходится приложить немало усилий, чтобы проглотить это, а не выплюнуть. – Все-таки целый месяц, – говорит он. – Почему это так… так… – подобрать слова не получается. С одной стороны, если стряпню Ойкавы не хвалить, он принципиально не будет готовить. Это неудобно. Проверено. С другой стороны, если он не будет готовить такое, то невелика потеря. Нащупать границу между Ойкавой, обиженным во благо, и Ойкавой, обиженным и господи-как-это-исправить, не получается. – Мне кажется, я что-то сделал не так, – задумчиво говорит Ойкава, методично запихивая в себя капусту. – Сел на диету? – с надеждой говорит Куроо. – Может, не стоило размораживать, – Ойкава мастерски игнорирует вопрос. – В рецепте написано, что брокколи лучше варить замороженной, но я отвлекся, и все растаяло. И, может, переварил. Завтра получится лучше. Куроо как-то внезапно захотелось снова на работу. Но впереди его ждали два незабываемых выходных с Ойкавой и его диетой. – А можно что-то другое на гарнир? – Нет, если ты хочешь сидеть на диете всего месяц. Куроо вообще не хочет на ней сидеть, но этот вариант не рассматривается. Ойкава берется за организацию их питания так же, как обычно берется за все, что его увлекает в тот или иной период жизни: с полной самоотдачей и таким энтузиазмом, за который прибить хочется. Куроо всем своим видом демонстрирует, что ему это не в радость. Ойкава, конечно, на это не реагирует. Идеальное взаимопонимание. Куроо пьет пустой чай и смотрит, как Ойкава выгребает из шкафов начатые пачки печенья, конфет и каких-то еще сладостей. Все это отправляется в мусор. Куроо жует вареную грудку и брокколи на обед – в этот раз получилось лучше или же это просто голод – и смотрит, как Ойкава читает состав на пачках с макаронами, часть откладывает обратно в шкаф, часть кидает в ведро вслед за сладостями. Куроо пьет воду, потому что «питьевой режим – это залог успеха, чистая вода помогает худеть», и смотрит, как Ойкава выливает в раковину недопитые бутылки алкоголя. Куроо только тяжело вздыхает, когда Ойкава в порыве неконтролируемого энтузиазма хватается за закрытый виски. Ойкава вздох слышит, ставит бутылку на место. Маленькая победа. Куроо даже веселее закидывает в рот остатки курицы. Куроо смотрит, как Ойкава раскладывает продукты по холодильнику. Взгляд цепляется за несколько упаковок замороженной брокколи, и эта картина причиняет почти физическую боль. Вместо пива и фаст-фуда в холодильнике теперь овощи, зелень и куриная грудка. Ойкава даже отрыл в закромах их шкафа сковородку и попытался пожарить на ней яйца без масла. Все, конечно, прилипло. Приговор неутешителен: придется или покупать новую сковородку с хорошим антипригарным покрытием, или все варить. – Может, не стоит так строго? – с надеждой говорит Куроо. – Стоит, – просто отвечает Ойкава. Кажется, побед на сегодня хватит. Тем более, что немного раньше удалось отговорить Ойкаву от безумных вариантов вроде «три дня ешь ничего и будь стройным, как тростинка» или «шесть дней сиди на рисе и скинь дохрена». Куроо искренне не понимает, зачем такие ужасные меры. Все-таки не набрал же Ойкава десяток лишних килограмм. Ну стал чуть мягче, так даже приятнее. Может, это Куроо сказал тем судьбоносным утром? Куроо держится почти неделю; искренне старается поддерживать, перестает отговаривать; таскает на работу контейнеры с вареной грудкой и набором овощей; стоически игнорирует контекстную рекламу, которая теперь предлагает только косметику, женскую одежду, суперновые диеты и книги о правильном питании – спасибо чьим-то поисковым запросам. Радуется, когда Ойкава готовит что-то новое, вроде вареной говядины вместо осточертевшей курицы. Ждет, пока Ойкаву отпустит – но тот свои увлечения так просто не бросает. Ждет, когда Ойкава станет счастливее, но тот грустнеет день ото дня. Куроо не против поддерживать все его начинания, лишь бы тот был доволен. Но довольным Ойкава вообще не выглядит. Куроо старается как может: болтает, шутит, устраивая каждым вечером практически стенд-ап шоу, отвешивает комплименты Ойкаве в целом и его фигуре в частности – вдруг это сработает? Но нет, не работает. Может, стоило раньше говорить Ойкаве о том, как он красив, как изящна его фигура, как подтянут его живот. Теперь же он воспринимает все это как издевку и способ избавиться от диеты. И, черт побери, в чем-то он все-таки прав. Ойкава бегает на весы чаще, чем смотрится в зеркало, и каждый раз скорбно вздыхает. От этих вздохов Куроо становится жутко: он прям чувствует, как к «всего лишь» месяцу прибавляются еще дни. Куроо ради интереса тоже встает на весы. И еще раз через несколько дней. Диета на него явно действует: минус почти два килограмма – вроде как неплохой результат. Даже довольно хороший, если судить по тому, что Ойкава зачитывал ему с сайтов, посвященных диетам. Почему же Ойкава тогда никак не успокоится? Хочет совсем отощать? Хотя никаких изменений в его фигуре Куроо не замечает. Но боже упаси сказать об этом. Куроо все-таки не дурак. Во всяком случае, не всегда. Ойкава теперь встает с утра и готовит полезные завтраки. Единственный прием пищи, в который разрешены углеводы. Жаль, что все они в очередном овсяном блине, что застревает в горле сухим, безвкусным комом. Ойкаве пора бы занять свое свободное время чем-то, кроме диеты. Быть может, найти постоянную работу, а не перебиваться случайными заработками, называя это «поиском призвания». Но об этом Куроо, конечно же, тоже не скажет. Поддержка, чтоб ее, залог долгих и счастливых отношений. Куроо держится еще несколько дней, самоотверженно греет на работе собранные Ойкавой обеды. К слову, брокколи у него теперь получается особенно вкусной. То ли практика, то ли отчаянье вкусовых рецепторов – Куроо старается об этом не думать. Ему просто надо выжить. Как там – и в горе, и в радости? И пусть причина этого горя – сам Ойкава, Куроо будет на его стороне, как бы грустно это ни было. На исходе второй недели Куроо вставляет в свои джинсы ремень и встречается с Бокуто. В кафе. И это офигеть какое испытание силы воли. Бокуто, будто издеваясь, заказывает себе все самое жирное, все самое вредное, все самое вкусное. Уплетает за обе щеки, причмокивая и умудряясь при этом как-то болтать и вываливать на Куроо последние новости. Куроо едва слушает, потягивает пустой чай, наблюдая, как еда исчезает с тарелок. Невольно думает, порадует ли его сегодня Ойкава чем-то новеньким – ну там вареной рыбой, например, или снова сварит чертову грудку. – Будешь? – Бокуто подталкивает к Куроо тарелку с куриными крылышками. Острыми крылышками в хрустящей панировке. Куроо невольно сглатывает и даже ответить сразу не может – боится, что, если откроет рот, из него потечет слюна. – Нет, – наконец отвечает он. – Я на диете. – Ойкавы тут нет, – широко усмехается Бокуто, пальцем, едва заметно, подталкивает тарелку в сторону друга. – Он все равно узнает, – Куроо со своей стороны упирается в тарелку и отталкивает ее от себя. – Я не расскажу, – Бокуто улыбается, как черт-искуситель, снова двигая тарелку в сторону Куроо. – Он все равно узнает, – обреченно вздыхает Куроо, любовно, почти интимно, поглаживая тарелку по краю. – Он, блин, всегда все узнаёт. Бокуто хмыкает: – Почему ты это делаешь? – Потому что люблю его. – Если он тебя тоже любит, то простит, – Бокуто улыбается широко-широко. Потом берет тарелку и тянет обратно к себе: – Но если ты правда не хочешь… Куроо тарелку не отпускает. – Почему от тебя пахнет острой жареной курицей? – Ойкава подозрительно принюхивается. Они стоят в коридоре, Куроо только вернулся после встречи с Бокуто, едва зашел в коридор, с грустью вдохнул запах вареной курицы и стянул обувь. Тут-то и появился Ойкава. Чмокнул приветственно в губы. Нахмурился на мгновение и поцеловал снова, теперь уже глубже. Уткнулся носом в шею и глубоко вдохнул. Вот так Куроо и понял, что ему конец. – Это Бокуто ел, я просто рядом сидел. – Неужели? – Ойкава улыбается, а Куроо дышит с трудом: тьма сгущается. Надо хотя бы пройти в квартиру, а там есть диван, стол, кровать, пол – куча мест, на которых можно извиняться с чувством, так глубоко и долго, как понадобится. Ойкава стоит, не двигаясь. Куроо пытается вспомнить, всегда ли у Ойкавы был нюх, как у ищейки, или он обострился на фоне однообразной еды. А может, его просто провоцируют. – Ойкава… – тянет Куроо, беря его руки в свои. Тот все еще не двигается и молчит, но смотрит так неодобрительно и строго, что хочется упасть на колени и, признав свою вину, начать извиняться прямо в коридоре. Он усилием воли подавляет в себе этот порыв. В конце концов, все эти драконовские ограничения не его идея, и это были всего четыре крылышка. Безумно вкусных острых крылышка. – Ты же любишь меня несмотря ни на что? – спрашивает Куроо, улыбаясь и сжимая руки Ойкавы в своих, поглаживая большими пальцами выступающие косточки. – Конечно, – отвечает Ойкава спустя очень-очень долгую минуту молчания. – Мы любим друг друга несмотря ни на что, – улыбается он. Куроо нутром чует: что-то не так. Но об этом можно подумать позже. Впереди еще два захватывающих выходных. Куроо кутается в одеяло – в квартире прохладно, – и ждет Ойкаву, который, как обычно, плещется в душе битый час. Куроо всегда удивлялся, что там можно делать так долго? Обычно он всегда дожидался, когда Ойкава выйдет из ванной, ероша мокрые волосы, ляжет рядом, обнимая и прижимаясь всем телом, и только тогда засыпал. Но в последнее время его вырубало сразу, едва голова касалась подушки. То ли так уставал на работе, то ли так действовала диета. Но сегодня Куроо решил потерпеть, так что старательно залипал в телефон, дожидаясь, пока шум воды стихнет. – Ты чего еще не спишь? – удивленно спрашивает Ойкава, забираясь в постель. – Тебя жду, – Куроо роняет его на себя и тут же целует в губы. – Ммм, сладкие, – довольно тянет он, отстраняясь. – Как обычно, – невпопад бормочет Ойкава, забираясь под одеяло, и, хотя Куроо ничего такого не имел в виду, возникает ощущение, что кто-то спалился. Утром, едва Ойкава сползает с кровати и идет в душ, Куроо следует за ним. Дверь в ванную, против обыкновения, закрыта. Куроо сдаваться не намерен. Стучит до тех пор, пока Ойкава не открывает, бросая раздраженное: – Что? – Знаешь, о чем я тут подумал, – начинает Куроо, вворачиваясь в приоткрытую дверь, – у нас давно не было секса. А знаешь, о чем я еще подумал? – он гладит Ойкаву по обнаженным плечам, торсу, талии. – Секса в душе у нас не было еще дольше. – Выйди, мне зубы почистить надо. – А помнишь, когда мы только съехались, все делали вместе. Это было здорово. И когда мы успели так отдалиться друг от друга? – притворно вздыхает Куроо, берет щетку Ойкавы, выдавливает на нее пасту и протягивает, не оставляя ему выбора. Ойкава собирается в магазин за очередной порцией слишком здоровой пищи, Куроо следует за ним. И никакие увещевания вроде «я справлюсь сам, тебе не обязательно идти, мне не тяжело, и вообще, ты же не любишь ходить за продуктами» не действуют. – Все делать вместе, – смеется Куроо и целует в губы, выдыхая: – Сладко, – после поцелуя. Ойкава едва заметно вздрагивает. Ойкава готовит, Куроо сидит рядом. Ойкава идет в другую комнату, Куроо тут же встает и идет за ним. Ойкава зависает в ванной – санузел сдельный, – Куроо стучится с вопросом, все ли нормально. Ойкава мрачнеет с каждой минутой. Ойкава почти готов. Куроо точно знает. Телефон пищит входящим сообщением, Куроо что-то быстро пишет в ответ. – Бокуто предложил встретиться, – отвечает Куроо на вопросительный взгляд Ойкавы. Они сидят на диване, привалившись друг к другу, и бездумно щелкают пультом от телевизора по очереди. – Так сходи, – говорит Ойкава и замирает. – Нееее, – смеется Куроо и треплет его по волосам. – Я сказал, что в эти выходные я весь твой. Ойкава вымученно улыбается. Ойкава идет в душ, Куроо успевает засунуть ногу между дверью и косяком, не давая закрыть: – Я с тобой. Куроо сквозь сон слышит, как Ойкава выбирается из кровати очень осторожно, стараясь не разбудить. Куроо дышит глубоко и размеренно, притворяясь спящим. Сложно сказать, сколько Ойкавы нет, а когда он возвращается, то Куроо будто только просыпается, сонно тянется к нему и целует в губы. И снова тянет: – Сладко. Как твоя любимая шоколадка с орехом. Ойкава ощутимо дергается, но молчит. Куроо падает обратно на подушку, тут же притворяясь спящим, внутренне ликуя. Осталось немного. – Знаешь, – говорит Куроо, щелкая мышкой. – Тут пишут, что даже спортсмены практикуют чит-милы. Знаешь, что это такое? Когда люди, сидящие на строгой диете, позволяют себе раз в неделю есть то, что хотят. Ойкава ставит на стол тарелки с завтраком. Омлет, приготовленный без масла на новой антипригарной сковороде, нарезанные помидоры и огурцы без соли и какой-либо салатной заправки, и кусочек сыра. Просто праздник какой-то. – Смотри, – он сует под нос Ойкаве свой телефон с открытым инстаграмом. – Я тут подписался на несколько бодибилдеров, чтобы изучить их питание, а то только ты у нас с этим мучаешься. А у него сегодня чит-мил, смотри, пиццу ест. Ойкава опускает взгляд на экран телефона, смотрит на фото, где парень без грамма лишнего жира, зато с килограммами мышц, ест пиццу. Куроо поклясться может, что слышит, как Ойкава сглатывает. Куроо второй день не отлипает от Ойкавы. Ойкава выглядит при этом таким несчастным, что Куроо даже становится его жалко. Но если он хочет вернуть вкусную еду в свою жизнь, нельзя сдаваться. – Знаешь, – начинает Куроо. Они снова сидят на диване, точнее Ойкава сидит, а Куроо лежит у него на коленях, залипая в телефон. Ойкава же залипает в телевизор, только при такой скорости переключения каналов должно быть сложно что-либо воспринимать. – Что, еще у десятка бодибилдеров сегодня чит-милы? – раздраженно бросает Ойкава, явно намекая на то, что накануне Куроо буквально завалил его ссылками на чужие профили. Некоторые сообщения так и остались непрочитанными. Ойкава старательно смотрит на экран. – Тут пишут, что хороший секс – это как занятие в спортзале по сжигаемым калориям. Знаешь, чего давно у нас не было? – Секса, да, знаю, – Ойкава с такой силой сжимает пульт, что слышится треск пластика. Броня дала трещину. – А если регулярно заниматься сексом, ну или ходить в спортзал, то можно позволить себе чит-милы. Или вообще не сидеть на такой строгой диете. – Хорошо, давай. – Что? – Устроим чит-мил, раз ты так этого хочешь. – Правда? – Куроо резко садится на диване. Он боялся, что в одни выходные не уложится, Ойкава иногда бывает невероятно упрямым. Но нытье работает. К тому же, это вроде как собственное решение Ойкавы во благо желаний Куроо. Идеальная схема. – Да, давай, раз ты этого хочешь, Куро-чан. Но отработаем все в постели. – Без проблем, – усмехается Куроо, набирая номер ближайшей пиццерии. Через два часа и три пиццы на двоих, они все так же сидят на диване. Точнее, Куроо сидит, а Ойкава лежит, устроив голову у него на коленях. Куроо медленно перебирает его волосы и бездумно щелкает пультом, стараясь найти хоть что-то интересное. Безрезультатно. Притом главная проблема в том, что смотреть особо ничего и не хочется. Хочется упасть в постель и валяться до тех пор, пока не сморит сон. – Ну что, – спрашивает он, скользя пальцами по щеке Ойкавы, спускаясь на шею, – идем отрабатывать? – Не, лень, давай завтра. Осталась еще целая пицца. Не выкидывать же. Вот доедим и отрабатывать.