АУ. Кайзер Райнхард Мюзель и другие

Феззан, императорский дворец, детские покои Макс лежал и ждал папу. Он уже умылся и почистил зубы перед сном, и переоделся в любимую пижаму с золотыми рыбками. Сам, а не с помощью Эмиля или камердинера. Вот сейчас дверь откроется, папа придёт, сядет на край постели и спросит, что Макс сегодня делал после обеда. И он расскажет, что был в гостях у Феликса. Они пускали в ванной кораблики и брызгались. Совсем чуть-чуть, и рубашка уже высохла. Фель рассказал, что дядя Вольф через неделю уходит в отпуск, и они поедут на море. Макс тоже хотел на море. Чтоб лететь далеко-далеко, а потом плавать вместе с папой и мамой. Вода тёплая-тёплая и солёная, потом надо опять купаться в ванне. Макс вздохнул. В прошлом году они с папой и мамой ездили на море. И дядя Вольф с тётей Эвой и Фелем. И Эмиль, и генерал Кисслинг. И папа пригласил Клауса, хотя он задавака. Думает, раз пошёл в школу, значит, взрослый. А вот и нет! Если бы Клаус был взрослый, ему бы бабушка разрешала нырять. Фрау Вален строгая и очень умная, её даже папа слушался. Вот Эмиль совсем взрослый и умеет нырять. На море так здорово! Можно плавать, кататься на настоящем кораблике, брызгаться, строить домики из песка, собирать красивые камешки и ракушки. Фель сегодня предложил поменяться. Рыжий камешек с тремя серыми полосками на три ракушки. Макс сказал, что подумает. Он слез с кровати и открыл тумбочку. Там на средней полке стояла морская шкатулка. Мамин подарок на прошлый день рождения. Максу нравилось её подолгу разглядывать. На блестящих боках разные картинки с рыбками и морем, а по краю крышки — такие маленькие раковинки. А посерёдке — его, Макса, и-ни-ци-а-лы. M и S под золотой короной. Максимилиан Зигфрид, кронпринц Нойе Рейха. Слово «море» тоже начинается на букву S, это совсем простая буква, и её можно выложить из ракушек и морских камушков. Одному играть неинтересно. И Макс вернулся за господином Зайцем. Заяц тоже был на море и чуть не уплыл далеко-далеко, но его спас Эмиль. Папа и дядя Вольф почему-то смеялись и называли Зайца морским волком. А тётя Эва сшила господину Зайцу красные штанишки для купания. Из старого гросс-адмиральского плаща дяди Вольфа, значит, Заяц тоже немножко адмирал. — Я хочу на море. А ты? — Макс погладил Зайца между мягких длинных ушей. — Как ты думаешь, поедем, когда мама вернётся от тёти Анне? Мальчик вздохнул. Он очень соскучился по маме. Папа тоже скучает. Вчера мама обещала послезавтра вылететь, значит, скоро будет дома. Они вместе с Зайцем раскладывали ракушки. Вот морская звезда, которую подарил капитан Хансен. Красивая. Вот этот мышонок — су-ве-нир. Если приложить его к уху, слышно море. А вот рыжий камешек. Поменять или нет? Ладно, пусть Фель берёт. Ракушки лучше. Потом они с Зайцем немножко поиграли, как будто взаправду были на пляже и загорали. Много загорать очень вредно, надо мазаться специальной мазью. Если не мазаться, можно сильно обгореть. Тётя Эва забыла один раз и стала красная-красная. Дядя Вольф вызывал ей доктора. — Заяц, как ты думаешь, когда Эмиль выучится на доктора, он всё-всё сможет лечить? — Макс зевнул и перевернулся на живот. — У него учебники толстые-толстые и картинок совсем нет. На прошлой неделе папа сказал, что Эмилю нужно учиться, чтобы поступить в медицинский и стать настоящим доктором. И его нельзя отвлекать играми. Мальчик снова вздохнул. Раз папа говорит: «Максимилиан, Эмилю нельзя мешать», — значит, нельзя. Папа — кайзер, его все слушаются. Ну где же папа? Цифра на стоящих на тумбочке часах мигнула и превратилась в 9. Так много? И спать очень хочется. Но нельзя же ложиться спать без папы. Или можно? Наверное, папа опять за-ра-бо-та-лся. Вот если бы Эмиль не учился, он мог бы прийти к папе в кабинет и напомнить. Глаза слипались, их приходилось тереть кулаком, чтоб не заснуть. Может, папа уже закончил работать?

***

Когда дверь детской спальни открылась изнутри, в первую секунду охранники несколько опешили. Во-первых, его высочество уже с полчаса как должен был сладко спать, во-вторых, он рос послушным ребёнком и не слонялся без нужды по дворцу. Да и лунатиком отродясь не был. — Ваше императорское высочество? Принц поднял совершенно заспанные глаза. Какое там слоняться, он еле на ногах стоял. Не иначе за счёт фамильного упрямства. И голос у его пятилетнего высочества был сонный-пресонный: — Сержант Каааа..., — окончание фамилии потонуло в длинном зевке, — папа... — новый зевок, — рааабоотает? Так вот оно что. Его величество не пришёл рассказать сыну сказку на ночь. Очень странно... — Его величество очень занят, — сержант Карпфен присел на корточки перед ребёнком, — а вам нужно спать, — будь это его собственный сын или другой мальчик, не будущий кайзер, сержант бы без раздумий отнёс его в постель. И называл бы просто Максом. — Всё будет хорошо, мой принц. Принц протёр свободным кулачком глаза. Уши Адмирала Зайца, которого его высочество держал за лапку, почти касались пола. А принц-то босиком. Непорядок. Оба — и заяц, и его хозяин — выглядели позабытыми и очень несчастными. — Вам пора спать, ваше высочество, — повторил сержант, — у его величества много дел. — Я подожду папу, — упрямо пробормотал засыпающий мальчик. Но всё-таки позволил отвести себя обратно в спальню. А сержант Карпфен, вернувшись на пост, поразмыслил пару минут и нажал кнопку вызова на браслете наручного комма.

***

там же, малый императорский кабинет Как, ну вот как, спрашивается, можно построить новый Рейх, если тут до сих пор попадаются этакие экземпляры? Из какой гольденбаумской дыры он вылез? Давненько таких перлов не было. Почти в каждом абзаце: «Осмелюсь доложить Вашему Величеству, что...», «нижайше прошу соизволения...» Болото. Сверху травка, цветочки, а как засосёт... Ну и чего же господин губернатор «нижайше просит»? На развитие малоосвоенных земель... ля-ля... строительство... знаем, проходили... на... Куда же прежние дотации подевались? В губернаторских карманах осели? Или на яхты да увеселения ушли? Чего?! «Фейерверки в честь празднования годовщины коронации Вашего Императорского Величества»? Да чтоб вам Оберштайн неделю снился! Хотели в глуши отсидеться, недобитки брауншвейговские? Думали, кайзер любую лесть проглотит? Денег отсыплет?! Оберштайн. Точно. Фейерверки, значит? Ну будет вам, господин губернатор, всё будет... после инспекции. Уж этот праздничек вы запомните надолго! Райнхард Мюзель, вот уже седьмой год исполняющий обязанности его пропавшего величества Райнхарда фон Лоэнграмма, кайзера Нойе Рейха, длинно выматерился про себя. Отодвинул (а как хотелось отшвырнуть!) губернаторский доклад на край стола. Выпить бы сейчас крепкого успокоительного вроде коньяка. Хотя такие писульки нужно виски запивать. Или «адмиральским чаем» по рецепту Яна Вэньли. Ага. На ночь глядя, после приёма лекарств. Так, всё. Успокоился, расслабился. Вдох-выдох. Дышим спокойно, как учил доктор Бирнен. Всё в порядке, просто день выдался больно муторный. И Хильда задерживается... Помассировать виски, посидеть минут десять. Основные дела закончены, остальное можно отложить на завтра. А вон ту стопочку передать Штрайту... В отпуск бы, как Миттермайеру... куда-нибудь подальше от Феззана... на море... Из полудремы его вывел негромкий стук в дверь. Свои. Что там случилось на ночь глядя? — Войдите!

***

После разговора с сержантом лейтенант личной императорской охраны Конрад Герцен, стоявший в карауле у «чёрного», малого кабинета императора, почти не колебался. «Охранять следует в первую очередь людей, а не двери. Запомните, господа: вы отвечаете не только за жизнь и здоровье кайзера и членов его семьи, но и за благополучие всего рейха», — эти слова его величества Конрад запомнил накрепко. Тот сентябрь снится до сих пор. Чтобы его величество не пришёл пожелать спокойной ночи сыну, такого ещё не случалось. Задерживался, бывало, но чтоб вовсе не прийти? — Войдите! — слава Одину, кайзер жив и здоров. — Лейтенант? — а выглядит его величество неважно. Опять мигрень? Или что похуже? — Что случилось? Стихийное бедствие? Кому-то не терпится попасть на аудиенцию? — Никак нет, майн кайзер, — бодро отрапортовал Герцен. — Со мной около трёх минут назад связывался сержант охраны Карпфен. Его высочество до сих пор не спит и ждёт вас. — Его высочество? Который час? — его величество поднялся из-за стола, застегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Спасибо, что сообщили, лейтенант. — Это мой долг, Ваше величество, — а тёплая улыбка в глазах кайзера Райнхарда стоила любого ордена. Герцен никогда бы не спросил, что вызвало недомогание его величества, но, судя по брошенному уже от дверей взгляду на какие-то бумаги, без Оберштайна точно не обошлось. Это охрана и секретари научились определять почти безошибочно. За столько лет можно изучить, чье присутствие хорошо влияет на здоровье и настроение кайзера, а чьё — не очень. И приступы головной боли у его величества чаще всего случались как раз после докладов Оберштайна. Хотя сегодня встречи с господином министром не было. Вот и гадай, то ли померещилось и кайзер просто устал, то ли вправду думал про Оберштайна.

***

Райнхард торопливо шагал по коридору и улыбался про себя. Растёт малыш. Скоро под дверью кабинета ждать будет. Но порядок есть порядок. Максу надо вовремя ложиться, а папе — рассказывать сказку на ночь. Охранники у дверей детских покоев (соединявшихся с родительскими) отдали честь: — Ваше величество... — Благодарю, старший сержант. Вы правильно поступили. Пожалуй, стоит добавить новый пункт в инструкции для охраны, — Карпфен давно заслужил повышение. — Так точно, Ваше величество! — а кайзер уже входил в спальню. Макс... его сокровище, его ненаглядный малыш, его сын сидел на ковре возле открытой тумбочки и дремал. Подхватить на руки, прижать: — Прости, Макси. Папа совсем заработался, — Макс приоткрывает сонный глаз: — Паап... я ждаал... ждааал... — и неудержимо зевает. — Папа здесь, Макси, всё хорошо, — сын утыкается в плечо растрёпанной головёнкой. — Спи, зайчонок. И господин Заяц тоже хочет спать. Уложить в постель, укрыть лёгким одеялом. Положить рядом на подушку ушастого друга. — Спокойной ночи, Макси. Сладких тебе снов. Всё. Главные слова сказаны. Малыш засыпает мгновенно, точно выключенная лампочка. Ради этих самых слов он и ждал так долго. Нужно поднять и сложить обратно в шкатулку ребячьи сокровища, чтоб не валялись под ногами. Но это подождёт. А пока можно сидеть на кровати и краем глаза, чтоб не разбудить, смотреть на сына, на его раскрасневшиеся щёчки и светлые мюзелевские кудряшки. Макс улыбается во сне.