Тени Андалера

      – Андалер. Что вам говорит это слово? О, славный город, легенда, от которой остались одни лишь тени. Боюсь, что эти тени, эти призраки, о которых ходят слухи, вполне реальны и вам следовало бы их опасаться… – начал советник.       Имело ли смысл предупреждать Джованни Фонзодео? Вряд ли, он всё знал и ничего не боялся, он был хитёр, умён и безжалостен, но вызывал уважение у всей верхушки Миджето – крупнейшего города, а также герцогства, Ставилии. Андалер тоже часть Ставилии… был.       Джованни, великий герцог Миджето, часто говорил «Все великие и не очень правители жестоки», конечно, в первую очередь говорил он о себе. Именно эта честность и вызывала уважение, а может страх. Сложно было найти другого человека, которого одни и те же люди одновременно уважали и считали ублюдком.       Услышав предостережение, он не повёл и бровью, но кивнул.       – Думаю, что всё началось с семьи дель Нейро… вряд ли кто-нибудь, кроме них самих мог бы поведать это, но они канули в небытие вместе с проклятым городом. А вот конец вы знаете, ибо вы сами его и устроили, – продолжил советник.       – Я не совсем уверен, что все они, но это поправимо, – Фонзодео, объединитель Ставилии, оскалился.       Ставилия, остатки первой Империи и вассалы второй (хотя сейчас до этого нет уже никому дела), – благословенный край, не видевший суровых зим, где почти всегда тёплое море. Однако раздробленный и поделённый на множество городов-государств, и до недавнего времени здесь было всего с три более-менее крупных игрока. Фонзодео, великие герцоги Миджето, давно хотели это изменить, но занялся этим как раз Джованни. За месяц до этого разговора...       Скрипнула старая покосившаяся дверь. Дверь в захудалой комнатушке местного постоялого двора.       О чём бы вы мечтали, если бы вашим «домом» было подобное место? Услышать:       – Пошли, теперь ты будешь жить со мной… в поместье, – девушка с лицом ангела смотрела на Татину. Её тёмные мокрые волосы казались спутанными – на улице шёл дождь, привычная погода для начала андалерской зимы. Её имя было Саннива, и носила она знатную фамилию дель Нейро.       Слов, чтоб ответить на это, девушка, разумеется, не нашла.       – Ты соскучилась по мне? – продолжила Саннива, улыбаясь.       – Конечно! – воскликнула Татина, накидывая на себя тёмный потрёпанный плащ.       Стемнело. Тонкую позолоту и фарфор маски омывали крупные капли дождя. Тёмно-бордовая ткань капюшона промокла насквозь, каштановые кудри слиплись от влаги. Камни мостовой скользили под ногами.       – Госпожа Саннива? – окликнул мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой.       Девушка в плаще подтолкнула другую закутанную фигуру к двери, обернулась.       – Зачем мне вообще это, если меня и так узнают? – она бросила маску старику. – Волосы меня выдают?       – Нет, среди похожих масок такая есть только у вас.       Она бросила последний взгляд на лакея, прежде чем юркнуть в дверь для прислуги, ведя за собой хрупкую особу в чёрном плаще.       Огонь в камине, как и всегда в такое время, уже был разведён. В её покоях было пусто – все в поместье прекрасно знали, что вечерами Саннива любит оставаться одна.       Она развалилась на широкой кровати и стягивала с себя промокшую одежду.       Кровать застелена бордовым покрывалом. Стены выкрашены в тот же цвет – цвет рода дель Нейро.       Красный считался «дорогим» цветом. Они могли его себе позволить.       – Татина, да? – обратилась она к продрогшей девушке, сидящей у камина.       – Да, – она склонила голову, и её лицо скрылось за мокрыми светлыми волосами. – Мне надо помочь вам раздеться?       – Нет, грейся… хотя, ты можешь расшнуровать на спине? – Саннива сползла с кровати, села перед девушкой.       Пока Татина возилась с шнуровкой, патрицианка теребила свои волосы. Звуки дождя, треск поленьев и тихое дыхание рядом – всё это успокаивало. Мягкий шерстяной ковёр покалывал голые ноги. Отблески пламени камина играли в окнах меж раскрытыми массивными шторами.       – Расскажи что-нибудь, Татина, – предложила Саннива.       – Начните вы, а я подхвачу… – робко отозвалась девушка       – Хорошо, – призадумавшись, согласилась патрицианка. – Ты, верно, знаешь про плачущую смерть?       – Про хворь?       – Лихорадка. Её легко выдают кровавые слёзы. Я не видела ещё ни одного выжившего после неё. Хотя, начну я, пожалуй не с этого… Это сказка про ангела, который спорил с Богом, стремясь помочь людям. Он видел, как они мучались от болезней, голода, войн, от холода и зноя, нищеты… Хм, я уже почти её и не помню, – Саннива задумалась. – Бог отказался помочь ангелу, отвечая ему каждый раз: «Люди ещё слишком глупы, чтобы радоваться моим дарам. Грехи, такие, как алчность и злоба, заставят их вновь убивать друг друга, стоит лишь дать им пищи или панацеи».       Саннива остановилась, чтобы перевести дыхание на секунду. Руки Татины замерли, перестав развязывать мудрёную шнуровку платья. Саннива не видела её лица, но слышала, как та тихонько вздохнула, так проникновенна получилась речь Бога из уст госпожи.       – Но ангел всё спорил и спорил, – чуть понизив тон, продолжила Саннива. – И в конце концов он спустился к людям, чтобы научить их быть лучше. Многие годы он потратил на это. И так и остался с людьми, потому что не смог вновь вернуться на небеса. Получилось ли у него их научить? Всё ещё ли он бродит по земле?       – Какая глупая сказка, – фыркнула Татина, снова принявшись за шнуровку.       – Её рассказывала мать маленькой больной девочке. Лихорадка отступила, как бывает в преддверии смерти. Тонкие струйки крови стекали из глаз, носа и уголков губ, а она внимательно слушала последнюю сказку в своей жизни. Мать в слезах сказала, что любыми способами не даст ей умереть.       – Она умерла?       – Думаю, что всё-таки да… в каком-то смысле.       – В каком ещё таком смысле?!       – Секрет, – Саннива, повернув к девушке голову, загадочно прислонила палец к губам. – Хочешь увидеть мою лечебницу?       – Нет уж, – краем глаза госпожа заметила слегка скривившееся лицо Татины. – Неужели вы возитесь с этими недужными?       – Скорее просто даю на это деньги. А ты что-то расскажешь? Про себя, например?       – Я из Нейстрии, – последовал короткий ответ.       – И что же ты делаешь в Андалере? – продолжила расспросы Саннива. – Беглянка?       – Может быть. Мой отец герцог.       Саннива тихо засмеялась. А Татина, обидевшись, умолкла.       – Не верите мне?       – Что вы! Вам, наверно, непривычно жить не в замке! Ладно… ты же не собралась мне врать, так? – она обернулась к девушке, придав своему взгляду то самое выражение. Хоть он и был брошен мимолётно, но его таинственная, мрачная сила заставила Татину вздрогнуть и, потупив взор, пробормотать:       – Нет.       – В любом случае, ты уже давно расшнуровала корсет, – заметила патрицианка, встав со своего места. Она накинула пышный, расшитый золотыми нитями, алый халат, краем глаза следя за тем, как девушка мнётся у камина, всё ещё находясь под действием пламенного взора госпожи.       За окном послышался пьяный ор: «Федерик! Ты вонючий пёс! А твоя жена ведьма! Это весь город знает! Дель Нейро прислужники дьявола!..»       – Пошли, выглянем на балкон! – весело предложила Саннива, подхватывая Татину за воротник бедного платьица.       Она распахнула витражные двери. Холодный, свежий воздух, влажный после дождя… Непогода уже стихла, но на улице совсем стемнело.       Внизу, пошатываясь, стоял человек в помятом и выцветшем камзоле, потёртых штанах и даром что относительно приличных сапогах. Макушку с засаленными волосами венчал берет с облезлым пером на потемневшей от времени серебряной бляхе.       – А твоя дочь!.. – продолжал сипло орать он.       – Что вы хотите сказать про меня, сеньор де Ганноро?! – задорно крикнула Саннива.       Пьяница поднял на неё неясный взгляд и замялся.       – А дочь… а ты… – бормотал он, – а ты…       – Треморо, беги за стражей, да скажи им, что если они не закуют этого дебошира за руки и ноги, то я самолично их отрежу вместе с его чёрным языком! – снизу раздался басовитый голос.       – А это отец, – прошептала Татине патрицианка.       На улицу выбежал Федерик дель Нейро: пожилой мужчина в бордовом камзоле. В одной руке он держал того же цвета берет с двумя перьями, в другой – меч с витой гардой. Голова его без берета была поседевшая, а волосы уже довольно редки. Он подошёл к де Ганноро и резко двинул того по лицу рукоятью. Упавший пьянчуга принялся отползать прочь.       – Пошли, Татина, представление закончилось, – выдохнула девушка, разворачиваясь к витражной двери.       Уже в тепле комнаты она решила пояснить:       – В общем, нас, дель Нейро, все либо любят, либо ненавидят – третьего не дано…       – Можно спросить? – девушка будто бы озиралась по сторонам, а может, просто снова осматривала комнату. Саннива кивнула.       – У вас в покоях совсем нет картин…       – У нашей семьи прекрасная коллекция портретов. Пожалуй, лучшая в Андалере. Но иногда мне кажется, будто они следят за мной. Глупо, конечно, но так спокойней.       – Ощущение такое… будто всё проклято.       – Чепуха. Люди вообще прокляты, с тех пор как появились на свете, – слабо улыбнулась Саннива. – Но давай лучше не об этом. Кем бы ты хотела стать?       – Алхимиком, – почти без раздумий ответила Татина, – ещё знать анатомию и историю.       – Действительно? Моя мать увлекается науками. Могу попросить у неё несколько книг. Ты умеешь читать?       – Конечно! Я уже преуспела в алхимии!       – Правда? И что же ты умеешь делать?       – Яды… противоядия…       – Опасная ты девушка. Ты не из ордена… Дарящих смерть? – тут Саннива рассмеялась. – Шучу, их агенты никогда бы так просто не признались в своём мастерстве в обращении с ядами.       – Возможно, я хотела бы когда-нибудь к ним примкнуть… – совсем тихо прошептала Татина.       – Неужели? По-твоему, так уж легко убить человека? Не на войне, а просто, пока он живёт обычной жизнью, ест и пьёт, целует жену и играет с детьми? – она придвинулась ближе к девушке, чтобы взглянуть ей в глаза.       – Да, – голос Татины дрожал. Она тяжело сглотнула.       – Кого? – Саннива пыталась найти хоть каплю лжи на дне голубых очей.       – Брата, – первая слезинка. – Он… обращался… со мной… – всхлип. – У меня был выкидыш! – девушка содрогнулась от рыданий, отворачиваясь от пронзительного взгляда патрицианки, который теперь стал растерянным.       Саннива прижала её к себе, поглаживая по спине.       – Ты же понимаешь, что это не повторится, да? Хочешь, я завтра попрошу у матери книги?       – Я знаю… я уже убила его, – прошептала Татина. Её голос звучал сдавленно не то от слёз, не то от ужаса перед только что произнесённой фразой. – Саннива, ты можешь пообещать… нет, не так. Ты можешь рассказать что-нибудь взамен? Так, чтобы мы обе знали, что не сможем рассказать эти секреты, не заплатив за это дорогой цены?       – Я уже всё сказала… – прошептала Саннива, поглаживая девушку по плечу и склоняя голову ближе к её уху. – Эта девочка, которой мать рассказала сказку про ангела… это была я.       – Ч-что… – от внезапного осознания Татина удивлённо и испуганно распахнула заплаканные глаза, глядя в бездонные зрачки госпожи. – Что это значит?       – Я не знаю, моя мать… может, она действительно гениальный алхимик, может, ведьма, а может, мы действительно прокляты. Но иногда мне кажется, что я жива зря… и не по-настоящему…       Саннива осеклась. Говорить о матери порой бывало трудно. А уж о себе… О себе она почти никому не рассказывала. Лишь прожигала любопытных взором, полным холодной ненависти, так что любой сникал и прекращал досаждать патрицианке, если не был сумасшедшим и боялся за свою жизнь.       Татина осторожно высвободилась от объятий госпожи и, отвернувшись, закрыла лицо ладонями.       – Вот почему вы ничего не боитесь… Вам просто уже нечего… – послышался её приглушённый голос. Саннива, секунду помедлив, не стала класть свою руку на ещё подрагивающие плечи девушки и лишь с тоской ответила:       – Если бы… – затем хмыкнула и более бодро заметила: – Нет, знаешь, у меня такие же страхи, как и у всех. Вчера, например, я нашла на балконе письмо, и до сих пор боюсь его вскрывать. – Она указала на конверт, лежащий на туалетном столике.