* * *
Эгис несказанно гордился своим положением. А кто бы не гордился? В королевскую гвардию отнюдь не просто попасть, а он блестяще сдал вступительный экзамен и прошёл основную подготовку на отлично. Ещё не заслужив звания, он уже получил рекомендации за отвагу: одна лётная тренировка в неожиданно испортившуюся погоду не обернулась трагедией лишь благодаря ему. На вступительной церемонии шире его родителей улыбалась разве что только сама принцесса Селестия, которая лично наградила Эгиса за спасение товарищей-кадетов. С того самого дня он знал, где именно хочет нести службу. Во дворце, может, и не случалось происшествий, однако он таил в себе самое бесценное сокровище во всей Эквестрии. Да, всем известно: Селестии телохранители ни к чему. И да, всем известно, что по долгу службы гвардеец не то чтобы защищал принцессу от опасностей, а скорее всеми силам помогал ей пребывать в спокойном расположении духа. Но Эгис всегда стремился к большему, не пугался брошенного вызова, хотел доказать, что гвардейцы не просто дорогая мебель у стенки. И потому его гордость смертельно уязвляло, что когда Эквестрии из раза в раз грозила беда, он не оправдывал ожиданий. Исчезновение Селестии и Луны, Тирек, чейнджлинги... Особенно чейнджлинги. С таким врагом он мог бы сражаться, но рою не было конца и края. Скольких бы он ни поверг, его всё равно в итоге схватили. Как беспомощного котёнка. А Селестия не справилась сама. Не так давно она скрылась у себя в покоях, и Эгис нёс караул у двери вместе с товарищем, Шарп Спиром. Несмотря на тишину, они зорко следили и прислушивались ко всему, ведь гвардия гордилась своей твёрдостью и умением сохранять выдержку долгими часами, даже если красоваться приходилось лишь в собственных глазах. Этого достаточно. Он не отлынивал от долга, он стоял прямо, он... Чу, шаги! — Здравствуй. — И тебе дня доброго, Спотшайн, — вежливо ответил он. — По каким делам? — Собиралась прибраться в кабинете принцессы. Ты не возражаешь? — Да, пожалуйста, — Эгис пожал плечами. — Думаю, она просто разбирается с бумагами, и... Ну, не мне тебе рассказывать, как себя вести. — Конечно нет! — Спотшайн со смехом покачала головой. — Я недолго. Ну, сам знаешь нашу принцессу. Её рабочее место не походит на, кхм, «обитель творческого беспорядка», как у её сестры. Эгис молча кивнул, и стражники расступились, пропуская кобылу. Вернулась она лишь двадцать минут спустя с лицом мрачнее тучи. — У принцессы болит голова, — объявила Спотшайн. — Мне надо сказать Рейвен, чтобы она пересмотрела список дел на сегодня. Принцесса не сможет спуститься. Кого-нибудь из вас не затруднит сходить к Уорм Харту и передать от неё извинения? Стражники обменялись взглядами. Несколько мгновений они молчали. Эгис повернулся к Спотшайн и опустил копьё. — Я пойду. Надеюсь, её высочеству скоро полегчает. — Конечно, полегчает! — обнадёжила кобыла. — Просто ей, наверное, надо немного отдохнуть. Спасибо, Эгис. — Честь служить. В дворцовых галереях эхом зазвучал цокот его копыт. По сути, ничего страшного не случилось, но пегасу всё равно было неприятно знать, что Селестия настолько плохо себя чувствует. Но долг зовёт! И Эгис шагал без колебаний. — Ах да, Шарп Спир, я только что ещё вспомнила... Но тут он свернул за угол, и слов стало не слышно.* * *
Для большинства пони принцесса была недосягаема, настолько, что казалась божеством во плоти. Образец совершенства для всей страны — даже промахи ей прощали как случайности и превратности судьбы. Даже последние несколько лет не повредили её образу. В итоге-то всё обошлось! Всё так и было задумано, разве нет? Рейвен знала куда больше. В её глазах принцесса иногда вела себя словно большой жеребёнок и воротила нос от того, что было надо. Годы работы с Селестией прогнали наивную видимость её безупречности, и Рейвен увидела: как бы её высочество ни старалась играть в принцессу без изъянов, в глубине души она оставалась обыкновенной пони. Обыкновенной пони неизмеримого возраста и невероятного ума. Она боялась, мечтала, нуждалась в чём-то... а иногда упрямо не хотела признавать очевидное. — Она сказала «просто болит голова»! — возмущалась Рейвен. — Голова! Просто! Принцесса, так голова ни у кого не болит! Когда она зашла в кабинет, Селестия распростёршись лежала на столе. Небрежное движение копыта опрокинуло чернильцу на пергамент. Принцесса мутным взглядом буравила чёрную лужицу, пока Рейвен не привлекла её внимание тихим кашлем. — Просто я немного неуклюжая. Но всё в порядке, правда. Спасибо за беспокойство, но... — Не нокайте мне, принцесса! Другим — пожалуйста, но только не мне. Вы сейчас же отправляетесь в постель и отдыхаете! Королевство подождёт пару часов, день и вообще сколько угодно, пока вам не полегчает! — Рейвен... Ну не надо. Мне бы только чашечку чая, и я хотя бы разберусь с бумагами, если не могу присутствовать при дворе. — Под глазами мешки, грива безжизненная, крылья повисли, — кобыла фыркнула, яростно размахивая копытом. — А самое главное знаете что? Не надо вести себя по протоколу наедине со мной. Может, так было надо, когда я только начала службу, но вы ведь и наняли меня за тем, чтобы я говорила «нет». А сейчас я говорю: нет! Вы идёте отдыхать, и точка. Что вообще произошло? Селестия только бросила взгляд на пролитые чернила, но Рейвен прибавила: — Я прослежу, чтобы тут навели порядок и по возможности сохранили бумаги. Последнее возражение принцессы было побеждено, даже не прозвучав вслух. Она поднялась из-за стола и поплелась в опочивальню. Только когда Селестия покинула кабинет и улеглась в кровать, Рейвен облегчённо вздохнула. Она встала у края постели и, смягчив в себе строгую воспитательницу, заговорила почти по-матерински: — Вы вздремните. Я уж позабочусь об расписании, и мы всё уладим. Вы помните хоть что-нибудь после того, как она ушла? — Ничего необычного. Эгис зашёл поговорить. Думаю, мисс Шайн упомянула про головную боль, так что у нас завязалась беседа, и он спросил про нашу самую первую встречу, а я... — Селестия улыбнулась. — Он сразу сделался таким гордым. А почему, собственно, и нет. Она зевнула так широко, что позавидовал бы лев, и перевернулась на бок, положив голову на подушку. — Извини. Должно быть, мне поплохело после его ухода, я просто запуталась в мыслях. Рейвен снова чуть не вздохнула. — Отдыхайте, принцесса. С Эквестрией ничего не случится, если вы возьмёте выходной. Я пойду поговорю с ним и скажу, чтобы вас никто не беспокоил. Селестия сонно промямлила «спасибо», но Рейвен на секунду задержалась. Несмотря на то, что иногда принцесса сводила её с ума, она гордилась тем, что одной из немногих видела столь личную, потаённую грань правительницы. Селестия всецело полагалась на неё, и она никак не могла подвести. Рейвен потратила пару минут, чтобы собрать разлетевшиеся бумаги, а когда закончила, мимоходом приоткрыла дверь в опочивальню: принцесса спала. Рейвен улыбнулась. Ради таких мгновений она и делала свою работу — чтобы облегчить бремя Селестии. Иначе та отдала бы всю себя без остатка. А Рейвен для того и была рядом, чтобы такого не допустить. Рог её тускло засиял и придержал дверь. Прянув ухом, Рейвен повернула голову. Тихим шёпотом спросила: — Эгис? Почему ты не на страже? Нет, спит. Ты не мог бы мне помочь... Переливы магии стихли, щёлкнула дверь, и Селестия погрузилась в глубокий сон* * *
Квик Чек знал, что он — один из лучших врачей во всём Кантерлоте. Слишком многие доктора чурались новых исследований, прошедших проверку теорией и практикой, и продолжали полагаться на устаревшие методики. Слишком боялись перемен, слишком не поспевали в ногу со временем, слишком... Ну и пускай. Со временем они свыкнутся, а он как светоч проложит остальным дорогу. Что же конкретно сейчас? Он был вне себя. — Как так вы не послали за мной раньше? Меня надо было звать сразу же, как только у неё развилась лихорадка! — он сверкнул глазами на Рейвен, но та даже не вздрогнула. — У меня не было причин подозревать что-то серьёзнее сезонного обострения. Я не видела повода бить тревогу. Такое случается... время от времени. Она всегда приходила в себя через день-два. В этот раз всё ненадолго затянулось. Квик Чек топнул по плиточному полу. — Это вам не «ненадолго»! Она не встаёт с постели уже четвёртый день, её состояние не улучшается! Я настаиваю на том, чтобы впредь к ней не пускали никого, кроме меня и моей медсестры. И нет, вам меня не переубедить. Я говорил с принцессой Луной, и она дала мне полное право ухаживать за моей пациенткой так, как я сочту нужным. Селестию не должно ничего тревожить, кроме лечения! По любым неотложным вопросам обращайтесь к принцессе Луне. Я всё сказал. Рейвен не шелохнулась. На какое-то мгновение Квик Чеку подумалось, что она вспылит: вены на шее вздулись, челюсть ходит ходуном, зубы скрежещут. Но всё же она смиренно склонила голову. Квик Чек тоже кивнул и прибавил: — Рад, что вы понимаете, мисс Рейвен. Не волнуйтесь, она в надёжных копытах и совсем скоро встанет на ноги, я вас уверяю! — Возможно, вы правы, доктор, — тихо произнесла Рейвен. — Однако я не думаю, что помещать её в карантин правильное решение. Принцесса должна быть с теми, о ком заботится. Кто ободрит её лучше, чем те, кто её любит? — Любовь исцеляет в сказках, мисс Рейвен, но в жизни мы обращаемся к медицине. Я непременно приму к сведению ваш совет, но сейчас моё профессиональное мнение таково: принцесса Селестия нуждается в лечении симптомов. Это похоже на какую-то разновидность инфекции, и как только я закончу с обследованиями, то буду знать, что применить. Скажем, пару целебных припарок, кое-какие растворы, и только-то. — Как хотите, доктор, — Рейвен покачала головой. — Прошу прощения, если показалось, будто я провоцирую конфликт. Мы все хотим, чтобы она поправилась и вернулась к работе как можно скорее. — Не забивайте голову, дорогая моя! — Наверное, мы сегодня встали не с той ноги. Могу я пригласить вас на обед, доктор? Будет чудесно, если вы поделитесь со мной тем, что обнаружили. Квик Чек молчал несколько секунд, разглядывая канделябр на потолке. — А знаете что? Мы с сестрой Чантри будем в изоляции вместе с пациенткой следующий день-два, но как только я увижу, что она идёт на поправку, я с радостью приму ваше предложение.Если, конечно, оно будет в силе. Рейвен улыбнулась. На сей раз улыбка была искренней — блеск белоснежных зубов. — Разумеется, мне будет интересно узнать, доктор. Всем будет интересно. — Великолепно! Тогда и поговорим. А сейчас меня ждут!* * *
— Этот доктор ШАРЛАТАН! — сердито выпалила Луна. Она с лёгким дребезгом поставила на прикроватную тумбочку поднос: суп, хлеб, пара таблеток. Её рог замерцал, и она раздвинула занавески, впуская в комнату дневной свет. — Что за сумасшествие на него нашло, что он так внезапно поменял курс лечения? Ты шла на поправку, сестра! — Луна, ну не надо. Я думаю, он делает только так, как будет лучше, — Селестия окинула сестру осовелым взглядом. — У него должна быть веская причина. Луна только фыркнула. — Веская причина? Скажи на милость, Тия, что это за причина такая? «О-о, я откажусь от работающего курса и пропишу пациентке кровопускание»? — она покачала головой. — Он больше не у дел. Я советовалась с тремя разными специалистами, и все соглашаются с тем, что такие методы устарели на век! Один утверждал, что сам Квик Чек называет кровопускание «опасной брехнёй», и не мог взять в толк, зачем ему вдруг применять подобное. Она села рядом с сестрой и магией подхватила тарелку супа. Левитирующая ложка зачерпнула бульон, а затем подлетела к Селестии. — Если лично мне надо побыть для тебя сиделкой, то я так и поступлю. Эквестрия пускай хоть трижды сгорит пламенем, но мне родная сестра дороже. Селестия с трудом оторвала голову от подушки и шумно втянула содержимое ложки. — Солнце... — пролепетала она, откинувшись на спину. — В полном порядке, сестра, не тревожься. Это тяжёлая ноша, но ведь ты поднимала луну целую тысячу лет, пока я была, скажем так, не у дел. Что такое неделя или две по сравнению с этим? Селестия заворочалась под покрывалом и высвободила переднюю ногу. Дрожащее копыто слабо притронулось к сестринской щеке, но даже столь краткого прикосновения было достаточно, чтобы на лице Луны расцвела усталая улыбка. — Я не говорю, что не устаю, Селестия, да и на моём сне это сказалось. Это меньшее, что я могу сделать. О стране тоже не беспокойся. В Кантерлот приехала Твайлайт Спаркл, и вот погоди, ты оправиться не успеешь — она реорганизует половину правительства так, что только лучше станет. Они обе засмеялись; Селестия едва слышно хихикала, а Луна хохотала от всей души. Наконец она продолжила: — Она определённо привезла с собой искру жизни, дворец уверенно погружался в угрюмое настроение с тех пор, как ты слегла. Такое странное поведение можно простить, ибо все за тебя беспокоятся, в этом я точно уверена. Ну всё, хватит! Парящая ложка настойчиво затанцевала перед сомкнутыми губами Селестии. — Ешь! Глоток за глотком суп переместился из тарелки в живот принцессы; тарелка со звоном опустилась на поднос. Следом языка Селестии аккуратно коснулись таблетки, и секундой позже — кубок. — Пей, — требовательно настояла Луна. — Это просто вода — чтобы глоталось легче. Селестия сглотнула; крохотная капелька воды скатилась у неё по щеке. — Спасибо... — прошептала она, чуть повернула голову и слезящимися глазами поглядела на хлеб. — Я, пожалуй, всё. Придёшь, когда проснусь? Горячее дыхание Луны коснулось щеки Селестии — младшая из сестёр положила голову рядом на подушку. Она крепко прижалась к старшей. — Непременно, — прошелестела она. — Я никогда тебя не покину, сестрица. Никого на всём белом свете я не любила и не полюблю больше, чем тебя. Губы Селестии тронула невольная улыбка. — И я, Луна. Я ждала тебя тысячу лет, а если надо, прождала бы и миллион. Люблю тебя, сестрёнка. Луна нежно поцеловала её в щёку. — Отдыхай, — повелела она, и поднос взлетел в воздух. — Я приду, как проснёшься. Веки Селестии сомкнулись, и она провалилась в сон.* * *
Сколько же времени прошло? Она сбилась со счёта. Никак не меньше нескольких дней... Неделя? Мысли в голове совсем разбегаются. В теле жуткая усталость. Дни и ночи будто сливаются воедино. Свет... А когда в последний раз было светло? Она помнит, как встаёт солнце...Да? Когда же это было? Щелчок — открылась дверь. Вошёл тёмный силуэт: расправленные крылья, рог. Луна. Младшая сестрёнка. Та, кто заботится. Да. Селестии уже стало получше; она заулыбалась, когда Луна осторожно переложила поднос со спины на столик. — Ты можешь есть? — певуче протянула Луна. Есть? Да. В животе заурчало. Еда — хорошо. Как-как там это слово? Оно... да, оно. — Пожалуйста, — прошелестела Селестия. Луна поймёт. Всегда понимала. Вот ложка во рту у Луны, а вот тёплая жижа течёт в рот уже Селестии. Немного пролилось, да, но ничего страшного. Луна уберёт, ну или кто-нибудь другой. Они все заботятся. А она любит их за заботу. Любит всю Эквестрию, честное слово! Но... некоторых всё же сильнее. Это ведь не слишком плохо? Нельзя же любить всех одинаково. Не умеет вот она, и всё... Снова ложка. Она с прихлюпыванием втянула жижу — звук нарушил гробовую тишину. На мгновение в нос ударила кисловатая вонь пота и спёртого воздуха. Фу. Распахнуть окно. Да. Поможет. Она приоткрыла рот, чтобы попросить, и... — Не хочешь ли сказку, сестра? Я на днях нашла старую книгу в твоей библиотеке. Она из нашего детства, полагаю. Сколько же ты прятала это сокровище? И какие бесценные воспоминанья, верно, в ней кроются. Слушай же... Тихонько поскрипывает вековой пергамент, низко гудит голос. Знакомая сказка. Одна пони отправилась в лес, куда нельзя было ходить. Но в лесу жили чудища — чудища, которые умели подменять и голос, и облик, и прикосновения. Они притворялись друзьями и родными, завлекали глубже в чащобу, затуманивали истину. Разумеется, кончилось всё хорошо. Но чудище... Оно тогда, давным-давно, испугало Луну? Или... Селестию? Так трудно вспомнить. Так трудно удержать что-то в голове. Но ведь рядом Луна. Младшая сестрёнка. Тёплая. Любимая. Веки снова налились тяжестью. Луна что-то говорила про сон. Звучит неплохо. Да, она права, нужно набраться сил. А она ещё придёт. Селестии скоро полегчает. — Спи спокойно, сестра, — Луна поцеловала её в щёку. — Эквестрия ждёт твоего выздоровления. Спи и не сомневайся: твоя любовь для нас как бездонный колодец. Мы ещё увидимся, когда проснёшься. Глаза закрылись — Селестия не сопротивлялась. Вернее, не совсем. Веки со слабостью слегка приоткрылись: сверху нависает чёрный силуэт сестры. Вдох, выдох. Дыхание глубокое, мерное. Где-то с краю зрения на секунду пробежала искра изумрудного света, и Луна начала удаляться, оставляя за собой зелёное свечение. Ну да, это поднос — парит в ореоле её магии. Звучит тихий напев. Это... колыбельная? Песня. Скоро... будет новый день. Идеальный день, да. Ей станет лучше, она встанет высоко-высоко, а снизу на неё будут глядеть её маленькие пони. Но это не сегодня. Сегодня... отдых. Селестия с улыбкой погрузилась в пучину сна. Опочивальня вновь застыла в неподвижности. За дверями дышал тишиной дворец, и лишь одинокий силуэт шагал по осиротевшим галереям и залам, мимо пустых столов, покрытых слоем пыли.