***
Вечер. Нацистская Германия возвращается с работы. Ветер поднялся, шел снег. Вот он видит уже знакомый до боли в сердце подъезд, горят фонари, а в их свете, словно мотыльки порхают легкие снежинки, вокруг тихо и никого не видно, под ногами весело скрипит снег. Мужчина входит в коридор и вызывает лифт, отряхиваясь от снежинок, которые прилипли к одежде. Слышится мерное движение тросов, кабина лифта плавно проходит сквозь этажи и, радостно зазвонив, раздвигает двери. Нацист заходит в подъемник и нажимает кнопку нужного этажа, вдруг слышится открытие металической двери подъезда и в помещение входит Советский Союз, он торопливо зашел в лифт и, нажав свой этаж, прислонился к стене кабины. Двери закрылись и подъемник пополз вверх. Экран с уровнями горел ярко-красным, вот уже показалась цифра семь, как все внезапно остановилось. СССР открыл до этого прикрытые глаза и глянул на Рейха, тот поглядел на него с недоумением на лице, мгновение и свет в лифте выключается, только горит маленький экранчик с цифрой семь. Найдя в темноте кнопку вызова, немец нажимает на неё и сообщает о ситуации, ровный женский голос сообщает, что спасатели приедут через полчаса. Мужчины устало вздыхают в унисон и потом наступает полная тишина. Советский Союз осмеливается её нарушить: — Рейх? — мягко звучит имя Нацистской Германии в темноте. — Да? — тихо спрашивает обладатель имени, повернув голову в сторону коммуниста. — Подойди сюда, — Рейх подходит к Советскому и хочет уже задать вопрос, но вдруг чувствует, как чужие руки его крепко и неожиданно обхватывают, обнимая и прижимая к себе. Он смущается, не зная, что делать, — Я все эти недели думал и анализировал твоё признание и твои чувства, поэтому вот мой ответ, — не успев что-либо сделать, Третий Рейх чувствует как губы коммуниста касаются его губ, нежно и невесомо, нацист оказывается в небольшом шоке, но отвечает на поцелуй, обнимая СССР.***
Спустя пару месяцев после той ситуации мужчины решили завести отношения. Когда Германия выписался из больницы и узнал об этом, он удивился, но был искренне рад за отца, Японская Империя же поздравляла друзей, счастливо улыбаясь. Китай же пожелал им счастливых и крепких отношений. Сначала они решили особо не распространяться об этом, пары надежных и близких людей могло хватить. Спустя два года они решились съехаться, продав квартиры и купив одну общую. Правда, в первое время Рейху было сложновато бросить дом, благодаря большому количеству воспоминаний, но потом отбросив всё это, с легким сердцем подал объявление о продаже. И вот сейчас, находясь в новой квартире, они вместе разбирают вещи. Советский Союз стоял около стола и нависал над небольшой картонной коробкой, вытаскивая из неё все, что можно — настенные часы, высокая стопка книг с твердым переплетом, бюст Ленина, из-за которого Рейх сначала ворчал и не хотел, чтобы он был в их доме, но потом смирился, принимая теплые объятия со стороны возлюбленного. Под руки попалась обычная, простенькая рамочка. Пустая, что интересно. Он её узнал, потому что всегда замечал её на прикроватной тумбочке в спальне, когда бывал в гостях и просто оставался на ночь у немца, но что было странным, рамка все это время пустовала. СССР вытащил рамочку из коробки, повертел немного в руках как что-то необычное и экзотическое, а потом поднял её и показал Рейху, последний в свою очередь пожал плечами: — Фотографии нет, так и не выбрал что в неё поместить, — объяснил он и поставил на кофейный столик небольшую лампу, которая только что находилась в коробке. Коммунист взял свою сумку с вещами и вытащил из неё фотоаппарат в чехле, установил штатив и сев возле Рейха, приобнял его в дружественном жесте, через пару секунд послышался щелчок со стороны устройства и Советский Союз достал только что напечатанную фотографию, показав её возлюбленному, который в ответ тепло улыбнулся, разглядывая снимок. Фото идеально подошло к рамке. Коммунист вернулся на место и продолжил разбирать вещи, а потом он спросил: — Когда ты поедешь на свадьбу Фашистской Италии? — поинтересовался Советский, не поворачиваясь в сторону Нацистской Германии, последний же ответил. — В эту субботу, ты со мной не хочешь? Он же тебя пригласил, — вспомнив строчки из письма-приглашения и недавнюю переписку со старым другом. — Можно было бы, — согласившись кивнул СССР, услышав, как немец встал с дивана и, ступая по полу, подошел к нему со спины, обняв и заглядывая за спину. — Тогда мы ещё заедем за Японской Империей и Германией, хорошо? — шепнув на ухо, спросил Третий Рейх, Союз кивнул, чувствуя горячее дыхание на затылке, по телу прошлась стая мурашек. Немец растянул на губах улыбку и прижался к коммунисту сильнее, опустившись руками вниз. СССР ощущал как касания возлюбленного приятно обжигают кожу, в висках забила кровь. Этот нацист сведёт его так с ума. — Хочешь сделать это прямо здесь? — спросил не без усмешки коммунист, чувствуя, как что-то упирается ему сзади, кажется, Рейх немного смутился. Советский разворачивается и обняв возлюбленного, страстно затягивает его в поцелуй. После берёт его на руки, что оказывается не самой легкой задачей и несёт в спальню, ухмыляясь. Уже оказавшись в спальне, он аккуратно кладет его на кровать, сам оказываясь сверху и целует в шею, закусив кожу на кадыке, Рейх тихо выдыхает, смотря в потолок. Коммунист спускается ниже и задирает футболку, открывая себе доступ к торсу мужчины, припадает губами к затвердевшему соску и, облизывая, несильно покусывает, со стороны партнера слышится вздох. СССР поглаживает Нацистскую Германию по впалому животу, проходится руками по чуть выступающим ребрам, вздымающейся груди и останавливается на бедрах, сминая их руками. Советский кладет руку на пах Третьего Рейха и несильно надавливает и водит, чувствуя насколько сильно мужчина возбужден, с его уст вырывается тихий стон. Союз снова целует немца, ощущая, как чужой горячий язык входит в его рот и ласкает десны, щекочет нёбо и очерчивает ряд ровных зубов, тем временем коммунист стягивает с него домашние штаны вместе с нижним бельём, смачивает руку своей слюной и берёт стоящий член Нацистской Германии в руку, водя вверх-вниз. Рейх садится, откинувшись на спинку кровати, а СССР устраивается между его ног, продолжая надрачивать, а после берёт член в рот, посасывая головку. Нацистская Германия охает и кладёт правую руку на темя коммуниста, зарываясь пальцами в светлые волосы. Потом Союз отрывается и приставляет два пальца ко рту партнёра, последний послушно открывает рот и принимает пальцы, посасывая их и облизывая, через пару минут Советский их вытаскивает и надавливает ими на вход Нацистской Германии, водя по сжатому колечку мышц, после аккуратно входит одним пальцем, немец вздыхает и старается расслабиться, заключая партнера в поцелуй, прикрывая глаза и легко касаясь любимых губ. Через пару минут, СССР добавляет два пальца, и продолжает разрабатывать вход, раздвигая стенки внутри и проталкивая их глубже, слышится тихий вздох со стороны нациста и коммунист, расстянув на устах улыбку, начинает двигаться быстрее, наблюдая за эмоциями Рейха. Когда же уже Нацистская Германия сам насаживается на пальцы и постанывает от удовольствия, Советский вытаскивает пальцы и стянув с себя одежду вместе с нижним бельём, приставляет себя ко входу Третьего Рейха и легко толкается, вырывая из уст возлюбленного стон. Нацист раздвигает ноги шире и обнимает Союза за шею, чувствуя как в него входит горячий и твердый СССР. С каждым толчком русский входит в немца всё глубже и глубже, всё быстрее и быстрее, слушая громкие и отрывистые стоны, Рейх скрепляет ноги за спиной партнера и двигается навстречу, заключая его в очередной поцелуй. Некоторое время спустя когда оба уже на пределе, Нацистская Германия чувствует, что член внутри твердеет и становится больше в размерах, СССР спускается рукой к стволу Рейха, берёт его в руку, надрачивая, и целует его в скулу. Ещё пара толчков и коммунист кончает внутрь нациста, через несколько мгновений и сам нацист кончает обильно себе на живот. Советский вытирает сперму на животе Третьего Рейха полотенцем, которое лежит на прикроватной тумбочке и, поцеловав его в лоб, ложится рядом, восстанавливая дыхание. — Я люблю тебя, — говорит СССР вслух. — Я тоже люблю тебя, — выдыхает спокойно он, — я верю, что теперь всё будет по-другому, — улыбаясь, говорит он и обнимает возлюбленного.