Меня тут не ждали? Вам же хуже.

***

Светло-бежевые обои, имитирующие тростник. Книжные полки темного дерева. Одна. Вторая. Третья. Книжки. Переплеты разноцветные. Стопка журналов. Неаккуратная, кривая. Один на полу раскрытый лежит. Фоторамочки в рядок. Модные. Цвет венге. Черно-белые фото. Телевизор. Плазма. Крутой. Большой. Тумба низкая. Диски рассыпаны. Снова полки книжные. Взгляд отрешенно скользил по стене, фиксируя детали, не останавливаясь. Слева направо. Снизу вверх. И снова слева направо. Стена была изучена до мелочей, до малейшей трещинки и царапинки. Но переворачиваться на другой бок, как и вообще двигаться, совершенно не хотелось. Ничего не хотелось. Медленно светлел квадрат окна, занимался новый день. Еще один бесполезный день... Прошло целых пять бесконечных дней с того момента, как я очнулся в больнице. Чувствовал я себя по пробуждению прекрасно, ничего не болело, выспался на год вперед. Был готов сразу встать и уйти. Но меня не пустили. Занудные врачи что-то говорили об обследовании, о нестабильности, о рецессии, о стрессе. Глупости, конечно. Какой стресс? Подумаешь, ничего не помню. Остальное-то в норме. Слушать меня не стали. Затолкали на какие-то процедуры. Потом разные люди долго и нудно говорили всякие глупости, чего-то от меня хотели. Я, как и просили, отвечал, вежливо отвечал. Даже улыбался. Видеть мне никого не хотелось, но меня постоянно тормошили. Мелькали лица. Незнакомые. Малознакомые. Непонятные. Приходили, уходили, говорили, убеждали, плакали, ругались, снова говорили. Странные... Из них всех я узнавал только Илью. Личности остальных категорически отказывались всплывать в памяти. Да и Илью этого я не знал. Не помнил, кто он, что нас связывает, не понимал, зачем приходит. Но он был первым, кого я увидел, очнувшись в больнице. Илья рассказал, что я попал в аварию. И два месяца лежал в коме. Я не помнил. Ничего не помнил. В голове было пусто-пусто. Илья назвался моим другом. Сказал, что мы вместе выросли. Что в школу вместе ходили. Сказал, что я известный танцор. Фотографии показал. Я кивнул, принял к сведению. Но внутри ничего даже не дрогнуло. Илья сказал, что я единственный ребенок и наследник в семье банкиров, что мой отец, Стрельцов Евгений Сергеевич, очень важная шишка. Но он в Швейцарии сейчас. Обмолвился, что мама умерла давно... Илья долго негодовал, что мой отец даже не позвонил ни разу, не справился о моем здоровье. Мне было всё равно. Всё рав-но... На третий день я решил, что эта бестолковая суета мне надоела, и вечером после муторных непрекращающихся разговоров улучил момент, когда народ зашумел по коридорам, и ушёл. Забрал в гардеробе чьё-то пальто и ушёл. Илья, заметив меня на выходе из больничного парка, удивился. Покричал, пошумел. Грозился запереть в больнице, пока у меня мозги на место не встанут. Мол, только полный дебил будет гулять посреди декабря в распахнутом пальто и тапках. Я не понял, чем ему мои тапки не понравились. Молча сел в машину. Его машину, на пассажирское место. Подождал, пока он наговорится, и велел ехать домой. И добавил, что если ему так не терпится пообщаться с врачами, пусть обходится без меня. А мне в больнице наскучило. Он поворчал. Но согласился. Как доехали до дома, я не запомнил. Молча смотрел на дорогу, на падающий снег. Ночью Илья, оставшийся у меня, то и дело заглядывал в спальню. Я, заслышав его шаги, закрывал глаза. А потом снова смотрел в потолок. Спать совершенно не хотелось. После завтрака, прошедшего в тишине, Илья показывал мне, что и где находится. Моя квартира оказалась действительно моей. Но мне она не понравилась. Какая-то чересчур безликая, чужая и холодная. Большая и бестолковая. Минимум мебели. Ненавязчивые цвета. Скукота. В подземном гараже у меня нашлась ещё одна машина. Здоровенная, черная и холодная. Илья сказал, что мне её подарил отец. Давно. Я принял этот факт как должное и развернулся к выходу. Садиться за руль всё равно не собирался. Илья догнал меня, схватил за плечо и стал уговаривать прокатиться, мол, мне надо вспоминать, как управлять машиной. Я покачал головой и дернул плечом, вывернувшись из хватки. Он принялся размахивать руками и громко доказывать, что это будет здорово и мне очень даже полезно, потому как надо избавляться от страха. И добавил, что только полный лох будет отказываться прокатиться на Кайене. Я молча отдал ему ключи и ушел, поднявшись в квартиру. Илья не вернулся. Я облегченно вздохнул. Он был слишком шумным, слишком ярким, слишком активным, слишком навязчивым. После его ухода я ещё раз осмотрел свои владения. Медленно обошел комнаты, все четыре, касаясь пальцами стены. Подолгу стоял и смотрел в окна. Ничего не вспоминалось. Вещи казались чужими. Всё было чужим. Не моим. К вечеру снова нагрянул Илья. Притащил каких-то незнакомцев. Сказал, что друзья. Я кивнул и ушёл в спальню, заперевшись. Но побыть в одиночестве и тишине мне не дали. У Ильи нашлись запасные ключи. Пришлось сидеть с ними. Они говорили без умолку, шумели, слушали странную музыку. Улыбаться и слушать их мне не хотелось. Я молчал и смотрел в окно. Ночью я опять не смог заснуть. Полежал с закрытыми глазами. А потом просто уселся на широкий подоконник и смотрел в темноту за окном. Ближе к рассвету замерз и лег обратно на кровать. Есть мне не хотелось, шевелиться тоже. И я просто лежал, глядя в окно, наблюдая за ходом солнца, за танцем низких туч, за темнеющим небом, за мигающими в просвете облаков звездами, за тонкой луной. Громко звякнули ключи, грохнула входная дверь. - Данька! Это я! — из коридора донесся крик Ильи. Я медленно прикрыл глаза. — Данька? Ау! Ты где? — по коридору прошлепали шаги. — Та-а-ак... И что же это такое интересное мы тут наблюдаем... — раздался недовольный голос надо мной. Я, прикрыв глаза, молча лег на другой бок, уставившись в стену. - Данька! Придурок такой! Я с тобой разговариваю или со стеной?! — меня дернули за руку, поворачивая к себе. — Данька! Вздохнув, я посмотрел на него. - Что? — разлепил губы. - Через плечо! — рявкнул он, нависнув надо мной, сложив руки на груди. - Я в порядке, — я медленно уселся на кровати, свесив ноги. — Всё хорошо. - Правда, что ли? — издевательски протянул он. — Да ты себя вообще в зеркале видел?! Ты же как привидение! Такой же тощий, прозрачный, лохматый и зеленый! И ты будешь продолжать настаивать, что с тобой все хорошо? - Я в порядке, — проговорил, поморщившись. Илья кричал слишком громко. — И я не зеленый. Я смотрелся в зеркало. - Смотрелся он, подумайте тоже! Да ты из больницы свалил в гораздо лучшем виде! Как можно усохнуть в половину за сутки?! Можно подумать, что ты совсем не жрешь! - Жру я. - Да, бля, жрешь! Только не глотаешь! Или же святым духом питаешься? — с чего-то разозлился он. — Ты же таешь на глазах! Твою мать, оставил на один день, а этот страдалец ненормальный и рад стараться... Я воспитанно ждал, когда он закончит мысль. Илья, мрачно прищурившись, резко вздернул меня на ноги. Я, пошатнувшись от неожиданности, вцепился ему в плечи. - Стоять. Так, короче... — встряхнул он меня, я нечаянно клацнул зубами, прикусив язык. — Или ты, сученок, приходишь в себя, или я тебя сдаю в дурку. Я лишь вздохнул, не понимая, что ему от меня надо: со мной всё в порядке, я жив-здоров. Видел же он результаты последних анализов, сам их забирал. - Что тебе надо? - Что мне надо? Что мне надо?! — снова потряс он меня. — Надо, чтобы ты снова смеялся, ругался, матерился и курил, как паровоз! Надо, чтобы ты командовал и гонял всех строем! Чтобы ты с упоением танцевал, позабыв обо всем! Надо, чтобы глядя на тебя, народ зажигался и хотел жить! А сейчас, глядя на тебя, так и тянет дать корочку хлеба и покормить с ложечки, пожалеть сиротинку! - Ха. Ха. Ха, — посмеялся я и протянул руку. — Дай сигарету, буду курить. - Придурок! — Илья толкнул меня обратно на кровать и пробежался взад-вперед по комнате. Замер у шкафа. Распахнул дверцы, покопался, бросил в меня вещи. — Одевайся. Дома я тебя больше не оставлю. Я, равнодушно пожав плечами, стал переодеваться. - Что, даже не поинтересуешься, куда мы едем? — я промолчал, глядя на морозный узор на окне. — Пиздец же ж полный... — сплюнул он. — Пошли. Мы катались целый день. Илья объявил, что сегодня весь мой, и возил по местам, значимым для меня. Протащил по коридорам какой-то школы. Якобы мы тут учились. Познакомил с учителями. Я стойко выдержал поток ненужных воспоминаний и глупых слез. Заставил подняться на сцену в актовом зале, мол, я там выступал на выпускном. Затем привез в заснеженный парк, в котором я чуть не утоп в детстве, и мы топтали дорожки целых два часа, прежде чем он удовлетворился. Я промерз насквозь. Потом он хотел потащить меня в Универ, но мне уже надоело. Я молча развернулся и пошёл к парку. Там было тихо, спокойно, пусть и холодно. Илья догнал меня, схватил за руку. Увел. Обедали в моем ранее любимом кафе. После обеда Илья отвез меня в клуб, где я тренировался, заново познакомил с коллегами. Теми, с которыми выступал до аварии. Они радовались, хлопали по плечу, обнимались, жали руку. Я терпел. Улыбался. Потом Илья, оказавшийся не только другом, но и менеджером, потащил меня ужинать в очередной мой любимый ресторанчик. Я считал минуты и жевал, не чувствуя вкуса. Долго сидели, на улице стемнеть успело. Илья, бдительно следивший за тем, чтобы я все съел, дождавшись, когда я встану, влез под руку и предложил сходить в театр. Я согласился, надеясь погреться и поспать. Вот только выспаться мне не дали. На сцене громко топали и скакали, пронзительно верещала ужасная музыка. Я, дождавшись, когда мой надзиратель выйдет из ложи, ушел. Мне хотелось тишины и покоя. Илья догнал на улице, заставил одеться. И наконец-то отвез домой. И не приставал с глупыми разговорами. Я оценил. В квартире Илья, заявив, что остается на ночь, ушел на кухню, застукал дверцами шкафов и посудой. Я лишь плечами пожал. Мне было всё равно. Только бы не шумел. Скинув пальто, прошёл в спальню, лёг на кровать и закрыл глаза, надеясь, что он посчитает меня уснувшим и отстанет. Негромко тикали часы над кроватью. Уличный фонарь рисовал квадраты света на темном потолке. Гудели внизу машины. Тихонько скрипнула дверь. - Ты не спишь. Я знаю... – глухо сказал Илья. – Вставай. Пошли ужинать. - Я не голоден, — ровно отозвался. - Зато я голоден. Составишь мне компанию, — распахнул он дверь, я зажмурился от ударившего в глаза света. — Я жду. Кивнув, я встал и молча вышел. Илья прошел следом. Я вяло ковырялся в тарелке, ожидая, когда он закончит и отпустит меня. Есть мне совершенно не хотелось. Илья, с грохотом отодвинув стул, встал и, что-то шипя себе под нос, всунул мне в руки кружку. - Хватит издеваться над запеканкой. Всё. Ты победил. Пей чай и вали. - Я не хочу, спасибо. - Пей чай, я сказал, — он скрипнул зубами. — Пока всё не выпьешь, из-за стола можешь не вставать. - Хорошо, – смирился я, делая глоток. Чай был горячим. Пришлось ждать, когда остынет. Домучив бездонную кружку, я поставил её на стол дном к верху, показывая, что она пуста. – Я все. - Я счастлив. Иди, – мотнул он головой, глядя в свою тарелку. Кивнув ему, я ушел обратно к себе. И наконец-то лег, закрывая глаза. Я ужасно устал, ноги гудели. И не заметил, как уснул. Меня раздирало на части, корежило и выворачивало, внутренности полыхали огнем, мир бесновался и сходил с ума, перед глазами стояла кровавая пелена. Я сходил с ума от боли, она ядом заливалась в вены, кожу словно сдирали по живому. Я орал и бился, пытаясь освободиться, но облегчение никак не наступало... - Данька! Да проснись же ты! – вместе с оглушительным криком на меня хлынула ледяная вода. Я подскочил, трясясь всем телом, судорожно цепляясь в плечи Ильи. – Ну, всё, всё... Это только лишь кошмар... Кошмар... - Ага... – я клацал зубами от холода. Постель подо мной была ледяной и мокрой, одежда тоже, с волос капало. - Воробей ты щипаный... – Илья прижал меня к своей горячей груди, обнимая. – Все, все, тш-ш... Успокойся... Эх, горе ты моё... – он стал стаскивать с меня промокшую футболку. – Пошли, в зале уложу... – и, вздохнув, потянул за собой. – И мне так спокойнее будет. - Не хочу спать, – прохрипел я, дергая руку на себя, пытаясь освободиться. – Они вернутся... Не надо... - Кто? - Кошмары... Не надо. - И ты поэтому не спишь? – удивленно спросил он. Я кивнул, глядя куда-то в пол. – Дань, спать надо по-любому. Будешь выделываться – каплями в чае не отделаешься. - Капли в чай... – я задумался. Но голова соображала туго, ничего не придумывалось. – Зачем? - Что бы ты наконец-то нормально поспал, идиота кусок! – прошипел Илья. - Нет, – отстраненно выдохнул я, снова погружаясь в свое спокойствие. И отступил к стене, спрятав руки за спиной. – Не надо спать. - Данька, кошмары – это не повод не спать вообще. Я рядом лягу, не пущу кошмары. А утром придет врач, я спрошу снотворное, чтобы ты спал без сновидений. Так сойдет? - Не надо врачей, — я мотнул головой, глядя куда-то в пол. Мне ужасно хотелось тишины. И покоя. - Что же ты за упрямое создание-то... – проворчал он, надевая мне на голову сухую футболку. – Пошли. Утром разберемся. - Я не хочу спать. - Я хочу. Три часа ночи, между прочим. А кому-то завтра снова с потерпевшим носиться, как петуху с золотым яйцом. - Зачем? – не понял я, замерев на месте. Он говорил странное, у меня не получалось его понять. - Тьфу ты! – Илья толкнул меня в спину, выталкивая в коридор. – Иди давай, или я тебя на руках понесу... И надень ты нормально футболку! - Хорошо, – я принялся натягивать футболку, путаясь в рукавах. Руки не слушались. - Твою мать... Дай сюда! – он помог мне одеться, ругаясь под нос. Обнял, прижал к себе, глухо выдохнул куда-то в шею. – Данька, засранец, ну приди ты уже в себя... Я уже не знаю, что ещё сделать... Можно было бы с парашютом прыгнуть или на горках американских прокатить. Так не сезон... Или, может, тебе ещё одну аварию устроить? Ну, клин клином же вышибают... Если за руль ты отказался сесть. - Не надо, – я отстранился, сел на разобранный диван. – Не надо аварию. Не надо парашют. Ничего не надо. Я в порядке... - В порядке? – спросил Илья, усевшись рядом. – Хм... Ну, давай, проверим, в каком ты порядке. Он вдруг повалил меня на спину, завел руки за голову, прижал их к подушке. Я вздохнул, уставившись в потолок, надеясь переждать его непонятные действия. Илья странно рыкнул и вдруг вцепился мне в подбородок, поворачивая мое лицо к себе. - Если ты в порядке, так дай мне в морду! - Зачем? – не понял я. - Затем! – рявкнул он и впился в мой рот. Я замер, не понимая, что он такое делает. Илья, шикнув, укусил меня за губу и, продолжая удерживать руки одной своей, полез мне под футболку, касаясь живота холодными пальцами. Я невольно вздрогнул от пронзительного холода и попытался отстраниться, но он не давал увернуться, терзая мой рот, царапая кожу ногтями. От неправильности происходящего у меня свело внутренности, взлелеянный ледяной панцирь лопался и трещал по швам. Это неимоверно злило и выбивало из равновесия. То, что он творил, было недопустимо, переходило все границы. Я дернулся, пытаясь вырваться, но он, вцепившись пальцами в волосы, задрал мне голову и укусил в шею. Горячий пузырь гнева лопнул, расходясь ядовитым жаром в животе, растекаясь по жилам от пупка. Я взвился от боли и ярости. - Отвали от меня! – заорал, извиваясь всем телом. - Обойдешься! – Илья навалился, вдавливая в диван, продолжая целовать, кусать, царапать и тискать. От гадливости меня передернуло. Это было ужасно, мерзко и тошно. Зарычав от переполнившего меня бешенства, я ударил его коленом куда-то в живот, скидывая с себя. - Сука! Какая же ты сука! Тебе что от меня надо, паскуда ты такая! – заорал, вскакивая с дивана и набрасываясь на него с кулаками. Я был готов убить эту гниду, что посмела дотронуться до меня. Илья не сопротивлялся, только закрывал лицо руками и мелко трясся всем телом. Я не сразу понял, что он смеется. Меня как водой окатило. – Ты больной? – спросил, усевшись на пол рядом и озадаченно глядя на него. - Данька, какой же ты тупой! – сквозь смех простонал Илья, сворачиваясь на боку. – Все почки отбил, идиотина! Но как же я скучал! — он приподнялся на локте. — Эх, если бы знал, что ты так на это отреагируешь, раньше бы полез! - В смысле? — я удивленно на него уставился, потирая ушибленные костяшки. - Да всё в том же смысле! — расхохотался он довольно, запрокинув голову. — Я ж к тебе и так, и этак, а ты, сука, не реагируешь! Прав был Петрович, шок для тебя — самое лучшее лекарство. Это твой лечащий док, если ты не помнишь, — он шмыгнул носом, слизал кровь с рассеченной губы, потрогал пальцем зуб, поцокал языком.— Кстати, удар у тебя — как у цыпленка. Буду гонять. Нещадно. - Э-э... Ясно... – я отсел подальше. После бешеного взрыва у меня немного тряслись руки и я их спрятал между колен. – Нормально все? — Илья отмахнулся. — Ладно... Прощения просить не буду, — парень насмешливо фыркнул, закатил глаза. После встряски голова наконец-то заработала, и я решил уточнить одну вещь: — А мы, что... Это... Эти... - Да бог с тобой! – хохотнул он и пересел на диван. – Ты ж как брат мне, тупица! — стукнул кулаком в плечо. — Да и не в моем вкусе ты, уж извини, братан, – он, ухмыляясь, шмыгнул носом и вытер лицо ладонью. - А зачем? - Ты что, снова тупишь? - А в рыло? – прищурился я. Илья выставил раскрытые ладони, испачканные в крови. - Прости-прости, что посмел покуситься на неприкосновенный филей вашей светлости! – он рассмеялся негромко. – Но я, честно, перепробовал почти всё, что только можно. Уже практически отчаялся. Так что не злись на меня и не бери в голову. Клянусь, что больше к тебе и пальцем не прикоснусь. Если ты, и правда, пришёл в себя. - Не знаю, как насчёт «пришел в себя», но если полезешь, получишь в зубы, – скривился я. - Как скажешь! – ухмыльнулся Илья и удалился в ванную. Зашумела вода. Через минуту он вернулся, на ходу надевая чистую футболку. – Мир? – он протянул руку. - Мир, – вздохнул я, пожимая плечами. - Надеюсь, ты всё вспомнишь. Начало положено. Ты, слава Богу, больше не мороженая треска. Ведь так? – Илья испытующе посмотрел на меня. - Так, так... - Всё. Давай-давай. Ложись. - Что, на диван? Вместе? – подозрительно нахмурился я. Спать в одной кровати? Особенно после произошедшего. Илья, заметив мое недовольство, закатил глаза. - Тоже мне, недотрога! Пф, радушный хозяин, куда деваться... — фыркнул он. — Куда ещё прикажешь ложиться, а? В твоей кровати пруд, хоть лягушек запускай. Не на полу же мне спать! Я, устало выдохнув, упал на спину, раскинув руки по сторонам. Он щелкнул по выключателю и подтолкнул меня, укладываясь рядом на край разложенного дивана. В комнате царил приятный полумрак, уличные фонари давали достаточно света. - Зачем ты вообще меня поливал? – проворчал я, пододвигаясь к стене. - А потому что ты орал, как резаный. Дрожал, как припадочный... Бледный, мокрый... Я задолбался тебя трясти. Даже по мордасам вмазал, а всё бесполезно. Ты не проснулся, продолжил вопить. Так что прости, ни на что иное ты не реагировал. - Ясно... – я вздохнул, накрываясь с головой. – Спасибо... - Тогда давай спать, — он зевнул. Я невольно вздрогнул. Страх перед кошмарами был слишком силен. Я не просто так не хотел засыпать. Первый кошмар мне приснился в первую же ночь, как я пришел в себя. Да такой, что я воплями разбудил полбольницы. Второй – на следующую, хотя мне вкололи снотворное. Это была одна из причин, по которой я не стал задерживаться в больнице. И если бы Илья не усыпил меня вчера, я бы и дальше бодрствовал. - Я честно не могу... — решился признаться. Чуть склонив голову, посмотрел на друга. В том, что он друг, я не сомневался. Илья, повернувшись на живот, приподнялся на локтях и уставился на меня. Зажмурившись, я сжал пальцами переносицу и вздохнул. — Я сегодня твоими стараниями уснул третий раз. И третий раз мне приснился кошмар. Настолько жуткий, что у меня до сих пор при одном только воспоминании морозит нутро. - С ними надо что-то делать. С кошмарами твоими. Так же нельзя, чтобы совсем не спать. Я не шутил по поводу врача и снотворного... — он с какой-то нежностью и сожалением на меня посмотрел, потрепал по голове, щелкнул по носу. — Ты и правда жутко выглядишь. - А вдруг не поможет? — перехватил его руку, отвел от лица. - А вдруг поможет? — усмехнулся Илья. Потом завозился, перевернулся на бок. И вдруг тихо спросил: — Что же тебя снилось-то такое ужасное, а? Я невольно вздрогнул. - Не помню, представляешь? – негромко прошептал и невольно вздрогнул, вспоминая ощущения. Картинок не помнил, лишь ощущение жути и боли. – Кошмары эти... Каждый раз снятся… Такие правдоподобные... Как наяву всё, я проживаю там каждый момент, пропускаю через себя... Даже словами не передать. А проснувшись, не помню... Да... И вспоминать не хочу подробности. Мне хватило и первых двух раз в больнице. - Постарайся уснуть, — погладил меня по голове Илья, как маленького. — Это надо. И не бойся. Если что, я разбужу, стакан с водой под боком. Я рядом. Помни. - Хорошо... – закрыв глаза, я честно попытался уснуть. — Спокойной ночи. - Спокойной... Под боком тихо сопел Илья, уснувший практически сразу, а ко мне сон не шёл. Как не пытался - не получалось. Просто не хотелось. И даже дело не в страхе перед кошмарами, нет, я поверил другу, что он разбудит, сумеет, если мне начнут сниться всякие страсти. Нет... Выспался. Я лежал, смотрел в потолок, думал. Вспоминал прошедшую неделю. И чем больше вспоминал, тем больше мне становилось не по себе. Ведь я на самом деле ничего не хотел, ничего не чувствовал. Ни голода, ни страха. Желание было только одно — покоя, тишины и темноты. Я же как неживой ходил, как зомби. Похоронил себя заживо. Это было страшно. Почти так же страшно, как кошмары. Только то был кошмар наяву. А хуже всего было то, что я не понимал, что делаю, вернее, не осознавал всех последствий своих действий. Прав Илья, я — дебил. Голышом почти, в одних тапках и чужом пальто свалил из больницы. В никуда практически. И ведь на полном серьезе я тогда был уверен, что поступаю единственно правильно! Если бы Илья не перехватил меня, хрен знает, куда бы я забрел! А в театре? Ведь тоже встал и пошел! Куда пошел? Нахрена пошел? Захотелось. И точка. Про шмотки не вспомнил. Просто куда-то шел. Даже не по направлению к дому. Сейчас-то я вспоминаю ошарашенные взгляды прохожих, а тогда — не замечал ничего. А что самое ужасное — я не чувствовал холода. Вообще. И теперь с ужасом осознавал, что мог просто замерзнуть. Просто чудо, что я не простудился и ничего себе не отморозил. Я был искренне благодарен Илье, что не оставил меня, постоянно теребил, следил, чтобы никуда не влез. Что смог растормошить меня. Хотя способ он, конечно, выбрал просто ужасный. Как не пытался, всё не мог понять, с чего он вообще вздумал лезть ко мне с поцелуями... Это было настолько неправильно и ужасно, что у меня до сих пор при одном воспоминании возмущение клокотало в горле и чесались руки. Причем сейчас, чуть остыв и успокоившись, я осознавал, что более всего меня взбесил не тот факт, что он — парень, а то, что он посмел лапать меня, целовать. Будто другому — другому! — можно, а ему — нельзя. В тот момент у меня в голове будто тумблер щелкнул — и я взбесился. Этого я не мог объяснить. Тоже. Слишком в моей жизни много накопилось моментов, которые я не мог объяснить. Убедившись, что друг крепко спит, я осторожно перебрался через него и встал. Слишком долго предавался апатии и теперь меня распирала жажда деятельности. Не зная, чем занять себя, я обошел квартиру, попил воды на кухне, пошарился по шкафам в комнатах, полистал книги. Затем прошел в свою спальню. Полюбовавшись на учиненный разгром, я стащил с кровати промокшие подушки и одеяло, снял постельное белье и уволок его в машинку. Потом повесил на дверь одеяло — сушиться, мокрым пятном кверху. Собрал разбросанные вещи, сложил в шкаф. Протер пыль влажной футболкой, той, в которой лёг спать. Постоял у окна, глядя вниз. Надо было ещё и пропылесосить, но часы показывали всего пять утра, и я как-то не сомневался, что Илья и соседи не оценят моего внезапного приступа чистоплотности. Почесав кончик носа, я отправился в ванную. Раз делать ничего нельзя, можно просто полежать в горячей воде. Отрегулировав температуру воды, я разделся и замер перед зеркалом, разглядывая себя с каким-то болезненным любопытством. Прав был Илья, что ругался на мой внешний вид. В гроб и то краше кладут. Бледный, как покойник, тощий, с синяками под глазами, взъерошенный. Горестно вздохнув, я запустил пальцы в короткий ежик волос. Замер, задумчиво ощупывая голову. С ней тоже было что-то не так. И даже дело не в том, что прическа у меня какая-то странная, словно кто-то стриг меня садовыми ножницами, вкривь и вкось. Кто знает, может, это тоже модно и все такое. Уж если я, по словам Ильи, танцор. У меня было стойкое ощущение, что волос на голове должно быть больше. Я реально помнил, как кончики волос щекочут голую спину, где-то ниже лопаток, как пальцы разбирают длинные, мокрые после душа пряди. Задев какую-то сережку в ухе, я повернул голову к зеркалу, чтобы рассмотреть. Недоуменно уставился на свое отражение. Пальцы чувствовали тонкое колечко на кончике уха, но в зеркале ничего не отражалось. Резко выдохнув, я растер лицо ладонями. Вот, пожалуйста, еще одна странность. Будучи в состоянии зомби, я на нестыковки не обращал внимания. Но сейчас-то голова наконец заработала. И эти мелочи и странности меня бесили. Жутко бесили. Я хотел всё вспомнить. Немедленно. Сейчас. Найти все ответы на свои вопросы. А их было много. Очень. Взять хотя бы мою квартиру. Она была чужой. Абсолютно. Мне отчего-то вспоминалась пустая комната с зеленым ковром, зеркало во всю стену с поручнями, где я тренировался. Небольшой диван и красный ковер на полу. Беговая дорожка у панорамного окна. В моей же квартире ничего такого не было. Это был дом с обложки, но не мое убежище. Ещё машина в подземном гараже. Ну хоть убейте, я был готов поклясться, что ни разу в жизни не сидел за рулем громоздкого Кайена. Мне вспоминалось что-то небольшое и маневренное. Да, Илья говорил, что моя машина разбита. И я хотел на неё посмотреть. Друзья мои и коллеги... И Илья. Как ни странно, именно они все мне казались знакомыми. Я не мог вспомнить ни квартиру, ни родных, ни отца, а их – вспоминал. Был еще один момент. Весьма и весьма странный. Я четко помнил, что за всю неделю я ни разу не брился, но щетины как не было, так и нет. А в довершение всего ни на ногах, ни на руках, ни в паху волос не было. Вообще. Я был гладенький, как младенчик. Но этот вопрос я тоже решил отложить до утра. Прикрыв глаза, я нежился в горячей воде, откинув голову на свернутое полотенце. Рассеянно проведя пальцами по животу, ощупал выступающие ребра. Да, прав Илья, отощал я конкретно. Пора возвращаться к тренировкам. А там, глядишь, и вспомню всё, в привычной обстановке. Наткнувшись на какую-то гладкую фигнюшку-горошкинку, утопленную в пупке, я бездумно ковырнул её пальцем, но она не поддалась. Очнувшись от полудрёмы, я уперся в бортики ванной и встал на колени, выбравшись из воды. Уставился на свой живот. Похлопал глазами. В пупке ничего не было. А пальцы ясно ощущали какую-то выпуклость. Нервно рассмеявшись, я плюхнулся обратно в ванную, плеснув водой на пол. Подавил в себе желание побиться головой о стену. Всё в порядке, подумаешь, кроме невидимки-серьги в ухе, у меня есть ещё какая-то невидимая херня в пупке. Дело-то житейское, с кем не бывает! С силой сжав зубы, я попытался отдышаться, давя безумный смех. Вот только не помогало. Смех грозил перерасти в истерику. А я не мог остановиться и успокоиться. Камень в пупке вдруг словно нагрелся, пальцы огладили горячее. Меня захлестнула волна какого-то нереального тепла и заботы, света и умиротворения, нежности и любви. Словно кто-то близкий и родной погладил по голове и обнял меня, прижимая к груди, закрывая от бед. Моментально успокоившись, я сложил руки на животе и закрыл глаза, вслушиваясь с себя. Внутри словно трепетал крохотный огонек, согревая и успокаивая, обещая что всё будет хорошо, что я всё вспомню. - Спасибо... — прошептал, кусая губы. Я не знал, что за чудо у меня в пупке, но чувствовал, что моё чудо — очень нужное. Как и серьга. И что не просто так я их не вижу. Другие-то их тоже не видят. И это правильно. Я вдруг отчетливо понял, осознал, что ни о какой серьге, ни о шарике своём никому не скажу. Никогда и ни за что. Не потому, что не поверят. Это была моя тайна. Мой секрет. Только мой. И я не намеревался им делиться ни с кем. Даже с Ильей. Вода в ванной немного остыла, намокшее полотенце валялось на полу. Я поднял голову с колен, приходя в себя, выпрямил ноги, побултыхал, взбивая осевшую было пену. Потянувшись и глубоко вздохнув, решил закругляться. Намыливая волосы, снова поймал себя на ощущении, что мне не хватает объема на голове. А еще мне отчего-то вспоминались чьи-то пальцы, заботливо и очень приятно массажирующие голову, перебирающие пряди. Не знаю, отчего мне раньше казалось это странным. Всё, в общем-то, объяснимо. Наверное, раньше у меня были длинные волосы и я кому-то доверял их. Сразу же возник вопрос, куда делся тот загадочный кто-то, заслуживший моё доверие, отчего не навестил ни разу. В том, что этот кто-то не Илья, я был уверен на все сто. Иначе я бы не взвился так на его приставания. Ополоснувшись, я вышел из ванной, завернувшись в полотенце. В душе царили спокойствие и уверенность в собственных силах. Спрашивается, с чего истерил? Вспомню всё, никуда не денусь. Горы сверну, прогрызу насквозь, если надо будет. Натянув мягкие домашние штаны, я, мурлыкая под нос песенку, прошлепал на кухню, решив приготовить завтрак. Но у плиты уже хозяйничал Илья. Среднего роста, средней комплекции, русоволосый — самая обычная внешность. И безудержная жажда жить. Кажется, я начинал понимать, что нас сдружило. - Привет труженикам! – я, махнув ему, прислонился к косяку кухонной двери, сложил руки на груди. – Надеюсь, это не я тебя разбудил? - Привет! – Илья, белозубо улыбнувшись, отсалютовал лопаточкой и продолжил помешивать что-то шкворчащее на сковородке. – Нет, я ранняя пташка. - И что на завтрак? — потянувшись, я принюхался к аппетитным запахам и облизнулся. - Яичница с ветчиной и грибами, – он пожал плечами. – И кофе. И бутерброды. Годится? Я кивнул и достал из шкафа посуду, накрывая на стол. - Да, вполне... — отмахнулся, нарезая батон. Вышло немного кривовато. Зато вкусно. - Может, хочешь чего другого? - А есть? — пробубнил с набитым ртом. - Не-а, – усмехнулся Илья, раскладывая яичницу по тарелкам. – Завертелся вчера, забыл продукты купить. - Ясно, ага... – покачал я головой, совершенно его не слушая, во все глаза наблюдая за процессом и невольно глотая голодную слюну. Илья, фыркнув, легонько стукнул меня вилкой по лбу. – Ай! — я потер ушиб. - Ой! — передразнил он меня. - Прости... Замучился со мной нянчиться? - Дурак ты, – вздохнул он, потыкав вилкой яичницу. – И это не лечится. - Сам дурак! — буркнул под нос. Илья усмехнулся, покачав головой, и выпрямился на стуле, складывая руки на груди. - Может, ты и не помнишь, а я никогда не забуду, как ты скакал вокруг меня, когда я после выпускного на мопеде расшибся... Так что терпи! – он кинул в меня кусочек батона. – И цени! - Ценю-ценю, – улыбнулся я. И поморщился: – Твоя правда, я не помню. Тебя тоже, как бы мне не хотелось иного. Ничего не помню... Вот эту кухню не помню, квартиру не узнаю... – я обхватил ладонями кружку с кофе. – Словно не моё. Чужое. Всё чужое. Понимаешь? — Илья задумчиво склонил голову. Я усмехнулся, отсалютовал ему. — Но всё не так плохо. Вот ты, к примеру – другое дело. Я здесь, – я похлопал себя по груди, – тебя помню. Словно знал всю жизнь... Как такое возможно? - Не знаю, – он задумчиво почесал бровь. – Может, оттого, что ты недавно эту квартиру купил? Хотя три года уже прошло... - Три года... Это большой срок. Я здесь, что, вообще не появлялся? Или в другом месте жил? - Нет, тут... — Илья вгрызся в бутерброд, умолк, витая мыслями где-то в облаках. Я доедал божественно вкусную яичницу, облизываясь и щурясь от удовольствия. - Вкуснотищща, — потянулся я, похлопав себя по животу. - То-то же, — отмер Илья, подмигнул мне. — Нехер было неделю голодать. - Я же не специально. - Знаю. И я правда рад, что ты пришел в себя. - Благодаря тебе. Спасибо. - За такое не благодарят, дубина, — усмехнулся он, знакомо прищурившись. Глотнув кофе, почесал скулу, вздохнул: — Ты, это... Не сердись, что я тебя вчера полез целовать. Я поморщился. - Я не сержусь. Сработало же... - Ты уж прости, но мне та ситуация тоже не доставила удовольствия. Ты мне как брат, а тут такое... Но, – он вздохнул, – уж просто ситуация складывалась подходящая... - А если бы не сработало? Илья помолчал, покачивая остатки кофе в кружке, и сказал: - Вообще-то, я хотел тебя сегодня отвезти на святые источники. Ледяная водичка тебя бы стопроцентно в чувство привела. Можно, конечно, было бы тебя и в проруби прополоскать, но я боялся. Во-первых, хрен его знает, насколько прочный лед на реке, погода-то — не пойми что, то снег идет, то дождь. А во-вторых, вдруг бы ты вздумал дергаться, вырвался бы и под лед ушел. Нет уж. Я не намерен тебя хоронить. Хватит мне и того, что я испытал, не дождавшись тебя тем вечером... Во-от... Проруби отпадали. А на источниках купальни закрытые и окультуренные. Все бы нормально прошло. Меня от подобной перспективы просто передернуло. Бурное воображение тут же нарисовало, как ледяная вода обволакивает меня, вымораживает сердце, леденит ноги, утягивает на дно. - Нет уж, никаких святых источников! — категорически заявил. - Почему? - Потому что... – я замер, не зная, как передать своё ощущение. Всё внутри просто вопило и противилось подобному сценарию. – Не важно. Никаких источников. Особенно святых. Я против. Ка-те-го-ри-че-ски! – упрямо сжал зубы. - Ладно, — пожал плечами Илья, со стуком ставя кружку на стол. — Главное, что ты, засранец этакий, — ткнул в меня пальцем, — наконец-то пришел в себя и больше не строишь из себя сиротку-мученика. И у нас по плану – посещение больницы и магазина. - А может, не надо в больницу? - Э-э, нет, друг. Это было одно из условий, на которых тебя выпустили. Ты что, совсем не помнишь этого? - Да? Не помню... Честно, не помню... Засада... — озадаченно перебирал я в голове скудные воспоминания. - Чудо ты в перьях... – вздохнул он. – Не помнит он... Тебя вообще не хотели отпускать, но потом решили, что в привычной обстановке память к тебе быстрее вернется. Физически, да, был в норме... А вот с башкой у тебя — полный швах. И я не шутил, когда грозил сдать в дурку. Не, ты не подумай, санаторий там очень даже ничего, я бы рядом был, одного бы не оставил… Но это уже оставался крайний вариант. - Ясно... Ладно, больница так больница... - Не переживай, назад тебя не положат. Оснований нет. На этой оптимистичной ноте он хлопнул меня по плечу и встал из-за стола. Я, растрепав волосы, молча наблюдал за его уверенными действиями. Перемыв посуду, Илья направился к выходу. - Я в душ и выезжаем. Кстати, — он остановился в дверях, на меня строго взглянул, — будем учиться водить. - Хорошо, — согласился без разговоров, продолжая бездумно теребить волосы. Их просто катастрофически не хватало. — Илья? - Что? — выглянул он из коридора, успев стянуть футболку. - А как давно я постригся? - Эм, — он немного виновато на меня посмотрел — Если честно, тут такое дело... Это в больнице, пока ты лежал, произошло. - Что произошло? - напрягся я. - Лунатик один там был. В соседней палате. Он-то тебя и осчастливил. - Ох, бля... И давно? — кисло поинтересовался. - Буквально за пару дней до твоего пробуждения... Петрович еще пошутил, что тебя раньше остричь надо было, раньше бы проснулся. - Вот спасибо... Обязательно отблагодарю героя! — съязвил я. - Не сердись, Даныч, — я лишь поморщился, отмахнувшись. Илья хохотнул. — Ладно, я быстро. Шуруй одеваться. Поедем сдаваться. Поездка в больницу растянулась почти на весь день. Врачи, в том числе и невысокий Петрович, мой лечащий врач, порадовались за меня, словно в произошедшем была их заслуга. Потом полдня мучили обследованиями, дурацкими анализами и разговорами. Вырвались мы оттуда лишь после трех, и пока добрались до дома, на улице стемнело. Вдоль дорог засветилась яркая разноцветная иллюминация. - Красиво, — кивнул я на украшенную елку у огромного торгового центра, куда заворачивал друг. - Так до Нового года всего десять дней осталось. - Ясно, — вздохнул я. — Действительно, два месяца же проспал... Теперь вижу. - Ничего, зато какой подарок для всех! Я вчера по сети полазил — тебя ждут. Все рады, что ты вернулся, желают всякого. Сам дома почитаешь. - Хорошо, — улыбнулся я. И усмехнулся: — Ты знаешь, это странно... Я не помню ни хрена из личной жизни, ничего о себе. А бытовые мелочи, ну, как стиралкой пользоваться, как свет включать, как в магазинах расплачиваться, про Интернет — помню... - Память — странная штука. Ничего, всё вспомнишь, — припарковавшись и заглушив машину, он скомандовал: — На выход, братцы голодающие! - Блин, голодающие точно, — проворчал я, вылезая из машины. — Пирожки больничные были давно и маленькими. - Слышь, а давай, ты командуй. Хочу посмотреть, что ты выберешь. - Давай, — пожал я плечами. — Я и так скажу, что мясо и еще раз мясо. - Оп-па, вот это номер, — удивленно глянул на меня Илья. — А вот и не угадал. Ты раньше питался исключительно правильно. Каши там всякие, фрукты. - Похоже, с головой у меня и раньше не совсем хорошо было. Кто в здравом уме будет это есть? - А кроме мяса еще чего хочешь? — допытывался он, толкая впереди себя тележку, лавируя между стеллажами. — Пивасика там? Не? Я прислушался к себе. - Нет, пива точно не хочу. Спиртного не надо. - А мясо какое? — мы притормозили у мясных рядов. Я поморщился от ударившей в нос вони. - Мясо... Шашлыка можно. Чтобы жареное было. Понимаешь? Не колбаса эта дурацкая, вонючая. А нормальное мясо. - М-да... — Илья почесал скулу, глянув на полки. — Ладно, сделаем проще, — он подтолкнул ко мне тележку. — Стой здесь, сторожи. Я быстро. Приготовлю тебе мясо. - Я там подожду, — указал на винные ряды. На удивленный взгляд друга пришлось пояснить: — Там не так воняет. - А, ясно. Илья убежал, а я, задумчиво толкая тележку, рассматривал ассортимент. Цветные фантики и яркие обертки резали глаза, вонь забивала нос, дебильная музычка раздражала, всё, что я хотел — поскорее уйти отсюда. Одно меня озадачивало — как я раньше мог здесь закупаться. В толпе мелькнула знакомая макушка, я облегченно вздохнул. Почувствовав спиной чей-то взгляд, я обернулся. И нахмурился. Далеко в проходе, почти у противоположной стены магазина, стоял какой-то темноволосый незнакомец, почти на голову возвышаясь над толпой. Он смотрел на меня, не отводя глаз. И столько радости было в его взгляде, что я невольно обернулся в поисках объекта его радости, разумно решив, что мне-то он не может радоваться никак. Потом сообразил, что, скорее всего, мы знакомы, но я, опять же, не помню его. Озадаченно почесав кончик носа, развернулся к нему. Мужчина целенаправленно проталкивался сквозь толпу, глядя прямо мне в глаза. - Ну, вот и всё! Пошли отсюда! — гаркнул на ухо Илья и хлопнул по плечу. Я подпрыгнул на месте от неожиданности. Шмякнув три упаковки сырого мяса и ворох каких-то пакетиков, принялся толкать вперед меня и тележку. — Я еще пиццу заказал, через полчаса доставят. Мы как раз доедем до квартиры. - Хорошо... — пробормотал я, растерянно вертя головой. Знавший меня незнакомый брюнет как сквозь землю провалился. Друг меж тем уверенно подрулил к кассе, покидал в корзинку сладкие батончики. — Илья, а ты никого знакомого не видел сейчас? - Это кого? - Темноволосый, высокий, короткие волосы, темные глаза, — принялся перечислять я. - Эм... — он отвлекся от ковыряния к портмоне. — Нет, вроде как... — протянул карточку кассирше. — А что? Кто-то приставал? - Нет... Показалось, наверное, — покачал я головой. - Ничего, еще встретитесь. Москва — городишко небольшой! — подмигнул он, рассмеявшись. - Встретимся... Хорошо... — кивнул я, против воли во все глаза высматривая того мужчину в толпе огромного супера. Отчего-то очень хотелось его еще раз увидеть. Хоть глазочком посмотреть. — Встретимся...