"Малышка Гретхен"

В коридоре давно уже никого не было, а Рейф все никак не мог успокоиться: дипломатом, ну надо же! На мостике особо делать было нечего; от скуки проверив расчеты штурмана и найдя погрешность в пять десятитысячных градуса приемлемой, Рейф затребовал личное дело Адиза Нотэма. Не то чтобы он хотел найти в сухих строчках характеристики и послужного списка что-то интересное и не то чтобы он не доверял словам самого техника, просто любопытный болван, которого ненадолго удалось унять там, в коридоре, опять вылез и не давал спокойно сидеть и глубокомысленно отслеживать на развертке карты медленно ползущую относительно абсциссы точку. Искин неожиданно беспроблемно и даже быстро выдал требуемое. Штурман косился, но молчал, и Рейф был благодарен ему — придумать причину такого пристального интереса сходу не получалось. На самом деле долго изучать в личном деле Нотэма было нечего. Исключительно скупая биография. Разве что место рождения Мерегерн могло дать пищу для размышлений, но и той пищи было до обидного мало; мерегернцы не любили покидать свой мирок, не жаловали и гостей… Прямого запрета на посещение планеты не было, но волокита с оформлением пригласительного ваучера отбивала охоту связываться даже у самых упертых. Самый главный сюрприз Нотэма таился в дате рождения, в переводе на всеобщее приведенное время, ему было уже около двадцати пяти. Рейф побарабанил по подлокотнику, что-то настораживало, но что именно, он понять не мог. «Слишком мало данных», — вклинился в его размышления искин. Рейф едва не подскочил от неожиданности, это был едва ли не первый случай прямого взаимодействия. Он попытался поддержать контакт, но искин счел свою миссию выполненной и неформально общаться не пожелал. Название школы, которую окончил Нотэм, ни о чем не говорило Рейфу. Скорее всего, она была неплохой, раз выпускник смог поступить в элитную академию «на дипломата», тут Рейф хрюкнул от смеха, но под удивленным взглядом штурмана быстро взял себя в руки. Больше всего места занимал перечень «заслуг» курсанта: два выговора, без счета запретов на увольнительные, однажды Нотэм попал на гауптвахту и семь раз подвергался дисциплинарным арестам… Тем не менее, он смог дотянуть до последнего курса и даже получил бы назначение, как и любой другой выпускник. — Дипломат! — Что? — штурман оторвался от изучения кривых на экране и недоуменно посмотрел на Рейфа. — Нет, ничего, — он помотал головой. — Не обращай внимания. С другой стороны, Нотэм мог стать дипломатическим курьером, кажется, в некоторых миссиях до сих пор востребованы бравые парни с прикованными к запястьям чемоданчиками. «Мало данных, мало данных», — вновь ожил искин. «Без тебя знаю, — огрызнулся Рейф. — Вот и займись поиском информации!». «Не представляется возможным», — заявил искин и отключился. Рейф мог бы поклясться, что он обиделся, если бы искусственный разум мог обижаться; хотя в случае с «Малышкой Гретхен» ни в чем нельзя быть уверенным. Одно хорошо: хоть какое-то взаимодействие с кораблем начало налаживаться. В обед Рейф получил стакан горячего облепихового чая, во всяком случае, он так определил оранжевую жидкость в высоком стакане, и долго не решался попробовать: специфический кислый запах будил не самые приятные воспоминания детства. — Махнемся не глядя? Рейф хмуро посмотрел на чем-то довольного техника, тот держал правую руку за спиной и улыбался так, что немедленно захотелось дать в зубы. К сожалению, высшее командование не оценило бы такой выверт, и Рейф молча подвинул стакан на край стола. — Спасибо, капитан, — техник забрал облепиховый чай, а взамен протянул чашку с кофе. — Мне показалось, что вам не понравился выбор искина… — Идите, Нотэм, — сказал Рейф резче, чем хотел. — Займитесь делом и вспомните, наконец, о субординации. — Так точно, капитан! Разрешите выполнять? — Выполняйте! Нотэм вытянулся во фрунт и буквально ел его глазами. Рейф в ответ уставился с холодным прищуром, зная, что обычно этот взгляд действует безотказно, и меньше минуты спустя был вознагражден коротким едва слышным вздохом. Нотэм моргнул, развернулся на каблуках и, печатая шаг, пошел прочь. Стакан с облепиховым чаем он прижимал к груди, как портативный лучемет на параде. — Фигляр, — буркнул Рейф и в два глотка выпил тепловатый приторно-сладкий кофе. На мостике пока делать было нечего: штурман сменился, задав искину жесткий курс, капитан своими полномочиями подтвердил, и сейчас посматривать на голографическую кривую, пронизывающую виртуальное пространство, мог бы кто угодно, даже младший техник, не к ночи будь помянут. Не будь «Малышка Гретхен» такой своенравной, то до последней точки выхода можно было вполне положиться на автопилот и наслаждаться блаженным ничегонеделанием — сигнатура пространственного прыжка не давала ни малейшего шанса на воздействие извне. Если, конечно, не прокладывать курс через черные дыры и прочие возмущения пространства. В каюту Рейф вернулся нехотя, но пора было привести себя в порядок. Бриться он не любил, стараясь во время стоянок найти клинику или частного мастера и избавиться от лишних волос на длительный срок. Проблема была в том, что если все нормальные люди депилировали подмышки, область паха или избавлялись от излишней шерсти по телу, то ему приходилось это делать с головой. Лысина придавала ему вид брутальный и немного злодейский, в то время как отрастающий кудрявый пушок делал похожим на недотепу. Все детство Рейф боролся с непокорным нимбом вокруг головы, страдая от невозможности выглядеть как обычный парень. С возрастом он смирился, стал бриться под ноль и в противовес девственно чистой макушке отрастил бородку — два клинышка по бокам, что придавало ему вид зловещий и однозначно опасный. Зеркало в санитарном отсеке было самое обычное, никаких излишеств в виде трехмерного изображения или простого поворотного механизма, поэтому Рейф всматривался в отражение особенно пристально, не хотел случайно оставить клок шерсти где-нибудь на затылке. И так же тщательно он изучал лицо: строгие геометрические формы бородки требовали внимания и аккуратности, а уж в сочетании не с самым простым рельефом лица — особенно. «Незабудки». — Что?! — опешил Рейф и едва не смахнул угол правого клинышка. Пришлось отставлять руку с мерно жужжащей бритвой подальше. «Незабудки», — повторил искин и вывел на зеркало проекцию плохонькой картинки из какого-то бесплатного приложения по биологии. Рейф уставился на блекло-голубые цветы на размытом грязно-зеленом фоне. — Ну да, это незабудки. Растут на многих планетах, — осторожно сказал он и тоскливо подумал, что, пусть раньше случаев сумасшествия искинов зафиксировано не было, им крупно повезло напороться на первый и единственный в истории, и что теперь их окончательно всем составом запрут где-нибудь в безопасном месте и будут усиленно изучать. Под охраной и без возможности вырваться из ада. «Глаза как незабудки, тон совпадает на 99,9 единиц». — Э-э, ну, наверное. «Сканер не ошибается, погрешность измерений пренебрежимо мала», — искин отключился так же внезапно, как и возник, только на поверхности зеркала медленно тускнел букет незабудок. Рейф вздохнул, без энтузиазма закончил бриться, время от времени косясь на свои глаза: цвет как цвет, обычные. На Кассе таких много, на Джутирьяне тем более, да и в других местах не редкость. Но когда за ужином он разглядывал цвет глаз попадавших в поле зрения членов экипажа, то чувствовал, что малость не в себе. Кстати, голубые глаза оказались только у него, хотя серых и синих было в достатке. Младший палубный техник появился к концу ужина, когда Рейф собирался уходить. Неуверенно задержался рядом, будто собираясь что-то сказать, но все же прошел дальше. К нему тут же подсели два помощника главного механика, которые не могли пропустить свежее мясцо, и стали наперебой обхаживать. Нотэм кокетничал, стрелял глазками, многозначительно облизывал ложечку с десертом, в общем, вел себя как последняя сучка. Рейф сбежал, не в силах смотреть на такое неприкрытое блядство. Ноги сами принесли его в моторный отсек, где он от души наорал на дежурного моториста, не без удовлетворения ощущая, как попускает немного холодное бешенство. Он пронесся по всему кораблю, нашел кучу мелких и не очень проебов, раздал виноватым и непричастным пиздюлей, в особо тяжелых случаях подкрепив словесные указания нарядами вне очереди, дал на устранение недостатков сутки и пообещал устроить тотальную проверку по их истечении. И только закрыв за собой дверь каюты, Рейф понял, что младший палубный техник и два потасканных ловеласа остались в счастливом неведении и наверняка кувыркались в свое удовольствие в чьей-нибудь койке. Никогда еще Рейф не чувствовал себя таким идиотом. Эта странная вспышка непонятных эмоций удивляла, она была настолько непохожа на обычное его поведение, настолько не соответствовала сдержанному характеру, что вызывала недоумение. Рейф лег на койку, закинул руки за голову и принялся анализировать происходящее. Он прокручивал ситуацию и так, и этак, раз за разом вскипая, едва в памяти всплывали масленые взгляды, которыми ощупывали фигуру техника те два ублюдка. Неуставные отношения в армии не приветствовались, но все понимали: взрослым людям порой надо сбрасывать напряжение, и если все проходило по взаимному согласию, то на это закрывали глаза. Рейф перевернулся на бок. Свет в каюте, и без того неяркий, упал до минимума — искин, видимо, решил, что капитану пора спать. Рейф постарался выбросить из головы все мысли, все равно додуматься ни до чего путного не удалось, и только на границе яви и сна он понял, что еще подспудно не давало покоя: стены в каюте были девственно чисты: ни тебе бушующего океана, ни взрыва сверхновой или чего-нибудь еще, соответствующего представлениям искина о настроении капитана… На завтрак Рейф явился нарочно очень поздно. Сначала долго изучал личные дела Уго Льелленса и Дамиана Негреску, с ненавистью разглядывая голографии самодовольных рож. Память не подвела: эти двое загремели на «Малышку Гретхен» после того, как были застуканы в пикантной позе за мобилем начальника штаба. Идиотам захотелось острых ощущений, наверное. — Любители острых ощущений, — фыркнул Рейф и сбросил с консоли файлы обратно в архив. Документы послушно исчезли, а вот голограммы продолжали висеть посреди каюты, неспешно бледнея и поворачиваясь вокруг своей оси. Ускорить процесс не удалось ни с помощью громких хлопков в ладоши, ни руганью. Они полностью растаяли только тогда, когда искин решил, что капитан достаточно налюбовался на подтянутые фигуры и сможет опознать их даже с завязанными глазами. Рейф так и не понял, зачем было устроено шоу, ничего, кроме нестерпимого желания отправить парочку полировать дюзы в открытом космосе, это не дало. Но мысль была хороша, и Рейф признал ее годной. Не забыть бы потом заказать специальную пасту и костюмы… На пару сантиметров меньше положенного! Потом, находясь в соответствующем расположении духа, он неспешно прошелся по отсекам и службам. Везде кипела работа или видимость таковой, Рейф хмыкнул — начальственный произвол творил чудеса и, судя по всему, шел на пользу не только кораблю, но и экипажу: лица у всех были сосредоточенные, а у некоторых так даже и просветленные. Однако хитрый маневр с опозданием на завтрак не удался. Младший палубный техник сидел в одиночестве за столиком и бездумно мешал ложкой остатки чая в чашке. Рейф шарахнулся, едва не налетел на услужливо поданный искином стул, и забился в угол у самого входа, тут же положив перед собой комм — вдруг с мостика пришло срочное сообщение, которое невозможно игнорировать целых двадцать минут. Хитрый маневр остался Нотэмом незамеченным, он продолжал смотреть широко открытыми глазами в никуда, полностью выпав из реальности. Рейфу вдруг безумно захотелось узнать, о чем он так напряженно думает, неужели вчерашний сексмарафон оставил столь неизгладимое впечатление? На экране комма появилась таблица и график. Рейф присмотрелся и едва не подавился бисквитом: искин выдал схему передвижений техника за вчерашний вечер, выделив ее зеленым и окружив разноцветьем других линий. Нигде, кроме столовой, зеленая линия не пересекалась с другими дольше, чем на пять минут. Рейф подпер голову левой рукой, а указательным пальцем правой проследил весь путь Нотэма до жилого блока, из которого тот уже так и не выходил. Экран моргнул, и на нем появилась обнаженная фигура, стоящая под душем. Рейф, как обжегшись, отдернул палец, но теперь ничто не скрывало ритмичных движений Нотэма — он размеренно дрочил, закрыв глаза и откинув голову назад. Рейф залился краской, такого с ним не было лет с шестнадцати, когда он случайно застал тетку за сменой трусов. Он стал лихорадочно тыкать в комм, чтобы убрать картинку, но тот безбожно тормозил и выключился только тогда, когда Нотэм щедро забрызгал стену перед собой, тяжело вздохнул и включил воду. Рейф боялся поднять глаза, чувствуя себя так, словно его спалили на горячем. Мимо медленно прошел Нотэм. На мгновение их взгляды встретились, Рейф успел заметить затравленное выражение, мелькнувшее в черных глазах, и едва заметный румянец на скулах. — Здравия желаю, капитан, — техник спохватился и все же отдал честь, голос его звучал далеко не так бодро, как обычно, а скорее надтреснуто, почти вяло. Если бы Рейф собственными глазами не видел схему и не был уверен, что она правдива до последнего штриха, то решил бы, что у Нотэма проблемы с любовниками. Если бы работала трансгалактическая связь, то можно было бы предположить плохие известия из дома. Но сейчас Рейф оказался в тупике, и не в его характере было теряться в догадках, поэтому он прямо спросил: — Что происходит? — Ничего, сэр! — Нотэм нервничал и прятал глаза, под длинной челкой делать это было особенно удобно. — Все хорошо, сэр, разрешите идти? — Что происходит? — еще раз спросил Рейф, хотя уже понимал, что вопрос не по адресу — пытать нужно скорее искин, а не младшего палубного техника, который, кажется, тоже стал жертвой чокнувшегося искусственного разума. Нотэм дернулся, попытался пройти мимо, и Рейф почти машинально схватил его за запястье. — Нет! — взвизгнул Нотэм и, вырвав руку, сбежал, а Рейф еще долго сидел, растирая руку, которую от прикосновения словно бы пронзило электрическим током. — И что это было? — задал он риторический вопрос. Искин молчал — его это не касалось.