акулы кусаются и робко улыбаются

Вечер пятницы проходит действительно в эмоционально насыщенной и громкой обстановке. Но это вовсе не раздражает, как часто это случается у людей. Видимо, не все стереотипы бывают раздражающими и глупыми. По крайней мере Тэхёну нравится слушать бытовую суматоху и голоса своих друзей. Слушать то, как радиоприёмник наполняет кухню и прилегающую гостиную музыкой, то, как звенит посуда и то, как дрожат жалюзи и тонкие железки стучат по оконной раме. Он находит умиротворение в том, как Хосок и Джису оживлённо спорят о рецепте какого-то зелья прямо над плитой с кипящей на ней кастрюлей; то, как Чимин пытается как бы невзначай соприкасаться с ладонью Дженни, которая подаёт ему столовые приборы. Ему спокойно от мысли, что его друзья рядом с ним. Тэхён сидит на стуле и тайком поглядывает на друзей, улыбаясь. Он заканчивает делать записи в своём блокноте. Джису уже трижды предупреждает его и ругает. Пора ужинать. Чимин первым высказывает своё восхищение, засыпая комплиментами. Он поедает глазами сидящую напротив него Дженни. Ложка попадет мимо рта, и это веселит. Тэхён не в силах удержаться от лёгкого толчка локтём. Что ж, действительно вкусно. Суп из водорослей готовила Дженни, и он получился просто объедением, а вот клубничный пудинг – ещё впереди, и он уже творение Джису, о кулинарных способностях которой можно, между прочим, подискутировать. В этом доме кухня пользуется популярностью по своему прямому назначению. Частенько большое количество проголодавшихся и освободившихся от дел собирается за общим ужином. Если кто-то из ребят объявляет о том, что будет готовить блюдо, тогда, конечно, находится предостаточно желающих отхватить кусочек вкуснятины и молчанию просто не остаётся места за столом. В этот раз ребята ужинают впятером и обсуждают тему привязанностей. Каким-то уж очень крутым путём они приходят и задерживаются на вопросе девственности. – Все, кто считает девственников неудачниками, в действительности являются закомплексованными и слишком узко смотрящими на мир человечишками, – подмечает Дженни, что сидит по привычке с подогнутой ногой. Чимин продолжает бросать на девушку короткие, но нежные взгляды. Судя по украдкой брошенным в ответ взглядам, Дженни лишь делает вид, что не замечает этого, и не особо-то старается скрыть свою мягкую улыбку. – Резонное заявление, – подхватывает Хосок с набитым ртом. – Но не кажется ли тебе, Чудо-Дженни, что в этом есть некий смысл? Дженни прохладно фыркает и продолжает кушать, будто ей нет дела до вопроса Хосока и раздражающего обращения. Тот любит дразнить её видоизменённым прозвищем Чудо-женщины. – Задумайтесь над этим на минутку, уважаемые, – обращается парень ко всем присутствующим за столом. – Случается ведь так, что люди по каким-то личным причинам замыкаются в собственном мире, обрекая себя на одиночество, и сторонятся близости, в особенности физической. – Это ты сейчас пытаешься судить людей, которым трудно взаимодействовать с социумом по тем же личным причинам? – скептически уточняет Джису. – Нееет,нет, – театрально громко и возмущённо тянет Хосок, затем прокашливается и спокойно поясняет: – Просто не кажется ли вам, что при таком раскладе, о котором я сказал, человек может легко превратиться в неудачника. И тогда выходит, что неудачник – это не вопрос удачи или неудачи, а скорее способ мышления и восприятия. – Да, но обвинять человека в том, что он – неудачник, только потому что он не занялся сексом, как все остальные, глупо. Тем более, если брать во внимание возраст, – звучит спокойный хрипловатый голос Джису. Тэхён замечает, как взгляды двух девушек пересекаются и как Дженни одобряющее кивает подруге и показывает большой палец. Хосок демонстративно поднимает обе руки. Однако его глаза загораются огнём. Тэхён усмехается: возбуждённый вид друга предрекает что-то интересное. Без того пушистая копна волос придаёт особого очарования и хорошо подходит такому состоянию Хосока. – Окей, пусть. Обычно, ведь как бывает? К восемнадцати человек не осознает в полной мере свои желания и ещё плохо ориентируется в себе, не говоря о мире вокруг. Девственника вполне вероятно окружают такие же девственники. К тому же, идея лишиться девственности может быть навязана, и приходится либо поддаваться, либо беречь себя. Но когда человек достигает более зрелого возраста, например ему стукает двадцать два или четыре, будет ли он тогда испытывать на себе давление общества? Будет ли ему неловко, когда его знакомые и друзья будут обсуждать свои отношения, в том числе сексуальные? Сможет ли он их понять? – Каждый имеет право выбора. В разговор вдруг вступает Чимин. Его бархатный тихий голос вынуждает всех обратить на него внимание. Он вновь бросает взгляд на внимательно смотрящую на него Дженни, делает глубокий вдох и добавляет: – Никто не даёт право одному человеку оскорблять другого и винить его в чём-то, например в девственности. Это отвратительно и низко унижать человек за то, что он сделал свой выбор и не занимался сексом, когда этим уже занимались его друзья. Возможно, человек не хочет отдаваться кому-либо. Он ценит себя, свой внутренний мир. Он ставит на первое место свои чувства и чувства другого человека, и их взаимоотношения. Не надолго все затихают и, вероятно, задумываются о том, что озвучил Чимин. Тэхён считает, что друг сказал правильно, и разделяет его мысли. – И правду, Хосок, только дерьмовые люди станут унижать других за их отношение к сексу. Если ты девственник, это не делает тебя хуже или лучше других. Возраст не имеет значения. Однако о чём действительно стоит заботится, так это о чувствах. Хосок хмыкает. Его глаза задерживаются на Чимине. Лёгкая, но загадочная улыбка касается хосоковых губ. – Нужно быть храбрым и сильным, чтобы отстаивать своё мнение. Тэхён понимает, что эти слова Хосок адресует Чимину. Что-то мягкое внутри лопается совсем безболезненно, а тепло растекается в груди, обволакивая сердце. Тэхён уверен, что Хосок вступил в спор только для того, чтобы услышать истинные мысли друзей, а не потому что ему нравится злить или принимать на себя удары ножами от других. Хотя если дело касается гербария и зелий, то тут уж, как говорится, не обижайтесь: если вы не успеете спастись от хосоковой болтовни, то это ваши проблемы, и не стоит ныть. Вам не удастся его переспорить в этом, на такое способна, разве что, Джису. – Кстати, Дженни, лунный камень тебе очень к лицу. Чимин такой молодчинка, не правда ли? Ни один мускул на лице девушки не сокращается, оставаясь непроницаемым. Выражение лица не выдаёт девичьих эмоций. Веки порхают невесомо и лениво, губы сомкнуты. Тем не менее она пронзает Хосока своими кошачьими и пленительными глазами. В это же время буквально закостеневший Чимин таращится в полупустую тарелку перед собой и накалывает палец на остриё вилки. Дженни прочищает горло и заявляет: – Я считаю, что Чимин уважает чувства других и умеет проявить понимание и заботу. И вот после этих слов, собственно, предмет обсуждения пытается не задохнуться слюной, громко закашливаясь. Дженни победоносно хмыкает и затем встаёт, чтобы отнести грязную посуду в раковину. Потешающийся Хосок продолжает свою трапезу как ни в чём не бывало, ловя от Джису злющие и упрекающие взгляды и, по всей видимости, пинки под столом. Хосок периодически дёргается и старается унять разгневанную Джису улыбками. Тэхёнова ладонь почти рефлекторно тянется к чиминовой спине, легонько хлопает и поглаживает, приободряя. На самом деле Тэхён рад не меньше Хосока. Насколько счастлив услышать подобное в свой адрес сам Чимин и рассуждать нечего. Поедание пудинга проходит за обменом воспоминаниями о проведённых днях в стенах магической академии, о смешных и нелепых случаях с первых практических занятий и, конечно же, обсуждений любимых и нелюбимых предметов. Казалось бы, они обсуждали это миллион раз, но каждый раз – особенный, благодаря атмосфере и настроению. Сложно сказать, в какое именно мгновение Чонгук появляется на латуке. Не издав ни звука. Тэхён, например, видит его, когда встаёт, чтобы помочь прибрать со стола. Он замечает в руках Чонгука книгу. Кажется, что тот увлечён чтением и не обращает никакого внимания на шум, в особенности на серенады, которые поёт Хосок папоротниковидным растениям, попутно заставляя холодильник кастрюлями. Сегодня они с Джису ответственны за уборку. Тэхён не может прекратить таращиться в сторону латука, то и дело отвлекаясь от голоса Джису, что призывает его подавать ей грязную посуду. Но Тэхён думает, что его взгляды не заметны. – Подожди немного. Разберёмся с посудой и сможешь подойти к нему. Внезапно раскрытая, откровенно поганая конспирация заставляет Тэхёна вздрогнуть. Он вздыхает и понимает, что отрицать бесполезно. – Он читает. Некрасиво отвлекать человека, когда он занят. – Тэхён, – обращается Джису и возвращает мокрую, но уже вымытую тарелку прямо в руки Тэхёна, который принимается её вытирать, – не будь ханжой. Тебе ничего не мешает отвлекать меня, когда я занимаюсь медитацией или приготовлением зелий. Тэхён порывается возмутиться, даже открывает рот, но из него ничего не вылетает. Джису оказывается права. Противопоставлять и доказывать обратное также бессмысленно. Пока они не спеша разбираются с уборкой, Тэхён обдумывает свои наблюдения и соображения. Несколько дней назад Чонгук вернулся домой в поразительно хорошем настроении, перед этим пропав практически на весь день. Это не могло не привлечь внимание Тэхёна. Его любопытство стало цепляться за любые возможные детали: в последующие дни Чонгук выглядел спокойным и даже временами каким-то радостным, шутил с Джису и помогал Юнги разбирать завалы на чердаке. Если они и сталкивались, то Чонгук скорее смазано улыбался и отпускал безобидную шутку о черепашьих-как-у-маньяка очках или домоседстве Тэхёна. Всё это время от Чонгука не веяло враждебным настроением или грустной аурой. Кажется, он успокоился. Но вот что странно – царапины и синяки не исчезли. Тэхён застукал Чонгука за обработкой большой ссадины на предплечье. Это произошло случайно. Просто Тэхёну сбрендило заглянуть без стука в одну из ванных комнат именно в ту самую минуту, когда там находился Чонгук. Что куда более странно это то, что Чонгук не стал рычать и выпускать клыки. Всю полноту неловкости Тэхён ощутил сполна от чонгукового подозрительного молчания и ухмылки, а также мягкой просьбы дать ему ещё пять минут. Теперь Тэхёна съедают жукоподобные сомнения. Возможно, поведение Чонгука – это хороший знак и стоит наконец-то попробовать поговорить? Или это такая обманчивая игра, в которую его втянули, и он опасается вновь обжечься со своей попыткой проявить заботу. Обдумав, Тэхён решает, что ему стоит заговорить, а там будь что будет. Поэтому как только Джису кивает ему, он подходит к Чонгуку, нависая над ним тенью. Тот вынужденно отрывается от книги и поднимает на Тэхёна свои пронзительно чёрные глаза. – Весёлая, наверное, книга, – Тэхён начинает издалека. Чонгук хмурит брови и осматривает твёрдый переплёт. – Это «Дракула». Скептицизм в голосе Чонгука вынуждает Тэхёна почувствовать себя дураком. Ну и из-за того, что он, чёрт возьми, даже не посмотрел название книги и просто озвучил первую мысль, чтобы начать разговор. Несколько секунд Чонгук сканирует Тэхёна взглядом, затем вдруг отводит глаза, спускает ноги с дивана и садится ровнее. – Ты что-нибудь хотел? Прямолинейность этого человека однажды придушит Тэхёна, как придушила бы бетонная плита. Тэхён поправляет очки и переносит вес своего тела на одну ногу, чувствуя в этом критическую потребность, как в воздухе. – Тут возникла идея, – Тэхён облизывает губу и для концентрации засматривается на узор цветка на одеяле, – устроить домашний кинотеатр, но в наших запасах не оказалось крекеров и содовой. Может быть, съездим в маркет? Предложение посмотреть фильм поступило от Дженни и остальные его охотно поддержали, так что об этом Тэхён не лжёт, как и об отсутствии закусок. Чонгук щурится. Выражение его лица демонстрирует лёгкую неприязнь. – Съездим? Почему бы просто не наколдовать? Тэхён хмурится. – Мы вроде как договорились, что из-за таких мелочей не будем применять магию, дабы не превратиться в ленивых задниц. Можно, вполне использовать для этого ноги. Видимо, Чонгука одно из правил уставного закона коммуны не убеждает, поэтому он продолжает сверлить Тэхёна взглядом. – Я так понимаю, меня выбрали в качестве того, кто пойдёт? Мне достать блокнот и ручку, чтобы записать все пожелания? – язвит Чонгук, чем вызывает в Тэхёне желание устало вздохнуть. – Нет, – отвечает Тэхён и упирает руку в бок. – Я имел в виду, что мы можем взять велики и вместе поехать. В компании веселее. Чонгуково выражения лица меняется, смягчаясь. Он внимательно и долго смотрит на Тэхёна, кажется, что мучительно долго. Но затем он откладывает книгу и бодро поднимается на ноги. Тэхён застывает в недоумении. – Пошли. Чего застыл? – подгоняет Чонгук уже из прихожей. К облегчению Тэхёна, пригласить Чонгука оказалось неожиданно не таким уж трудным заданием. Хотя в его представлении эта «миссия» должна, по идеи, была закончится взаимными оскорблениями или простым чонгуковым игнорированием. Должно было, но приятнее ошибаться в таких вещах. Пока Чонгук шнурует свои армейские ботинки, Тэхён натягивает на себя ветровку. В отражении большого зеркала, висящего у входа, он наблюдет за согнувшемся парнем, видит его напряжённую спину под чёрной кофтой. Его взгляд падает на небольшую, открывшуюся, узкую полоску кожи над ремнём. Тэхён медлит и Чонгук, переступивший уже порог дома, вновь торопит его, не понимая, почему тот продолжает топтаться на месте. Но у Тэхёна есть причина. – Вот, – он снимает с вешалки и буквально пихает Чонгуку в руки кожаную куртку, а затем выходит на улицу, чтобы Чонгук не успел показать ему свою реакцию. Пусть оставит её, если хочет; пусть у него по собственной воле зуб на зуб не будет находить, хоть в ледышку обернётся, это уже не будет касаться Тэхёна. Однако Чонгук берёт куртку с собой. У одного из велосипедов не так давно порвалась цепь. Её пришлось отправлять в мастерскую и ждать около двух недель из-за значительной занятости знакомого, который исправил неполадку за гроши. Чонгук садится на этот отремонтированный байк и всё время, пока они катят по их кварталу, обгоняет Тэхёна. Ветер врезается в лица, проникает под одежду и кусает тёплую кожу. В отличии от работающих и пульсирующих кровью ног ладони стягивает холод, они мерзнут, их больно сжимать и разжимать. Тэхён старается дышать носом, но его переполняют эмоции. Поэтому иногда он раскидывает руки в стороны и дышит ртом, наслаждаясь поездкой. Он наслаждается тишиной улицы, отсутствием пешеходов и светом фонарных столбов, который освещает им путь. Они едут прямо по дороге и позволяют себе рисовать байками серпантин. Они похожи на две волнообразные линии, что пересекаются в точках соприкосновения, чтобы разойтись и снова сойтись. Чонгук внезапно останавливается. Тэхён паркуется рядом. Они стоят на проезжей части. Случайная машина и превышение скорости могут плохо кончится для них и других людей, но позднее время спасает ситуацию. – Что такое? – спрашивает Тэхён, его голос слегка охрип из-за воздуха. Чонгук стискивает руль руками и поворачивает голову к Тэхёну. – Ты спрашивал меня, откуда все эти раны. Долго смотреть Тэхёну в глаза Чонгук не решается и быстро отводить глаза, робея. – В этом доме живут два дорогих мне человека, – он кивает в сторону светлого дома с кирпичными колоннами. Озадаченный Тэхён вдруг осознаёт, где они находятся. Тем временем Чонгук перебрасывает ногу через велосипед и откатывает его к пешеходной дорожке. Тэхён молчаливо следует за ним. Наплевав на холод и студеный ветер, на то, что существует не призрачный риск заболеть, Чонгук садится на бордюр. Тэхён предпочитает остаться на ногах. – Джису не раз пыталась узнать причину моего перевода из прошлой коммуны. Но Юнги дал ей понять, что об этом лучше спрашивать меня лично, но я отказался рассказывать. Чонгук стискивает свои ладони в замок и прячет глаза за чёлкой. Его голос начинает дрожать, и, скорее всего, поэтому Чонгук обрывает себя и даёт время сделать пару вдохов и выдохов. – Здесь погиб человек, – едва слышно озвучивает Чонгук. – Из-за меня. Такое заявление ошеломляет. Из тэхёновой головы высыпаются все мысли, точно бисер из разбитой банки. Тэхён двигается, окутанный словно в тумане, неосознанно и подчиняясь подсознательному велению. Он садится рядом с Чонгуком, настолько близко, что в любой другой ситуации это смутило бы их обоих, но только не сейчас. Он может чувствовать плечо Чонгука и исходящее от него тепло. Однако он не понимает, как ему реагировать и что вообще стоит говорить. Чонгук освобождает его от этой сложности. – Я не смог помочь ему и он умер на моих глазах, – негромко начинает Чонгук. – Нас вызвали вместе с практикующим магом и направили сюда. Это был молодой парень, не старше нас. Он был одержим. Наверное, странно то, что мы здесь оказались. Ведь обычно такими делами занимаются церковь и экзорцисты. Но ведь ты наверняка знаешь об особых случаях. Чимин когда-то приходилось принимать участие в подобных. Так же было и в тот раз. Это оказался злой дух. Он бродил по земле шестьсот лет. Дух убитой ведьмы. Она мучила его уже долгое время, не отпускала, превратила его тело в незаживающую рану. Это выглядело как одно сплошное страдание. Мы пытались, пытались изо всех сил. В какой-то миг нам показалось, что мы сможем одолеть её нашими заклинаниями и зельем, но она просто взяла и задушила его. Он захлебнулся собственной кровью. Сила, с которой Чонгук сдавливает свои пальцы, пугает. Кажется, что он желает сломать их. Тэхён своевременно реагирует: он останавливает чонгуковы самоистязания. Их ледяные ладони соприкасаются. Чонгук осторожно поворачивает голову. Тэхён видит стоящие в чонгуковых глаза слёзы и уверенно сжимает свои пальцы поверх чужих. – Я помню её смех, как она смеялась, когда забрала его. Я слышу этот смех во снах и вижу его бледное лицо. Чонгук стискивает челюсти, стараясь глотнуть, но, кажется, что он не может, что-то в горле мешает ему. Он говорит едва слышно, очень слабым тонким голосом. – Его младшая сестра и бабушка лишились близкого человека. Если бы я больше занимался в академии, не прогуливал, если бы я отнесся серьёзно к ответственности, которую на нас возложили, я бы смог помочь ему. Чонгук смотрит на Тэхёна. Его боль мерцает в его глазах. Невыносимое зрелище. – Я не могу простит себя за это. Его голос срывается. По чонгуковой щеке скатывается крупная слеза. Влажные губы царапает ветер и безжалостно терзает их. Через час они будут пылать. Кажется, Чонгуку абсолютно нет до этого дела, как нет дела до своего мокрого носа, красных глаз и осипшего голоса. Он отважился и углубился в те ужасные воспоминания, заставил себя пережить их снова. Его сердце наверняка разрывается от боли. Чонгук плачет беззвучными слезами, но не стоит сомневаться в их горькости. – В этом доме меня приняли. Я пришёл к ним и ожидал, что меня прогонят. Но тётушка Джун и Чеён продолжают открывать мне дверь так, словно я не тот, кто принёс им страдания, а кто-то, кого они ждут и рады видеть. Чонгук шмыгает носом и отворачивается. – Я помогаю им, чем могу. Мне плевать, если я режусь или бьюсь. Я просто стараюсь ради них, – он надсадно вздыхает и аккуратно, без грубости выпутывается из тэхёновых пальцев. Тэхён решает действовать. – Ты – хороший человек, Чонгук. Уверен, что именно это видят тётушка Джун и Чеён. Возможно, Тэхён хотел бы поделиться своими чувствами, бурлящими и ноющими в нём, хотел бы высказать все свои мысли, ищущие и жаждущие свободы, выхода, но они слишком поспешные, отрывочные, несколько наивные и наверняка преимущественно не выразят того, чего достоин Чонгук и то, что ему пришлось пережить. Рука легко ложится на чужую спину. Холодные пальцы скребут по искусственной коже куртки. Раздаётся едва слышимый скрип, который тонет в тихом звучании спящей улицы и приглушается их частым дыханием и хлюпающими звуками. Тэхён не колеблется и прижимает Чонгука к себе. На этот раз он согревает его теплом, отнять который холод не способен. У них. Уязвимых, бесстрашных и чувствующих это мгновение так остро и глубоко, что сердца яростно стучат. Чонгук плачет сильно, содрогаясь. Тэхён чувствует чужое горячее и частое дыхание. Чуткая кожа шеи впитывает этот жар и солёную влагу. Он крепче обнимает Чонгука. Сердце отзывается на каждый всхлип, на цепкие и умоляющие не отпускать хватки и звучащую муку в слезах. Тэхён хотел бы, чтобы большая часть страданий исчезла из чонгукового сердца. Навсегда. – Мне было страшно рассказывать, – сквозь всхлипы произносит Чонгук. – Я не хотел, чтобы меня жалели. Я не заслужил этого. Но ты… Ты никогда не давил на меня. Мне нравилось то, как ты смотрел на меня, как был справедлив со мной, как дразнил и даже ругал, когда я правда был не прав. Чонгук отстраняется от тэхёновой груди и поднимает зарёванное лицо, чтобы обнажить себя, такого слабого, хрупкого и удивительного. – Я грубил, потому что боялся сближаться с тобой. – Я тоже не мог понять, как мне стоило поступить и вёл себя странно, – согласно шепчет Тэхён. Но Чонгук его будто бы не слышит и добавляет кое-что воистину поразительное: – Ты мне, кажется, нравишься, Тэхён. Я дорожу твоим присутствием в моей жизни, как и дорожу ребятами. Но я понятия не имею, как правильно выражать свои чувства. Чонгук сглатывает. Ему затруднительно говорить внятно, он почти задыхается, захлёбывается слезами и соплями. Он принимается утирать натянутыми рукавами кофты влагу на щеках и под носом. Его тело бьётся в плохо поддающейся контролю дрожи. Тэхён чувствует её своими ладонями и замечает по чужим пальцам. Сказанное Чонгуком сбивает с толку, сражает, рождает в голове полнейший сумбур. Тэхён пытается собраться, но у него отвратительно выходит: без конца он бегает взглядом по фигуре рядом, перебирает хаотичные мысли в голове и не знает, что делать. Какое-то мимолётное движение Чонгука помогает ему. Тэхён застывает взглядом на чужом профиле, внимательно разглядывает его и вдруг прозрев оттого, как это просто и легко, понимает одну важную вещь. Тэхён озвучивает её: – Ты мне тоже небезразличен, Чонгук. Он кладёт свою ладонь на чонгукову макушку и взъерошивает холодные и густые волосы. Улыбка на тэхёновых губах отличается от всех. Она запомнится Чонгуку именно такой: в тусклых лучах фонарного столба, в окружении темноты, очаровательной и успокаивающей. Окаменевшая боль внутри Чонгука трескается и распадается. Ветер ныряет в тёмную и таинственную воду. Становится легче.