***
В гостиной на футоне лежал Третий Рейх, смотря перед собой в стену остекленевшими, как у куклы, глазами. Он выглядел очень измученным и был бледен, как приведение. Всю ночь он не мог уснуть из-за кошмаров, которые преследовали его вот уже неделю. Закрывая глаза, перед ним сразу всплывали воспоминания и видения из сна. Было страшно. Мужчине пришлось встать со своего места и отправиться в ванную, дабы привести себя в порядок и сделать себя хоть как-то похожим на человека, в своём-то состоянии. Ледяная вода помогла взбодрить и стимулировать кровь в щеках, из-за чего у немца лицо немного покраснело, убрав болезненную бледность. Расчёской он аккуратно причесал волосы и уложил их на левую сторону. Ещё пара мелочей и Нацистская Германия выглядел как всегда: здоровым, отдохнувшим и привлекающим женщин, то, что надо. Рейх вышел из ванной комнаты и направился на кухню, где все уже успели собраться. Солнечный свет проник в комнату через неприкрытые шторы бежевого цвета, стрелки на часах отмеряли раннее утро, помещение было окутано приятным, пряным запахом горького кофе. Немец сел за стол на свободное место и принял кружку, в которой был налит горячий чай. Мужчина выглядел подавленным и смотрел в поверхность стола, и это не укрылось от взгляда Японской Империи, которая была в голубоватом халате и держала в руках чашку. — Рейх, с тобой всё хорошо? — спросила Империя и обеспокоенно посмотрела на друга. После ее слов находящиеся на кухне обратили внимание на немца, последний, не поднимая головы, почувствовал на себе взгляд чужих глаз, стало некомфортно. — Да, всё хорошо, просто я задумался, — Третий Рейх растянул губы в кривой улыбке. Японка устало вздохнула, нацист не внушал доверия верить его словам, но дабы его не тревожить, она перестала задавать вопросы.***
Уже наступил полдень. Японская Империя и её дочь прощались с гостями. Китай пожимал руку Империи, благодаря за такое гостеприимство и хорошо проведенное время, кореянка же стояла возле Японии и что-то шептала ей на ушко, из-за чего девушки тихо хихикали. Советский Союз, уже успевший попрощаться и одеться, выходил на лестничную площадку, за ним вышли Китай и Южная Корея. Третий Рейх же обнимался с подругой и когда уже выходил за порог дома, женщина схватила его за руку и произнесла: — Будь поаккуратнее, хорошо? — Нацистская Германия кивнул и вышел из квартиры. Быстро спустившись по лестницам и открыв дверь подъезда, мужчина оказался на улице, где его встретило тёплое и жёлтое солнце, на дорогах растеклись лужи, во дворе гуляли родители с детьми, в пожелтевшей сухой траве резвились два маленьких, осиротевших котёнка, и играли друг с другом, небо было чистым и ясным, голубого цвета, немец пошёл в сторону своего дома, не поднимая головы. Придя домой, Третий Рейх разулся, снял с себя одежду и пошёл в свою комнату, он упал на кровать от усталости и провалился в сон. Ему снился приятный сон. Мужчина гулял по лесу. Кругом были высокие деревья, что подняли свои большие ветки вверх, прикрывая дорогу от солнца и его лучей, под ногами вилась узкая тропинка, около неё в траве росли одуванчики, васильки и ландыши, дул несильный ветер, он перебирал множество травинок своими руками и гладил листву. Где-то на земле затрещали кузнечики, на ветках запели птицы, а над головой танцевали бабочки, размахивали своими шелковыми крыльями в воздухе. Вот за деревом шустро пробежал юный олень со своей матерью, мать оглянулась на сына, потёрлась мордочкой о голову оленёнка и продолжила идти вперёд. Нацистская Германия же шел беспрерывно по дороге и любовался окружением. Чистый воздух, теплая погода и пение птиц, что может быть более успокаивающим? Вдруг, немец услышал позади себя шаги, он обернулся, но никого не было, мужчина продолжил ходьбу, пока через некоторое время ему снова не послышалось движение, более быстрое и резкое. Рейх подумал, что уже сходит с ума, нацист хотел было снова повернуться, но не успел. Кто-то нежно положил свои руки ему на плечи, Германия вздрогнул от неожиданности: — Добрый день, — раздался над ухом знакомый, до скрежета зубов, голос, — А что это вы гуляете по лесу один? — Не твоё дело, — грубо отрезал немец. — Что тебе нужно? — Ничего, я просто хотел прогуляться с вами, вот и всё, ничего более… — Третий Рейх повернулся к собеседнику и увидел на его лице добродушную улыбку. Коммунист был в легкой курточке и рубашке под нею, на ногах были классические мужские туфли. Через некоторое время двое пошли вместе и о чём-то говорили, честно сказать, нацист даже не заметил, как Союз ухитрился его заинтересовать беседой, но на удивление первого, он сделал это. Они бы ещё долго шли по дороге, но тут она закончилась и их виду открылась небольшая, свободная площадка, выложенная кирпичом. Вокруг, кроме деревьев и цветов с травой, больше ничего не было, лишь в самом центре находился маленький, деревянный, лакированый стол с проигрывателем на нём. Советский Союз подошёл к магнитофону и включил венский вальс. Послышалась музыка, которая распространилась по всему лесу, коммунист подошёл к Рейху и протянул руку: — Позвольте пригласить вас на танец, — Союз растянул губы в скромной улыбке, солнечные зайчики игрались в его волосах, а глаза-хамелеоны сверкали. Нацист же хотел было взбеситься за такие шутки, но не успел, потому что мужчина взял его за руку и, притянув к себе, прижал. Аккуратно положил одну руку ему на талию, а другой взял его ладонь, переплетая пальцы, Советский искренне улыбался, смотря на смутившегося немца. — Да что ты себе поз.. — его прервали. — Чш-ш-ш-ш… Давай просто насладимся вальсом? — коммунист прижал партнёра к себе посильнее и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом.***
Проснувшись после такого сна, Нацистская Германия был взбешён и смущён одновременно. Да что бы ему ещё раз приснилось такое! Но потом, прокрутив в памяти воспоминания из кошмаров, он согласился, что лучше ему приснится это, чем то, что его душит тот же Советский Союз или рубит ему руки топором. В результате этого сна, немец хорошо выспался и чувствовал себя бодрым, давно у него не было такого… Третий Рейх встал с кровати и нашёл ноутбук, вряд ли Аноним ему написал, но проверить всё-таки надо. Аноним: « Привет, прости, что так долго отсутствовал, просто у меня сломался компьютер. » Вы: « Ты просто не представляешь, как я по тебе скучал, без тебя эти дни казались мне мукой. » Осознав, что он отправил, Германия зарделся щеками, кончики ушей немного покраснели. Аноним: « Ха-ха, что, правда что ли? Ладно, хорошо, больше такого не повторится: -) » Вы: « Не то чтобы это всё было именно так, но я серьёзно беспокоился… Кстати, как твоя девушка? » Аноним: « Ты мне льстишь))) ах, да, та женщина, я её бросил, она мне изменила. Терпеть не могу предателей. » Вы: « Сочувствую. » Аноним: « Да всё в порядке, не переживай. »***
На утро Нацистская Германия проснулся бодрым и полным энергии. Кажется, что кошмары уже покинули мужчину, вернулся здоровый цвет лица, в глазах появился блеск, а на губах была растянута простая, но такая довольная улыбка. Солнце осветило комнату своими лучами, по кровати прыгали солнечные зайчики, небо было ясным и безоблачным, всё так и говорило «Доброе утро, Третий Рейх!» Немец слез с кровати, сладко потянулся и, надев тапочки, прошёл в ванную приводить себя в порядок. В зеркале его встретило слегка потрепанное, но спокойное лицо, которое ему улыбалось. Нацист умылся прохладной водой, почистил зубы и причесался, после он зашёл на кухню и приготовил себе кофе. Мужчина стоял напротив окна с чашечкой кофе в руках. Над кружкой клубился пар, горячий напиток приятно обжигал пальцы, а по комнате распространился пряный аромат. Утренняя тишь умиротворяла, на душе было спокойно. Рейх смотрел в окно и наблюдал за видом, что открылся ему, он растянул на губах слабую улыбку и, прикрыв глаза, отхлебнул из чашки, горячий кофе обжёг горло своим теплом, на языке почувствовалась приятная до дрожи горечь. Через пару минут немец допил напиток и пошёл в спальню, дабы одеться. Белоснежная приталенная рубашка обтягивала худое тело и острые плечи, поверх неё надет пиджак из плотной ткани, а на шее завязан чёрный галстук, на ногах были классические мужские туфли и брюки со стрелками, сейчас ему надевать шинель и фуражку с серебряным орлом было незачем, это только для важных событий и конференций, но никак не на работу в будничный день. Закрыв за собой дверь, Нацистская Германия вызвал лифт и, зайдя в него, спустился вниз на первый этаж, а уже потом вышел на улицу и пошёл в сторону своего места работы.***
Весь день его мысли крутились около одного желания, желания пообщаться с Анонимом. На рабочем месте немец об этом только и думал, из-за чего напоминал невыспавшегося или больного человека. Заторможенная реакция, молчаливость и постоянное витание в облаках (последнее ему даже не было свойственно). Начальник, заметивший это, решил отпустить "прихворавшего" подчиненного, чтобы он выспался, подлечился и пришёл на следующий день здоровым и готовым работать. Германия отрицал всё это, но потом всё же ушёл, решив, что от него сегодня будет толку мало. Выйдя из здания, нацист сразу заметил что-то другое, новое. Странно, но насколько он помнит, он ни разу не отпрашивался с работы или брал отгул, даже по самым важным вещам, будь то наводнение в квартире, или выпускной сына… На Нацистскую Германию снова нахлынули воспоминания. Конец июня. Денёк сегодня выдался теплым и солнечным, ветерок прогуливался по всем местам города, проходя по самым дальним закоулкам и старым дворам, он игрался с зелёной и сочной листвой на деревьях, гладил пушистую траву и срывал с одуванчиков их семена, разнося по округе, солнечный свет пробивался в просторный зал, где стояли выпускники одиннадцатого класса, молодые и крепкие юноши, прекрасные и симпатичные девушки, всё было нарядно, в зале висели плакаты-поздравления, разноцветные шары и пёстрая мишура с гирляндами, выпускники одеты в идеально отглаженные костюмы или пышные платья, аккуратно шитые, как с иголочки. Родители радовались за своих детей, улыбались, плакали и смеялись, все сидели на своих местах и внимательно слушали. А семнадцатилетний Германия тщетно пытался найти в этой толпе знакомых лиц своего отца. Да, он ушёл из дома не попрощавшись, но юноша же говорил ему, что у него выпускной в этот день ещё до того, как они поругались, мужчина даже не удосужился прийти… На глаза навернулись слёзы от обиды на единственного такого родного человека. На выпускной пришли все родители его одноклассников, кроме его отца, так больно на душе. Внезапно, кто-то трогает его за плечо, им был друг Германии — Франция: — Не расстраивайся, Гер, мои тоже не пришли, — старается подбодрить его парень и улыбается. — Да, не стоит расстраиваться из-за такой мелочи, — с облегчением говорит немец и выдыхает воздух из легких. Каким же он был плохим отцом, даже не пытался отпроситься с работы на выпускной единственного сына! Но совесть решила не беспокоить, уже слишком много времени прошло для такой ошибки. Нацистская Германия, придя домой, закрыл за собой дверь, разделся, разулся и сразу прошёл в комнату, которую не трогал после того, как сын ушёл из дома навсегда. Дверь громко скрипнула своими ржавыми петлями, в комнату прокралось солнце сквозь грязные от времени окна, сантиметровый слой пыли говорил о том, что здесь давно никого не было, но всё стояло на своих местах. Одноместная кровать сына, небольшой деревянный шкаф, комод, пушистый коврик серого цвета и рабочий стол со стулом. В гардеробе висела та же одежда, поглотившая большое количество пыли, те же книги на столе, лежавшие той же стопкой, открытая тетрадь с недорешённой задачей по химии за одиннадцатый класс, те же рамки с фотографиями… Мужчина взял её в руки и начал разглядывать. На этом фото маленькому Германии лет десять от силы, в своих синих штанишках, рубашке и с портфелем на спине, а рядом стоит Нацистская Германия, такой молодой, растянувший губы в добродушной улыбке, без выцветших глаз и с мягким взглядом. Нацист поджал губы и вспомнил тот день, стало больно. Тогда, в сентябре двухтысячного года он и его сын гуляли по городу и обсуждали первый день Германии-младшего в новой школе, мальчишка постоянно что-то рассказывал, улыбался и радовался времени, проведённому с отцом. Ещё в тот день юнец разбил коленку и заплакал, а Рейх, обняв сына и пожалев, сказал: — Ничего, боль со временем пройдёт, намного больнее тогда, когда человек тебя обидел или разочаровал, — после этих слов Германия больше никогда не плакал от физической боли, поняв, что это не так страшно, страшнее этого предательство или ложь. Нацистская Германия сел от безысходности на кровать, большой слой пыли накрыл его с головы до ног и мужчина чихнул, он вышел из комнаты, ещё держа в руках рамку, и поставил её на прикроватную тумбочку.