Полночный поцелуй

Music: U-KISS - Can't Breathe

Донхо устал от того, что у него не было друзей. Конечно, у него был прекрасный Кевин-хён, который мог подойти и обнять со спины так, что все плохие мысли мгновенно улетучивались, и не менее хороший Кисоп-хён, который разделял его страсть к фотоаппаратам и всему кинематографу в целом, ведь с ним можно было часами напролет делать снимки и болтать о новых веяниях в моде ольджанов; у него был странный Хун-хён, который мог укутать его в одеяло, дать кружку чая и просто рассказывать ему истории из своего детства, отчего становилось по-домашнему уютно в этом далеком от Кореи общежитии, и строгий Сухён-хён, который заставлял его тренироваться больше, спать больше, есть больше, чем было нужно, но к такой заботе Донхо привык еще с дебюта и был благодарен за нее; у него был непредсказуемый Джесоп-хён, который в начале часа писал песню, а в конце придумывал конкурсы на фанмитинги, веселя своими идеями макнэ. Теперь у Донхо был еще и Илай-хён. Точнее, Кёндже. Молчаливый, странный, иногда шутивший совершенно не смешно, резко вскакивавший с места и так любивший объятья. Вечно сидевший в интернете, употреблявший литры кофе, обожавший собак, но тискавший при каждом удобном случае котов, несмотря на аллергию. Кёндже, который теперь был у Донхо, редко рассказывал то, что у него на уме: он больше слушал и объяснял. Он любил учить японский вместе с макнэ, любил смотреть бейсбол, любил смотреть, как тот вышивает теперь уже крестиком, а не вяжет, как это было год назад, любил поднимать заснувшего Донхо с дивана и укладывать его на кровать. Кёндже, казалось, полюбил все, что связано с Донхо. А макнэ полюбил все, что связано с этим неуклюжим репером. Илаю в свою очередь было страшно. Он до жути боялся того момента, когда он заснет, ведь вероятность, что именно в эту ночь ему опять придется кому-то помочь, была равна семидесяти процентам. Нет, это не означало, что он не хочет помочь. Это лишь значило то, что напротив него может оказаться кто-то из группы. Он благодарил Ксандера за то, что первым был макнэ, но при этом не мог сдерживать дрожь в руках, когда думал о лидере, с которым, в конце концов, придется разговаривать именно на эту тему. Желания сделать больно не было, как и не наблюдалось за ним черной ненависти к Сухёну, но почему-то внутри поселилось маленькое сомнение, которое грызло тонкую нить душевного равновесия: вдруг причина у лидера была достаточно веская? Тяжело перестать об этом думать, ведь Эллисон прекрасно знал своего хёна - тот бы не поставил под угрозу судьбу их группы, если бы не был полностью уверен в последствиях своего поступка. Да и Донхо давным-давно вырос из пятнадцатилетнего мальчика, которому был нужен тот, кто за него все будет решать. Значит, они оба осознанно пошли на этот шаг. Значит, они были уверены, что это не разобьет группу. Значит ли это, что они нечто большее, чем хён и донсен? Мотив макнэ был предельно ясен Илаю - симпатия. Не обычная, когда тебе просто нравится внешность человека, а подкрепленная качествами Сухёна, за которые его все уважали, - честность, решительность, смелость. Плюс безграничная харизма лидера. Редкий человек устоит перед его обезоруживающе теплой улыбкой и заразительным смехом. А мотив хёна? Илай постоянно наблюдал за ними со стороны: все поступки Шина-старшего были лишь отеческой заботой, не более того. Так откуда взялась эта мысль, этот порыв, который привел к такому исходу? Сотни тысяч вариантов разрывали голову Эллисона по вечерам, когда он оставался в комнате один. Эти разъедающие его позитивный настрой варианты уходили лишь тогда, когда в комнату заходил макнэ. Реперу было достаточно увидеть улыбающиеся глаза-полумесяцы, чтобы почувствовать себя счастливым. Странно, что он раньше не замечал, как светится Донхо, когда смеется над его очередным неловким движением. Странно, что раньше ему не хотелось спрятать младшего ото всех, чтобы никто не смог похитить его сокровище. Странно, но первым делом к Илаю пришло безграничное уважение к Донхо за его стойкость духа, а не любовь, как это бывает у нормальных людей. Хотя... Их случай не подходил ни под рамки "нормально", ни под рамки "странно". Их случай - это только их случай, ни больше, ни меньше. Сравнивать то редкое и интимное между ними с чьим-то примером было бы аморально. - Как спалось? - услышал Илай позади себя и открыл глаза. "Черт, только не это..." - Прости, ты прекрасно знаешь, что я не властен над частотой твоих появлений здесь, - Александер в сотый раз извинился за то, что не совершал, и удрученно пожал плечами. - Я рад, что с тобой все хорошо. - Алекс, пожалуйста, не делай себя виноватым как обычно. Я просто не подготовился к тому, что может сегодня произойти. Это не очень легко для меня, - Илай успокаивающе улыбнулся и прошел за стойку. - У нас есть еще десять минут. Как тебе этот костюм? Прошлый тебе не сильно понравился, - иронично заметил Ксандер, поправив концы черного кардигана, загнувшиеся оттого, что он сел. В баре было достаточно прохладно, поэтому на нем была тонкая майка мышиного цвета и узкие брюки в тон, заправленные в высокие ботинки на 5-сантиметровой подошве. - Кто-то решил порадовать меня, поэтому на мне этот бордовый пиджак времен промоушена Shut Up? - Эллисон чувствовал себя не в своей тарелке: он привык видеть себя в этом аутфите с черными волосами, а не торчащими остатками выбеленных секущихся кончиков. - Ты все шутишь. Кстати, Джесоп уже сказал, что уезжает? - невозмутимо спросил старший, проигнорировав вопрос. - Сказал. Через три дня самолет. И я не хочу знать то, откуда ты это знаешь, - это прозвучало достаточно грубо, но Илай просто не успел изменить интонацию своего голоса, поэтому мысленно хлопнул себя по лбу за то, что в тысячный раз поторопился ответить. - Не сомневайся в моих связях. Ксандер сложил руки крест-накрест и отвернулся от него, показывая всем своим видом, что глубоко обижен резкостью друга, но вдруг начал потихоньку исчезать. - Эй-эй, ты уже уходишь? - Эллисон только хотел извиниться перед ним, но тот лишь показал пальцем на колокольчики над дверью и помахал рукой на прощанье. "В этот раз будет проще, я обещаю", - последнее, что услышал Ким перед тем, как увидел красную челку и острый кончик носа, просунутый в дверной проем. - Кисоп, это ты? Каково было удивление Илая, когда в бар зашел его хён с ошарашенной улыбкой на лице, приглаживая короткие виски, будто они растрепались от сильного ветра снаружи. - Хэллоу! - репера передернуло от приветствия на искаженном английском. "Смущен. Он определенно смущен". - Что будешь пить? - стараясь не ставить и без того испуганного Сопа в более неловкое положение, он решил играть роль опытного бармена. - Эм... У тебя есть Джек? - как только Ли открывал рот и оттуда сыпались слова, у Илая складывалось впечатление, что вокруг него мерцают звездочки, летают бабочки, цветут цветы - в общем, появляется этакая Страна Чудес, потому что танцор точно не от мира сего. - Есть, - он уверенными движениями достал из-под стойки стакан для виски, налил ровно одну третью и бросил три небольших кубика льда, ловко поддетых пальцами из ведерка, стоявшего в мини-холодильнике у его ног. Как только он поставил стакан перед Кисопом, у того из глаз пошли искры ребячьего счастья. Такие он видел только у детей, когда они разворачивают рождественские подарки. Или у Донхо, когда он угадывает команду-победителя в очередном бейсбольном матче. - Пей, не стесняйся. Кисоп повернулся немного вбок, поднес стакан к губам и залпом выпил, утерев уголки губ большим пальцем. - Так, и какая у тебя... - не успел договорить Илай свое предложение, как Соп облокотился на стойку, подался вперед, практически касаясь челкой лба Кима, и выдохнул ему в губы: - Я люблю Сухёна. "Проще, да, Ксандер?!"