***
То, что Юрины слова не только были восприняты всерьёз, но и взяты на вооружения, его не особо радует. Если быть точным, не радуют вообще. Но если Кёя себе что-то в голову вдолбил, хрен ты из него это выдолбаешь, а потому Саваде только и остаётся, что хоть немного поутихомирить пыл малолетки и хотя бы попытаться донести очень умную, но грустную (только для Хибари) мысль: пытаться основать банду, когда ты ещё под стол ходишь по меркам взрослых — дело неблагодарное и изначально обречённое на сокрушительный провал. К счастью, мозгами Кёя никогда не был обделён, поэтому словам старшего товарища пусть и неохотно, но внемлет, что, бесспорно, радует Юрио невероятно. Ну, если не брать в расчёт то, что брюнет стал «патрулировать» город во время своих немногочисленных прогулок. Это даже звучит смешно, что уж говорить о практике. Савада даже не сомневается: наблюдатели и телохранители Кёи (а никем другим два шкафа рядом с брюнетом быть не могли) просто умирали со смеху от наивности и самомнения их юного господина. Потому что он сам едва ли сдерживает насмешливые смешки. Не позволяет совесть: обижать таким отношением ребёнка не очень-то и хочется. Слишком уж Юра дорожит их своеобразными взаимоотношениями и спокойствием рядом с Кёей. И жизнью тоже, к слову. — Знакомься, это травоядное — Кусакабе Тетсуя, — говорит брюнет, указывая на пацана лет десяти. — И он мой раб. — Ч-че-кхах-го? — закашлявшись, ошарашенно спрашивает Юрио, оглядывая рослого, слишком высокого для своего возраста и даже немного грозного незнакомца. — Меня приставили к Кё-сану, чтобы охранять его, — невозмутимо поясняет Кусакабе, отчего Савада облегчённо выдыхает: грешных делом подумал, что и правда этого рабом Хибари сделали. А могут ведь. — Ну, тогда… Приятно познакомиться. Я Савада Юрио, — неловко отвечает блондин, протягивая руку для рукопожатия. Кёя смотрит на него, как на дебила, а Тетсуя низко кланяется, отчего мальчик краснеет в неловкости и смущении. — Эт-то… — Пф. — Наследник клана Хибари насмешливо щурит глаза и усмехается — Юрио ужасно хочется дать ему оздоровительный подзатыльник. — Приятно познакомиться, Савада-сан! — громко говорит Кусакабе, отчего прохожие оборачиваются на странную троицу, и блондин краснеет ещё пуще. — Ты эт-то… не так громко давай, — неловко бормочет Юра, которого юноша всё же смог расслышать. — Простите! — ещё громче извиняется Тетсуя, а Савада только делает смачный фейспалм. Господи, ну за что это всё ему? Что ж он такого плохого-то сделал?***
Кусакабе Тетсуя оказывается, на удивление Юры, довольно интересным парнем. Он много читает, многое знает (для своего возраста, конечно), многим интересуется. Юноша легко поддерживает беседу и всегда удивительно располагает к себе: то ли своим нерушимым спокойствием, то ли тем, что разговаривает уважительно. Даже сверх меры уважительно. Савада, впрочем, не против, скорее ему такое невероятно приятно, будто он снова пятнадцатилетний талантливый фигурист, которым восхищаются и которого уважают. Жаль, что реальность так далеко от этого. А ещё Тетсуя неожиданно положительно относится к идее Кёи создать банду, и это, пожалуй, единственное, что в парне не нравится Юре. Потому что поддерживать такую идею как минимум опасно для самого Кусакабе: случись что с его подопечным, и не снести ему головы — о Кёе Савада вообще молчит. Он же ещё совсем ребёнок! К тому же, во всё это впутали и его, что не может не раздражать: иметь что-то общее с якудза и просто отморозками Юрио совсем не хочется, что совершенно не волнует Хибари, а значит: выбора у Савады нет. Поэтому блондин глубоко вздыхает и идёт на поклон Нане. Их уговор давно был Юрой провален, даже если с появлением Кёи мальчик стал спокойнее, он всё также порой дерётся с одногруппниками и другими детьми, отчего у Савады-старшей довольно много проблем, а о выплаченных компенсациях Юрио даже вспоминать не хочет: такие цены доводят его до обморочного состояния. Однако он не теряет надежды уговорить приёмную матушку записать его на фигурное катание, в конце концов, в прошлой жизни он был твёрдо намерен посвятить этому виду спорта всю свою жизнь и отступать сейчас, когда никаких Викторов и Юри в этом мире нет и не предвидится, было бы верхом идиотизма. Идиотом Юрио себя не считал, не считает и считать не собирается. А потому сейчас он стоит перед удивлённой Наной и сгибается в поклоне. И его гордость нисколько не задета: всё, что он сейчас делает, он делает ради себя и своего будущего. — Пожалуйста, запишите меня на уроки фигурного катания! — почти умоляет Юрио, зажмурившись. Ответ столь важен, что его одновременно и хочется услышать, и нет. Потому что страшно услышать «нет».