легкие, наполненные морской водой

      Маркус замирает перед входом в смотровую ровно на полторы минуты. Осознание приходит к нему накатывающей освежающей волной, вырывающей из жара мыслей. Осознание, что он топчется на месте, что не движется ровным счетом никуда в изучении русалки, кроме чтения записей прошлого врача. Его разум словно затуманен этим дивным существом, что навряд ли означает что-то хорошее. Едва ли он способен мыслить здраво, когда дело касается русалки, едва ли он вспоминает по какой причине он вообще здесь. Да, без сомнений, он занимается её изучением, но Элайджа Камски приглашал его не за изучением.       Коротко выдыхая, Маркус потирает ладонями лицо и прислоняет ключ-карту к индикатору, ожидая, когда тот одобрительно пискнет и позволит войти. В его сегодняшних планах было закончить уже изучение записей и приступить к обучению русалки дыханию и к поиску проблемы, по которой Коннор отказывается от еды. Вот только, едва успевая переступить порог смотровой, Маркус теряет нить строго выстроенных мыслей и планов. Элайджа Камски стоит в предельной близости к аквариумному стеклу бассейна и глядит на лазурного цвета воду. Лицо его не отражает никаких эмоций, но глаза внимательно, с жадностью, следят за происходящим в бассейне – по ту сторону стекла юрко носится Коннор, делая вид, что не замечает своих наблюдателей.       – Добрый вечер, – нарушает тишину Маркус, прикрывая за собой дверь и оставляя комнату в прежнем полумраке.       – Вы сегодня поздно, – Камски не упрекает, просто интересуется причиной задержки, но Манфреду кажется, что тому и дела никакого нет, и вопрос он задал лишь из вежливости.       – У меня не было возможности приехать раньше, – опуская на стол свою папку с заметками и придвигая ближе толстый зеленый блокнот доктора Ву, Маркус не уверен, что стоит говорить сейчас о Иерихоне, где он сегодня работал в первую смену, или о том, что желание приходить сюда у него уже начинает испаряться.       Темное пятно плавника Коннора мелькает на доли секунд и исчезает за пределами видимости, но Маркус уже чувствует, как его тянет магнитом ближе к стеклу. Он старается сопротивляться этому порыву, но спешно сдается – едва ли понимает, зачем вообще противился.       – Сегодня он чувствует себя лучше, – замечает Манфред, и Элайджа растягивает губы в улыбке. Его затянувшееся молчание напрягает, свинцом давит на плечи, но когда он, наконец, говорит о своей русалке, тон его окрашивается в пестрые аквамариновые чешуйки.       – Он в хорошем настроении.       Маркус глядит на резво плавающего по своему огромному бассейну Коннора и внезапно не ощущает себя столь же воодушевленным. Он чувствует себя измотанным, уставшим и потрепанным. Живая русалка словно выкачала из него все силы, одним своим прикосновением отняла спокойный сон и вселила в душу сомнения и тревоги. Глубоко вздыхая, Манфред отмахивается от этой мысли, потому что это едва ли должная причина для его самочувствия – он не должен обвинять невинное существо в собственной усталости, переработках и желании закончить работу быстрее. Коннор не виноват в том, что он, Маркус, будто в затянувшемся шторме.       – Вы спите?       Вопрос Камски задает неожиданно, наконец, отрываясь от созерцания своей зверушки, и отсвет от бассейна голубым светом ложится на его бледную кожу, освещая одну половину лица, другую же держа в тени. Он смотрит на Маркуса взглядом внимательным и даже в какой-то степени отеческим, каким мог бы смотреть Карл. Долго выдерживать этот взгляд у Манфреда не выходит, и он отворачивается, с досадной мыслью приходя к тому, что выглядит он и впрямь неважно, раз даже Камски замечает это.       – Конечно, – говорит он с полной уверенностью, считая, что пара часов за ночь и пара минут по дороге сюда вполне подходят под определение “сон”.       Камски на его ответ чуть хмурится, вновь гнет губы в улыбке и качает головой. Рука его мягко ложится на плечо Маркуса и ощущение тяжести от его слов увеличивается вдвое.       – Мистер Манфред, – его голос словно перемазан елеем и от его тона у Маркуса сводит скулы, но он всё же прислушивается, потому что Элайджа едва ли говорит что-то просто так. – Не стоит тратить все свои силы на это существо, не стоит загонять себя и свой организм. У нас уже был один такой сотрудник, что без устали занимался русалкой.       Новость не удивляет Маркуса; он уже читал нечто подобное в дневнике доктора Ву, но сейчас он не может припомнить имени человека, о котором говорил прошлый ветеринар. Он вспоминает о нём урывками, не уверенный, что точен в своих догадках, но спрашивает у Камски всё равно.       – Вы говорите о бывшем тренере Коннора?       – О нём. Хэнке Андерсоне, – Элайджа кивает и похлопывает мягко ладонью по спине Маркуса, собираясь уже уходить. – Будьте умнее, послушайте моего совета и поспите должным образом.       После минутного колебания Манфред кивает и повторяет имя бывшего тренера несколько раз, чтобы запомнить его. Хэнк Андерсон. Что же такое случилось с ним, что он больше не возится с русалкой, хотя Элайджа упомянул, что это было излюбленным занятием мужчины? Мысль появляется в голове быстрее, чем Маркус успевает её понять, и он оборачивается к бассейну.       – Мистер Камски, позвольте один вопрос, – окликает он уже успевшего подойти к двери главу корпорации. Тот заинтересованно кивает, пряча руки в карманах темных дорогих брюк. – Эта русалка, Коннор… При вас он проявлял приступы агрессии?       – Почему вы спрашиваете? Не верите написанному?       С ответом Манфред медлит, явно не готовый к тому, что ему вообще придется отвечать на столь каверзные вопросы. Он просто хотел получить ответ на вопрос, просто понять, отчего все вокруг твердят ему об осторожности, когда она, очевидно, не требуется. Коннор вовсе не опасен, лишь по записям какого-то неизвестного Маркусу человека, лишь на словах местных работников.       – Просто не могу понять, почему…       – Маркус, – Камски вздыхает устало, начиная фразу с тона, которым зачастую разговаривают с неразумными детьми, – не стоит слепо доверять этому существу. Легенды правдивы, и вы находитесь подле одной из опаснейших особей подводного мира. Если вам проще будет понять всю его опасность не через записи неизвестных вам людей, то вернитесь к исконным легендам, они не менее точны в своих терминах.       Холод проносится по коже Маркуса со словами Элайджи – словами серьезными, едва ли насмешливыми и приторно мягкими, какими он привык говорить в своем окружении. Юноша оборачивается к стеклу бассейна, к лазурной воде и мелькающему темному хвосту и чувствует, как грудь сдавливает тяжестью – он знает все легенды и придания о русалках и почти все они сходятся к одному – смерть.       – Но…       – Моя русалка способна очаровывать, как и все прочие из его вида, – бросает напоследок Элайджа, прежде чем покинуть смотровую. – Постарайтесь не оказаться в его бассейне ненароком.       После Камски в помещении воцаряется тишина, которую Маркус не решается нарушить ни одним лишним движением. Он так и продолжает стоять у аквариумного окна в бассейн Коннора, глядеть на воду и не видеть её, потерявшись в собственных мыслях. Он не знает, почему ему так трудно смириться с тем, что Коннор может быть опасен – никаких сложностей прежде у него не возникало с иными хищными особями.       “Он не просто очередная хищная особь,” – напоминает себе Манфред и прикрывает глаза устало – ему нужно собраться. Ему нужно собраться, потому что подобные мысли лишь усугубят всё, лишь не приведут ни к чему. Возможно, что они даже спугнут доверие русалки к нему, а Маркус понимает, что этого делать не нужно. Вот только теперь его жалит назойливая мысль о том, а доверяет ли Коннор ему на самом деле или это лишь очередная уловка хитрых хвостатых бестий?       Пронзительный стон косатки заполняет крохотную смотровую, и Маркус оборачивается к предмету своих мыслей, замершему у стекла. Прекраснейшая русалка, ей богу, глядит на него глазами с бирюзовым кольцом вокруг радужки, глядит пристально, словно понимая его мысли. И Маркус хочет сказать ему, чтобы тот уходил, уплывал и оставил в покое, но вместо этого лишь покорно вздыхает – сегодня у него явно не получится закончить изучение дневника.       Маркус поднимается в бассейновый отсек номер 3 снедаемый сомнениями, правильно ли он поступает – слова Элайджи не желают покидать его разум, как и прекрасная русалка не желает покидать его сердца. Всё слишком уж перепутано, и Маркусу попросту нужно время, чтобы он мог собраться с силами и мыслями, чтобы он смог понять, что же делать дальше, но времени у него нет.       Коннор плавает на поверхности; показывается на мгновение над водой и скрывается под водной гладью, его черных хвост переливается синими чешуйками под светом ламп, а вода будто обнимает его. Любоваться подобным зрелищем можно на протяжении нескольких часов, Маркус знает, но сегодня у него нет столько времени, и он ступает ближе к ограждению, пока так и не решаясь ступить за него, на мост.       – Привет, – Маркус всегда начинает разговор первым, потому что не знает, сколько бы играл с ним Коннор, не прерви он его приветствием. В этот раз русалка даже не реагирует, продолжая энергично плавать, выныривать и погружаться. – Ты сегодня бодрый, у тебя всё хорошо?       Коротко выдыхая, Маркус подавляет свое недовольство – морской народ своенравен, и нет никакого смысла сердиться на Коннора за то, что тот его игнорирует, хоть и сам позвал сюда. Потирая ладонью щеку, Маркус отворачивается от русалки, резвящейся в воде, и приседает на парапет, соединяющей мост и ограждение.       – Маркус.       Ох, он знает, что увидит, когда обернется, и потому не оборачивается ни на единую секунду, потому что ему просто нужно чертово время, чтобы, наконец, отдалить Коннора от себя. Хвостатый юноша же этой возможности не дает, плеща водой позади и зовя по имени вновь. Он словно с каждым словом накидывает на Маркуса невидимые нити, что вяжут его прочно к нему, к чистому духу океана, запертому в подземном бассейне.       Маркус оборачивается.       Русалка покачивается на водной глади, пронзает взглядом и вновь ныряет, поднимая своим хвостом брызги, а Манфред ступает на мост.       – Мистер Ветеринар, я уже устал делать вам замечания, – голос Глена в динамиках почти не доносится до слуха Маркуса, полностью погруженного в очарование русалки, в его чудный голос и тихую мелодию, исходящую из глубины его горла.       Тёмным пятном чёрного хвоста Коннор проплывает под мостом и выныривает с другой стороны, а Маркус следит за ним взглядом, не в силах оторваться. Коннор прекрасен и невинен, он едва ли походит на то существо, о котором говорил с ним Камски менее получаса назад.       Хвостатый юноша вновь подплывает ближе, пальцами цепляется за край мостовой перегородки и глядит так пристально, так заинтересовано, что у Маркуса спирает дыхание. Коннор чарующе прекрасен с лёгкой заигрывающей улыбкой и взглядом, будто горящим изнутри. Манфред глядит на это преображение и ком в горле сглотнуть не может – Коннор вновь врывается в его жизнь, в его сознание прекрасным сказочным видением, чья кожа цвета морской пены переливается, будто в лучах солнечных, чьи аквамариновые чешуйки на теле взгляд притягивают. И Маркус будто дышать забывает как, когда Коннор чуть подтягивается на локтях, выныривая из воды по самые жабры.       – Океан? Ты видел его? Его безграничные просторы? Ты бороздил их?       Он задаёт вопросы, а в его глазах зажигается та искорка, свойственная детям, когда они заводят разговор о чём-то, что занимает все их мысли. И Маркус понимает эту русалку – он говорит о доме, он скучает по нему дико и едва ли ему кто-то что-то говорит здесь об океане.       Маркус ладонь протягивает и осторожно касается щеки Коннора, проводит пальцами по чешуйкам и желание дикое подавляет просто спрыгнуть в эту воду.       – Да, я…Я бывал в очень необычных и красивых местах, – Маркус чуть отстраняется, глядит на русалку и вновь ощущает это чувство, будто он тонет, будто его засасывает в воронку, и выбраться не кажется возможным. Вот так очаровывает русалка? Вот так она яд свой впускает в кровь, отравляя? Вот так она утягивает к себе на дно, где даже костей не оставит? Камски говорил ему что-то об этом.       – Ты – моряк?       Лёгкая доля удивления звучит в голосе Коннора, когда он чуть отстраняется. Вот только Маркус даже вставить слово не успевает о том, что он лишь путешествует с командой, исследуя океан. Он не считает себя причастным к мореходам, хоть и приходилось на суднах исполнять обязанности матроса. Коннор ладонями обхватывает лицо Маркуса, тянет к себе и губ его своими почти касается. Такой долгожданный поцелуй, такой желанный и такой нужный, чтобы продолжить дышать, но который Коннор обрывает, даже не начав.       Маркус, наконец, осознает, что произошло. Его едва не поцеловала русалка, он был лишь в паре сантиметров от воды, он запросто мог оказаться там, попроси Коннор его об этом. Волна ужаса прокатывает по спине, когда он смотрит на то, как хвостатый юноша скрывается под водной гладью. Волна ужаса никуда не уходит, когда Глен – крупный мужчина за тридцать с пышной шевелюрой и аккуратной бородой, – помогает ему вернуться в безопасную зону.       – Я ведь говорил, мистер Ветеринар, утащит… – пыхтит охранник, встряхивая Маркуса и помогая ему устоять на ногах. – Осторожнее с этим чертом надо быть.       – Спасибо, Глен, – выдыхает Маркус, наконец, ощущая, как дурман отпускает его и к усталости прибавляется еще и лихорадочное опустошение. – Спасибо.