акулы кусаются и робко улыбаются

Чонгук нервничает: не может прекратить перебирать пальцами коробочку в кармане куртки. Трель дверного звонка знакома, но сегодня она звучит особенно визгливо. Возбуждённое состояние провоцирует сознание чрезмерно концентрироваться на деталях, которые нисколечко не отвлекают, а лишь подливают масла в огонь. Тётушка Джун открывает входную дверь со свежей утренней газетой в руке. Удивление, проскользнувшее в её добродушных глазах и отразившееся на лице, сменяется непринуждённой улыбкой. – Чонгуки? – ладонь з газетой рефлекторно прижимается к груди. – Неужели, уже воскресение? Чонгук смущённо улыбается. – Нет, тётушка. Просто я проходил мимо и решил заглянуть к вам. Надеюсь, я не побеспокоил. – Конечно, нет, милый. Проходи. Тёмная дубовая дверь отворяется шире. Чонгук заходит, вдыхая знакомый аромат кедровых орешков и апельсина. Дом с большими окнами дышит свежестью и умиротворением. В ту самую секунду, когда вы переступаете порог этого старинного, надушенного и исполненного теплом дома, он очаровать вас. Как снаружи, так и внутри него что-то незыблемое, нежное и спокойное привлекает к себе. Чонгук усмехается, бросая взгляд на стоящую на тумбочке около входа вазу с высушенными подсолнухами, и позволяет тётушке заботливо стянуть с плеч куртку. В самый последний момент он успевает стащить и спрятать в кармане своей кенгурухе светло-лиловую коробочку с бантиком. – Как твои пальцы, дорогой? – интересуется женщина, аккуратно прикасаясь к чонгуковой ладони и осматривая её. Тётушка Джун поднимает глаза и смотрит обеспокоенно и заботливо. Как и всегда, когда Чонгук влипает в какие-нибудь неприятности. – Всё в порядке. Я же говорил – это пустяки. – Эти пустяки ты зарабатываешь в моём доме. Твоё юное и крепкое тело то и дело страдает из-за нас. Чонгук кладёт свои ладони на женские плечи и уверенно заверяет: – Не говорите так. Царапины и ушибы ничего мне не сделают. Все мы иногда их получаем, это же не значит, что я умру в скором времени, верно? – Чонгуки! – неодобрительно и громко восклицает женщина, а потом резко умолкает. Под своими пальцами Чонгук чувствует, как плечи женщины опускаются, а во взгляде мелькает блеклый отблеск боли. От воспоминаний. Ощущая гнетущую атмосферу напряжения и грусти, понимая, что ляпнул необдуманно, Чонгук перебирает в своей голове уйму оскорблений в свою сторону. – Простите, тётушка. Я не… Это было глупо с моей стороны, говорить таким образом. – Больше никогда не произноси такие глупости. Слова имеют справедливую особенность оживать, – произносит тётушка спокойным голосом и, подняв взгляд, мягко улыбается. Вновь возвращается её прежний вид, приветливый и светлый, такой, который способен окутать и согреть. Чонгук с улыбкой кивает в знак согласия. Он просто хотел отвлечь женское внимание от проблемы, которая и не является для Чонгука таковой. Однако он не подумал заранее, что не стоило ему так беспечно высказываться, помня, очень хорошо помня, почему. Тем не менее забота и опека тётушки, даримые с искренностью и великодушием, залечивают любые болячки. Приходя сюда каждое воскресение, Чонгук испытывает что-то вроде тоски по дому. Привязанность к живущим здесь людям становится крепче и сильнее. Она делает его лучше и заставляет чувствовать себя чуть легче. Иногда пребывание в этом доме напоминает ему о детстве, о времени, когда ему дарили подарки, как он смеялся, глядя на папу, который катал его на спине, как вместе с мамой он читал детские сказки о волшебниках. Эти ощущения несказанно дороги ему. Его поражает то, что бы ни произошло в прошлом, здесь ему, уже взрослому и не такому очаровательному, и послушному, рады. Но кое-что глубоко важное заставляет сердце Чонгука отчаянно сжиматься. Он никогда не забывает о том, что его привело однажды в светло-голубой дом. Горечь, как и размытый неявный привкус боли, напоминает Чонгуку, что это он – тот, кто виноват и заслуживает вовсене добра. – Тётушка, – прочищает горло Чонгук, отмахиваясь от тоскливых угнетающих мыслей, – как дела у Чеён? Женщина громко хмыкает и строит какое-то странное выражение лица то ли недовольное, то ли брезгливое. Она садится в своё кресло, обитое жаккардом тёмно-синего цвета, и вздыхает. – Последние дни не находит себе места. Готовится к школьному балу. Чонгук спотыкается о собственную ногу. Признаться – новость его поражает. Не то, чтобы Чеён не создана для того, чтобы посещать вечеринки и вообще быть социально активной и вовлечённой, но это первый раз, когда Чонгук слышит о том, что девушка собирается пойти и поучаствовать в массовом сборище подростков. – Она в своей комнате. Можешь сходить поздороваться, но обязательно возвращайся. Выпьем чаю, милый. Чонгук улыбается благодарно и поднимается наверх. Учтиво стучит в дверь с табличкой, на которой мелом написано «мир ловил меня, но не поймал»*. Довольно провокационно. Каждый раз, когда Чонгук проходит мимо комнаты или решает заглянуть внутрь, он замечает новый афоризм или сентенцию. Понимая, какой глубокой и многослойной может быть философия, Чонгук допускает мысль, что её скорее всего невозможно познать, и тем не менее все эти изречения он старается пропускать через своё сердце, которое подсказывает, как это понимать, но всегда кажется, что ошибочно, от того и вызывает улыбку. – Входите, – усталый мягкий голос доносится изнутри. Чонгук ловко проскальзывает за дверь, моментально попадая своими ступнями в объятия изумительно приятного на ощупь ковра. Комната, которую он помнит в очаровательных тёмно-зелёных тонах и в рисунках цветов лотоса, встречает его свежим прохладным воздухом и ласковым солнечным светом, заливающим деревянные половицы и светлый ковёр. Он знает, что книги расставлены на книжной полочке в алфавитном порядке, бумаги на столе разложены по папкам, наклейки и стикеры лежат всегда под рукой для удобства, а на кровати – нежные бежевые простыни и пуховое одеяло. Казалось бы, нюансы, которые могут быть присущи многим, но комната Чеён принимает Чонгука, как настоящего друга и просто влюбляет в себя своими деталями. Педантичность вовсе не портит, что бы там ни утверждали, и уж точно не является признаком занудства. Чеён сидит в кресле-качалке, слегка раскачивая себя. Отвернув голову от приоткрытого окна, она приветствует Чонгука. На её лице расцветает улыбка при виде парня. В девичью кожу, словно вдохнули оттенок персика, вся светится и розовеет в лучах солнца. Медно-рыжие длинные волосы не стянуты резинками, не перевязаны заколками, и свободно развиваются и обрамляют красивое овальное лицо. – Я слышала шум внизу и голоса, но предполагала, что это одна из бабушкиных подружек-соседок. Чонгук ещё мнётся у входа, но всё же превозмогает собственное дурацкое смущение, и подходит к окну, становясь напротив сидящей девушки. Руки спрятаны в кармане кофты на животе. – Ну, если меня в каком-то смысле можно назвать подружкой, тогда ты угадала. Чеён прыскает со смеху и вежливо предлагает Чонгуку присесть. Чонгук аккуратно откатывает стул от рабочего стола и присаживается напротив девушки. – Что привело тебя к нам сегодня? – спрашивает Чеён и заправляет назойливо донимающие её прядки за ухо. Она увлечённо всматривается в пейзаж за окном. Вид открывается поистине удивительный – на залитую золотом двор и мгноголетние клёны, что мелодично шелестят. Чонгук всматривается в девичий профиль. Эту сторону он неплохо изучил, запомнив, что над бровью и у нижнего уголка губ у Чеён по одной шоколадной родинке. Вторую же, в особенности шею, Чеён выучилась прятать, даже от тех, кому она доверяет. Вдохнув поглубже, Чонгук на выдохе решительно сообщает: – Я кое-что принёс. Чонгук выуживает то, ради чего, собственно, и заглянул в дом тётушки. Светло-лиловая коробочка умещается на его широкой ладони, и Чонгук протягивает её Чеён, чувствуя, как сердце едва ли не выпрыгивает из груди. Волнение циркулирует в организме на огромное скорости, разгоняя кровь, и вынуждает дышать чаще и бегать глазами по лицу девушки, углубляясь взглядом в глаза напротив и улавливая в них непонимание. – Чонгук? – растерянно обращается Чеён. Чонгук отвечает настойчивым движением ладони, ротягивая в руки, и улыбкой, которая рвётся из него на свободу. Сгорая от желания поскорее увидеть и запомнить тот спектр эмоций, который отобразиться на лице Чеён. Ему очень хочется, чтобы подарок ей понравился. – Мне показался он очень подходящим. Увидев его, я подумал о тебе, – с мягким придыханием добавляет Чонгук. Его голос полон надежд и радости, а также сладкого предвкушения чужого удивления. Он наблюдает за тем, как осторожно Чеён развязывает бант и открывает крышку. Девушка изумляется, не произнеся ни одного слова, когда видит то, что лежит внутри. – Это сердолик. Он будет оберегать тебя. На миг чудится, что жирно блестящая пелена слёз застилает девичьи глаза, но Чеён быстро справляется с этой маленькой слабостью, сжимая веки и опуская голову к подарку у себя на коленях. Небольшой камень треугольной формы несколько темнее и насыщеннее цвета волос Чеён переливается в солнечном свете. Чеён согревает его теплом своих пальцев. – Спасибо, – шепчет она. – Спасибо большое, Чонгук. Для Чонгука нет ничего дороже за звучание эмоций в дрожащем голосе девушки. Он с трепетом глядит на слезу скатывающуюся по щеке Чеён. Глаз цепляется за фиолетово-розовое пятно на правой стороне шеи. Родимое и которое Чеён в приступе грусти или истерики называет своим проклятием. В этот миг Чонгук думает о том, как прекрасна дорожка слёз, подсыхающая на персиковой коже; и как красива сама Чеён, когда не может сдержать улыбки и выпрыгивает из кресла, чтобы обнять его. Девушка просит помочь ей застегнуть на шеи новое украшение-оберег. Чонгук рассказывает ей, что подарок заколдован так, чтобы защищать её и её близких, а значит и тётушку, от злых духов, скверной ауры, различных проклятий и порчи. На что Чеён отвечает всё теми же словами благодарности и теплом, которое она дарит Чонгуку своей улыбкой. Некоторое время они обсуждают разные новости. Чеён воодушевлённо слушает монолог Чонгука, в котором он впервые делится своими переживаниями о том, как он поступил с Тэхёном. С парнем, с которым живёт в коммуне и в отношениях с которым ему сложно отыскать ясность. – Если ты не можешь избавиться от чувства вины перед ним, возможно, стоит рассказать о том, что чувствуешь? – предполагает Чеён, задумчиво накручивая на палец прядь. Чонгук хмыкает. – Мы помирились. Ну, по крайней мере, мы снова разговариваем, и в его взгляде я больше не вижу настороженности и растерянности, которые заставляли меня избегать общения. Тем не менее, мне кажется, что что-то изменилось. – А что было до этого? Это хороший вопрос. Чонгук задумывается, но в принципе зря – слишком путанные, неоформленные и хрупкие мысли по этому поводу он имеет. И всё же он пробует высказаться. – Мы часто ругаемся, портим друг другу нервы и дразнимся, пока кто-нибудь не устанет. Чаще всего это я донимаю Тэхёна. Но я никогда не желал ему зла. По-настоящему, – Чонгук задерживается взглядом на пузатом кактусе, что стоит на подоконнике, а рядом с ним – целое семейство. – Порой меня одолевают мысли, что он понимает меня лучше остальных. Если подумать, Тэхён не пытается изменить меня или пожалеть. Но этот его взгляд, какой-то чересчур глубокий и понимающий, заставляет меня вскипать и грубить ему, словно он видит меня насквозь. Мне от этого не по себе. Чеён понимающе мычит и кивает головой. – В этом определённо есть что-то помимо мальчишеской конкуренции. – Что? – недоумевает Чонгук. На что Чеён загадочно приподнимает бровь и усмехается. – Не могу говорить за тебя и тем более за этого парня, Тэхёна. Но думаю, что потенциально вы можете сблизиться и стать хорошими друзьями. Чонгук сглатывает на слове «сблизиться». Что-то в этом слове окунает его в липкое и гадкое смущение: кончики ушей начинают покалывать от жара, а пальцы сжимаются в кулаки. – Если ты чувствуешь, что хочешь ему открыться, тогда следует отважиться и поговорить с ним. Рассказать ему обо всём, что тебя беспокоит, чтобы он смог понять тебя, – с пронзающим взглядом произносит это Чеён и затем наклоняется, чтобы тихим, но убедительным голосом сделать акцент на: – Ты увидишь, как тяжело делать лишь первый шаг, а потом всё как-то да укладывается. Я думаю, что Тэхён не тот человек, который попытается унизить тебя за твою честность и отвагу. Её ладонь опускается на чонгукову коленку. Тепло её пальцев доносит до парня девичью поддержку. Действительно, Тэхён ведь всегда пытается узнать его получше. Кажется, вполне искренне и уважительно по отношению к Чонгуку. Тэхён, как и та же Джису или Дженни, но по-своему проявляет интерес и, исходя из своего небезразличия, предлагает помощь. А что делает Чонгук в ответ на это? Огрызается и пугливо прячется в свой панцирь, опасаясь, что все его изъяны и секреты станут известны и другим. Как будто слабость – это уникальный случай, чонгуково личное проклятие, уготованное ему за все плохие деяния, которые он совершал и ещё способен совершить. Но ведь каждый человек имеет слабость, недостаток и то, о чём ему неприятно говорить. Боязнь не сдержаться и заплакать внушает страх Чонгуку. Ему думается, что он рассыпется, как только правда о нём соскользнёт с его губ. Упасть в собственных глаз – подобная мысль просто невыносима, также, как и в глазах тех, кто привык видеть Чонгука сильным и проявляющим стойкость. И всё же Тэхён, наверняка, заслуживает того, чтобы Чонгук хотя бы попытался поговорить с ним искреннее. – Да, наверное, ты права, – кивает Чонгук, погружённый в свои мысли. – Просто попробуй, когда почувствуешь, что момент настал, – с ласковой улыбкой говорит Чеён. Чонгук улыбается подруге в ответ. Его взгляд вдруг падает на стену позади девушки. Один из постеров с каким-то бойзбэндом наталкивает на одну идею. Чонгук вспоминает заклинание и затем, прикрыв глаза на миг, произносит его в направлении прямоугольного чёрно-белого клочка бумаги. Буквально на глазах парень с микрофоном в руке оживает. Чеён оборачивается на подозрительный шум. – Это...Что? Вау. – Немного музыки, – улыбается Чонгук. – Это просто потрясающе, – заключает девушка, наблюдая чудеса, на которые способна магия. Вместе они вслушиваются в мелодию, которую а капелла исполняет парень из глянцевой бумаги. В каждое слово он вкладывает чувства, наполняя композицию особенной проникновенностью. Спустя пару минут мужской голос неторопливо затихает и возвращает уютную тишину обратно. Чонгук вдруг вспоминает, есть ещё кое-что, что он хотел обсудить с Чеён. – Слышал, что ты собираешься на танцы. – Да, – бодро соглашается Чеён, но её пальцы сжимают край вельветовой юбки. – И меня вполне устраивает то, что отправлюсь я туда в гордом одиночестве. Чонгуку не нужно много времени на раздумья и на то, чтобы озвучить своё предложение Чеён. – Хочешь я составлю тебе компанию? Девушка изумлённо округляет глаза, а затем с широкой сияющей улыбкой соглашается. Чонгук чувствует, что поступает правильно. Ему необходимо постоянно выражать свою благодарность за то, что тётушка Джун и Чеён так снисходительны и добры к нему. Кроме того, ему нравится проводить с Чеён время и она заслуживает провести предстоящий вечер в окружении сверстников, замечательно и без сожалений. Чонгук постарается изо всех сил, чтобы всё так и сложилось. Лотосы на стенах испускают едва уловимый аромат. Она заколдовывает их так, чтобы для каждого они пахли особенно: для Чонгука они пахнут красивыми сухими листьями. Перед уходом Чонгук колдует букет краспедий, или как их ещё называет тётушка «барабанных палочек». Вода в вазе мерцает. Улыбка Чеён согревает сердце. Чонгук отправляется домой, преисполненный тепла и надежд.