Береги честь с Новой

Лагерь возвысился на острых скалах над сухими деревьями, начинавшими тёмный лес. Три ступенчатых подъёма к баракам охраняли башни. Возле плит, лежавших между ними, у каждого тракта собирались крипы. Безумно они смотрели вдоль дороги, по которой им в определённый час предстояло бежать в бой. Горбатые маги в скрывавших лица капюшонах облокачивались о посохи, и ссутулившиеся воины держали концы оружий в двух дюймах над погибшей землёй. Погружённый во мрак тёмных небес лагерь освещала лава, тёкшая в постройках. Похожие на лезвия четыре обелиска окружили магический столб, мерцавший красным свечением. Это был Древний, центр лагеря, сердце Сил Тьмы. Землю сотрясал топот. Ликан оторвался от созерцания Древнего и обернулся к центральному тракту, по которому возвращалась в лагерь внушительных размеров тень. У чёрного силуэта очерчивались копыта, когти, крылья и рога. Горели огни на месте глаз и рта, через которые, по поверьям, проходила душа. Крипы расступились перед демоном, вошедшим в лагерь. Вблизи на теле Террорблейда засветились раны, расписавшие демоническую плоть. Террорблейд поменял форму, его крылья сложились, и он сам стал меньше. Лицо больше не слепило ярким светом. Стали видны глаза, чьё настороженное выражение легко читалось. Показались и губы, едва заметно скривившиеся от боли ран. Демонический огонь в его ладонях потух. Вокруг рук появились глефы, повторявшие движение рук в невесомости. Такие же острые, как когти на пальцах. По боковому тракту поднялся Мясник, волочивший тесак. Мясник истекал кровью, но трудно было понять, какое из уродливых увечий на теле было нанесено врагом, а какое было врождённым. Ликан упрямо стоял на пути Мясника, продолжавшего идти прямо. Он ждал, когда кровавый здоровяк соизволит обойти, однако тот не сворачивал. Тогда Ликан решил сам отступить, но Мясник уже набрёл на него. И прошёл насквозь. Ликан оказался внутри сшитых кусков жира и с отвращением отскочил. К удивлению, от контакта с мерзким телом на нём не отпечаталось следа. Вскоре Мясник поднялся на возвышение с лавовым фонтаном, где стоял Террорблейд, у которого, как на глазах, затягивались раны, засветившиеся лечащей магией. Прогудел горн, и выстроившиеся крипы побежали вдоль трактов, точно потекла вода в русле. Всё это было странно, даже пугающе. Хотя здесь находились живые существа, Ликан чувствовал себя в глухом одиночестве, как на кладбище посреди ночи. Ему было жутко оставаться в лагере. Он решился покинуть это место и направился к центральному тракту, ведущему через коридор бездушного леса к горизонту, где белое небо обретало синий цвет. Но не двинулся — что-то остановило. Загадочная сила обезволила ноги. Безнадёжно он снова попытался двинуться, но ничего не вышло. В изумлении Ликан выплюнул первое пришедшее в голову ругательство. Он ощутил власть таинственной силы над собой. Ликан под чужим управлением зашагал в центр, где был возведён Древний. Кипящий столб магии начал разгораться. Из него исходили голоса, те самые, которые Ликан слышал в лесу. Слова оставались неведомы, но теперь с ними приходили образы, позволяющие понять значение.  — Проклятый, охоться со мной! Это не были разные голоса, а один единый, принадлежавший неведомо могущественной сущности. Ликан противился, пытался остановить скованные чужой волей ноги. Один раз смог и застыл, как вросший в землю, неспособный двинуть ими. Но сила Древнего вновь подняла ступни. Он, сжав от бессильной злости кулаки, разодрал ладони до крови. Чужая сила превосходила его собственную. — Оставь свои мирные предрассудки и возглавь охоту! Со мной ты получишь власть грозного хищника, прольёшь море крови, и больше никто не посмеет сомневаться в твоей силе. А много ли тех, кто в ней сомневался? И сразу Ликан с гневом вспомнил лица, которые сопровождали его всю жизнь. Физиономии, выражавшие презрение, скрывающее боязнь — так на него смотрели и самодовольные мелкие лорды, и заплывшие жиром торговцы, и замордованные ежедневной работой крестьяне, и трактирные пьянчуги с посиневшими рожами, и даже ободранные нищие. Все ненавидели его. Древний притянул Ликана ближе, и он увидел бездну. Из самых недр земли восходил столб магии, поднимавшийся в небесную высь. Ликан подходил к краю обрыва, и рассудок помутнили видения. Эти мечты заставляли испытывать трепет от удовольствия. Разъяренные противники. Буйные бои. Всегда присутствующий вкус победы. Жертвы нередко обращались в бегство, отчего их было догонять ещё веселее. Древний пророчил вечную охоту в том новом мире, который он создаст. И не будет в нём власти, богатства и обмана. Только воинская доблесть. Он потряс головой в надежде выбросить чужое влияние на свои мысли. Искушающие картины сменялись бездной тьмы, в которую его сподвигали погрузиться. Умереть, чтобы возродиться. Ликан затаил дыхание. С титаническим усилием, но он отшагнул. Его тряс за плечо Голдендир.  — Сюда идут, сюда идут, — сипел сдавленный голос Гэйбла. Только Ликан поднялся с земли, он сразу почувствовал две вещи: вонь птичьего помета, оставленного улетевшими воронами и чужое приближение. Пробирались в их направлении. Он затянул ремни, убедившись, что когти надёжно закреплены на руках. В утреннем тумане нарисовались высокие фигуры двух всадников. Но по земле не стучали копыта. Силуэты животных не походили на лошадиные, а скорее на кошачьи. Зрение не подвело. Приблизились женщины, восседавшие на огромных кошках. Показалась суровая настороженность их лиц. В руках они держали оружие. Женщины остановились перед ними на почтительном расстоянии, и Ликан смог узнать лучницу, сидевшую на белом коте: принцесса Мирана, отрёкшаяся от престола ради службы Селемене. Но о фиолетовоглазой женщине, с хвостом белых волос, выходящим из шлема, он не слыхал. Скорее всего, какая-нибудь прислужница принцессы. S-образное лезвие и металлический щит могли принадлежать телохранителю. Так, наверное, и было. Мирана положила стрелу на древко лука и сомкнула пальцы на тетиве и оперении. Голдендир собирался закатить рукав с маленьким арбалетом, но Ликан его остановил.  — Кто вы такие? — наконец спросила жрица, закончив их осматривать. Они, зная, что ничем не рисковали, представились.  — Я вас не видела ни в одной битве. Что вы здесь забыли? — задала Мирана новый вопрос.  — Наши интересы далеки от ведущейся войны. Мы ищем сокровища, — объяснил Голдендир. — В этом лесу? — удивилась она. Её реакция казалось понятной. Сам факт существования богатств уже не мог оставаться тайной, когда отряды многократно находили места обитания лесных чудищ, стерегущих сокровища. Золота было настолько много, что герои не успевали разорять сокровищницы до того, как их захватывали новые племена лесных обитателей, чья цель оставалась загадкой. Больше могло удивить, почему сторонние искатели приключений предпочитали мёртвые леса сил Тьмы благодатным лесам сил Света.  — Мы здесь, — ответил Гэйбл, — потому что настолько же богат лишь большой лес светлых, дорога до которого лежит через всё поле боя, которое я бы предпочёл не пересекать.  — Зачем ты им ещё и вопросы задаёшь? — не поддаваемым объяснению образом спинами Гэйбла и Ликана появился третий. Голова смуглокожего парня была выбрита по бокам, через середину лица проходила пурпурная татуировка, в руках он держал глефы. Молодой парень всеми силами пытался выглядеть свирепым, сжав губы и прищурив фиолетовые глаза.  — Они не с нами, а значит, против нас, — продолжал он. Ликан отошёл и встал так, чтобы видеть всех троих.  — Мы вроде уже сказали, зачем сюда пришли, — проворчал он.  — С чего бы тебе верить? — недоверчиво спросил юноша. Мирана, продолжая глядеть на Ликана, недолго подумала и сказала:  — На самом деле, он мог бы нам помочь…  — Исключено! — запротестовал парень.  — Анти–маг, мы не в том положении, чтобы отказываться от помощи.  — Да посмотри на его рожу! Как это нечистое существо может нам помочь? Ликан изумлённо следил за спором, пока Голдендир искал возможности отделаться от нежелательной компании трёх героев. В то же время телохранительница Мираны была озабочена львом и успокаивала его, пока он враждебно рычал при виде оборотня. В конце концов, услышав очередной упрёк со стороны Анти–мага, Ликан вскипел и заявил:  — Я не имею никакого отношения к вашему мордобою. Если вам нравится слушать говорящие камни, идите спорьте и деритесь с фанатиками других говорящих камней, не с нами. Мне по горло хватило этой богами забытой дыры, и я хочу уже убраться отсюда, и если вы что-то имеете против, то можем поговорить по-другому.  — Бросим мы вас двоих, и потом окажется, что вы шли к тёмным, — возразил Анти–маг, — придётся потом в бою тратить на вас нервы. Вмешалась телохранительница Мираны, пытавшаяся скрыть взбешённость словами Ликана. Он почти услышал скрежет её зубов, когда она, чванно запрокинув голову, смерила его разъярённым взором. — Однако лишний повод получить лёгкое золото за головы, если за вас и впрямь что-то дадут.  — Довольно! За дело! — отрезал Анти–маг, подняв лезвия. Но никто не напал. Только Мирана, потерявшая надежду на мирный исход, натянула стрелу, а её телохранительница готовилась дать команду своему чёрному льву, донёсся издали лязг металла. Где-то была стычка.  — У нас нет времени, чтобы разбираться с этими, — сказала телохранительница, осматривая Ликана, Голдендира и двух появившихся крупных волков. Женщины на кошках рванулись первые. Антимаг, держа в защите лезвие, сделал несколько лёгких шагов назад, развернулся и поспел за Мираной и её телохранительницей. Так их оставили одних. Ликан и Голдендир негласно решили идти дальше. Оставаться среди деревьев, пропахших птичьим помётом, никто не желал. Минуло утро. По пути им удалось найти и подстрелить пару воронов, которых Ликан съел сырьём на ходу. Голдендир, хотя и был терзаем голодом, дошедшим до ощущения тошноты, питаться птицами не стал, а только допивал оставшееся вино в фляге. Он надеялся, что воды в мехах хватит на обратный путь, каким бы этот обратный путь ни выдался. Прошло немало времени, прежде чем они увидели кол с нанизанным толстым черепом огра. Это была хорошая новость, потому что значило близость логова чудищ. Там должны лежать сокровища. Кол стоял на росстани двух вытоптанных троп. Ликан и Голдендир ненадолго разделились, чтобы найти ещё какое-нибудь предупреждение обитателей мёртвого леса. Гэйбл был напуган таким решением, боясь остаться брошенным, но не выказал своих чувств и мёртвой хваткой сжал рукав со встроенным арбалетом, когда пошёл по своему пути. В конце концов, оба вернулись через оговорённое время. Каждый обнаружил новые колья, и они решили случайным образом выбрать один из двух путей. Так с каждым шагом росло число кольев, небрежно выточенных из ветхих деревьев, с засохшей кровью, некогда вытекавшей из голов жертв, чьи закрытые глаза и раскрытые рты застыли в смиренном ужасе. Ликан воодушевился, увидев на дороге свежие следы. Частые мелкие следы, принадлежащие короткой ступне. Он последовал за ними, начав больше посматривать по сторонам и поглядывая в безжизненное белое небо. Округа стала казаться просторней, когда поредели деревья. Стояло много потемневших расслоившихся пней. Срубы были до безобразия небрежны и кривы, видно, жители не имели хороших инструментов. Иногда лежали поваленные деревья, расколовшиеся надвое. Гэйбл задел ветку и с глухим хрустом сломал, даже не поставив ноги на землю. Тропа привела к ветхой башне из чёрного камня, укреплённой частоколом. У стен просматривались движущиеся тела: маленькие кобольды ходили вокруг и вертели по сторонам ящерной головой на длинной шее, согнутой дугой.  — Нашли. Действительно нашли, — сказал Ликан, сделав что-то наподобие облегчённого вздоха. Он сидя прятался от надзорных за стволом дерева. За другим скрывался Голдендир. Ликан позволил себе улыбнуться: худшая часть путешествия осталась позади. Оставалось всё самое простое — вылезти, набить всем морды, забрать сокровище и убраться отсюда к чёрту. Возможно, придётся немного покопаться в барахле кобольдов, чтобы найти корону. Король Хайдрима предвещал лордство тому, кто осмелится принести корону с поля Битвы Древних. Таково было поверье, что старинный артефакт — символ счастливого и благодатного поверья. Для него всё просто: Ликан отдаёт корону и получает обещанный титул. И тогда, обретя имя и власть, сможет заняться восстановлением наследия — дело тяжёлое и не требующее спешки. Кобольды ходили размеренными шагами, равнодушно взирая на землю. Ликан укрылся за стволом, когда мелкий кобольд со щитом на спине прошёлся взглядом по его стороне, и кивнул Голдендиру. Гэйбл закатил рукав. Ему пришлось повозиться с мешковатым камзолом, прежде чем он смог распорядиться арбалетом. Ликан пару раз высовывался из-за дерева, выискивая удобный случай для выстрела. Кобольды остановились у разъеденной трещинами деревянной двери, притворявшей вход в башню, и разошлись спиной друг к другу. Тогда Ликан глухо прошептал:  — Ну же! Вслед за раздавшимся звуком щелчка на долю секунды послышался свист, после которого брызнула кровь и высокий кобольд в полушлеме понёсся чуть вперёд и без сопротивления, как плюшевая игрушка, повалился. Второй кобольд обернулся, услышав падающее тело, но не успел никак отреагировать. На него набросились волки. Они вышли из укрытия. Ликан увидел загон у задней части башни. Когда он подошёл ближе к ограде из ветхого дерева, в нос ударил мерзкий запах, и ворона, сидевшая на черепе, взмыла вверх и понеслась прочь. В загоне лежало корыто, на дне которого осела мелкая грязная лужица. В землю впечатались кости, и не похоже было на то, что они принадлежали скоту. Среди зубцов рёбер и надтреснутых черепов можно было найти осколок доспеха или клок ткани. Ликан убрал руки с ограды и развернулся. Его снова позвал голос. Тот же самый многообразный голос Древнего забрался в его мысли. Ликан не сдвинулся с места и со злобой грубо провёл одним лезвием по другому, вызвав звонкий скрежет. С досадой он понимал, что не отделается от Древнего так же легко, как избавился от кобольдов или вуллов. Но был готов противостоять загадочной силе. Он не должен проиграть. Голос коварно шептал те же самые слова из сна, призывал встать под знамя Сил Тьмы. В мысли закрались видения Древнего: сильнейшие воины, павшие у лап Ликана; яростные схватки, от которых бурлила кровь; бегущие в ужасе противники, заслышавшие вой; наконец, собственный зал славы, полный редчайших трофеев, и вновь поднятый герб дома Амбри, гордо висящий на крепкой стене высоченной крепости, чем-то похожей на прежний родовой замок. Он живо ощутил каждый из промелькнувших моментов, его рука попыталась обхватить золотой кубок, который он поднимал, сидя во главе праздничного стола. Ему радостно улыбнулась обворожительная женщина и несколько молодых парней, занявших место рядом с ней и чем-то напоминавших его самого. С другой стороны на него тепло смотрели зрелые мужчины и женщины. Сначала он узнал в располневшем и заросшем бородой лорде с бледно-серыми глазами Верджила, потом увидел стройного тёмноволосого Зандера в гвардейских доспехах, усмехающегося Кенелма, Алестера, Брендона, Трессу, Бриану. Они все были здесь. Среди гостей он нашёл и старика с белыми длинными волосами, чьи голубые глаза промелькнули на другом конце стола. Ральф Амбри, его отец. Ликан поставил чашу на стол и спешно направился к нему. Но натолкнулся на деревянный забор и чуть не упал. Голдендир прибежал на громкий треск дерева. Куски забора были разбросаны вокруг. В этот раз Гэйбл пробыл в недоумении меньше и спросил Ликана, всё ли с ним хорошо.  — Да, — сдавленно ответил он, отвернув лицо от собеседника, — осматривал территорию. Всё чисто. На обратном пути Голдендир посмотрел на загрызенного кобольда, лежавшего на сухой земле, которая в первую минуту смерти была залита кровью. Теперь осталось только разорванное тело. Просачивающиеся капли из ран мгновенно поглощала сухая прожорливая почва.  — Интересно, что те крипы исчезли, — заметил Голдендир. Ликан стоял, как застывший, и молча смотрел на тело. Немного погодя сказал:  — Те крипы служили Древнему, — его голос омрачился, — и Древний призвал их обратно.  — Откуда ты это знаешь? — спросил изумлённый Гэйбл, с примесью страха глядя ему в глаза и схватившись за свой рукав — правда, не тот, под которым крепился арбалет.  — А я и не знаю.  — Что ты, чёрт возьми, несешь… — сказал Голдендир, чьи мышцы на лбу быстро задвигались от попыток понять произнесённое. Ликан повернулся к двери башни.  — Это место пропитано прескверной магией. Надо быстрее убираться отсюда. Как только они захлопнули дверь, послышался звук быстрых шагов по лестнице. То спустились кобольды. Не ожидая вторжения, они сперва запаниковали, но тут же оклемались и схватились за копья, носившие за спиной. Начался бой. Больше дрался Ликан, пока Голдендир перезаряжал арбалет у дальней стены, там, где до него нельзя было достать копьём. Ликан сбил с ног неумело поставившего защиту кобольда, умертвил его стальными когтями, после закрылся от рубящего удара и пнул низкорослого кобольда в открывшуюся руку. И ни у кого из них не было на острой морде такого же злого взгляда, как у тех вуллов. Кобольды смотрели даже отчасти жалобно, будто бой был неприятной необходимостью. Когда болт ранил последнего кобольда, Ликан его прикончил и устало, с долей тоски, сказал: — Вот бы они оказались здесь последними. Верхний этаж, откуда выбежали кобольды, оказался жилым помещением. В комнате обвалившегося коридора встречались стоги гнилого сена и самый разнообразный мусор, который страстно любили собирать кобольды. Бывали ювелирные изделия.  — Нечего здесь тратить время. Пойдём, — сказал Ликан Голдендиру, разочарованно посмотревшему на золотые кольца возле рваной перины и уже успевшему прикарманить одно ожерелье. За лестницей на второй этаж был люк. Ручка, судя по зияющей дыре, через которую ничего не было видно, давно отвалилась. Ликан открыл люк и попытался разглядеть опасность во мраке. Тёмный подвал показался ему не самым приятным, но безопасным. Однако когда оттуда донеслось приглушённое рычание, он изменил своё мнение. Поставив ногу на лестницу, он начал медленно спускаться, хотя предпочёл бы спрыгнуть, будь высота ему известна. Он спустился не так быстро, как если бы это был обычный подвал, пол оказался ниже — итого получилось примерно шесть футов. Встав на ноги, он навострился в ожидании нападения, но противник себя не выявил. Слышалось то же рычание, но источник вездесущего эха определить не получилось. Видимо, он находился далеко. Голдендир тоже последовал вниз. Ликан обнаружил что-то металлическое под подошвой. На ощупь рукой это оказалась монета. Он положил её в карман, на случай если это окажется его единственной находкой, в чём он сильно сомневался. Снова донеслось рычание. Факелы зажглись сами. Вспыхнувшее пламя ударило светом в привыкшие к темноте глаза. Огонь отразился в блестящих монетах, среди которых можно было разглядеть и драгоценные камни. Подвал походил скорее на зал. Высотой не большой, а всего в пять футов. Но в длину и ширину он походил на ту массивную комнату, в которой короли привыкли принимать зарубежных послов и челобитную от подданных. Потолок удерживали колонны, правда, потерявшие свою белизну, но подпиравшие непосильную ношу львы ещё не обвалились. Каменный пол покрылся пылью наполовину, но подметать его явно никто не собирался, так как вторая половина была завалена горами золота. Вырисовалась тучная фигура чудища, чьё рычание Ликан слышал. Чудище показалось на дальней, самой высокой кучке золота, и он с подозрением его разглядывал. Голдендир испуганно попятился назад, но Ликан его остановил, посмеявшись. Рычание было храпом, которое издавал жирный кобольд. Обвешанный драгоценностями толстяк крепко спал, выпустив из руки золотой кубок с блестящими камнями. Он был убит во сне выстрелом из арбалета. Так они остались единственные среди гор сокровищ. Голдендир поначалу не выбирал среди золотых монет и драгоценных камней, забивая карманы всем близлежащим, но вскоре понял, что так не останется места для более дорогих предметов. Тогда незачем всякому мусору его занимать. Гэйбл внимательно высматривал большой куш. Ликан осмотрительно обходил горы сокровищ. Он увидел блестяще отгравированные зубья с изумрудами, но, когда подошёл ближе, вытащил лишь осколок короны. Пробормотав нелестное слово, он бросил обломок и возобновил поиск. Гэйбл начал избавляться от мелких сапфиров и бриллиантов. Он старательно отбирал самые ценные камни, и несколько заметных царапин уже были поводом отказаться от находки. Ликан подобрал ещё одну корону, но по внешнему виду это был просто золотой обруч с зубцами. Король Джеральд вряд ли бы счёл такую безделушку за достойное подношение и попытался бы обвинить Ликана в мухлёвке. Такого он допустить не мог. Тем временем Голдендир нагнулся, чтобы подобрать попадавшие из кармана камни, но в итоге из его плаща вылетело ещё больше. Он со вздохом взялся за волосы и бросился собирать. Ликан, отбросив очередную корону, увидел вдалеке зубцы, торчащие из горы золота. Он подошёл и вытянул ещё одну. Зазвенели монеты, чей покой был потревожен. Ликан держал корону кончиками пальцев, боясь ей навредить, ведь найти вторую такую же он не понадеялся. У наверший зубцов чередовались рубины и изумруды, похожие округлостью один на другой. Местами поцарапанная, с пятном грязи, она легко могла быть приведена в порядок. Изящная гравировка в виде ветвей ивы изумляла воображение. Слова на обруче, вырезанные на древнем восточном языке, гласили: «Да здравствует повелитель!» Возможно, она попала на этот континент через морских торговцев века четыре назад. Ликан удовлетворённо посмотрел на корону, в мыслях дивясь любви короля Джеральда к редким трофеям. Его задача была выполнена, и можно было уходить. Он завернул корону в припасённый платок и вложил в сумку. Старая сумка, которую он купил у барахольщика за бесценок по пути к этим землям, охваченным войной. Ликан всерьёз злился из-за этой обузы, которую легко потерять при превращении, так как сумка не была привязана чарами к волчьему облику. И в этой сумке осталось ещё место. Ликан жадно посмотрел на сокровища. Корысть заиграла внутри. Он решил присвоить пару драгоценных камней, просто на всякий случай. Так он подобрал изумруд, потом увидел и взял бриллиант. Но вдруг обнаружил совсем рядом ещё камни. Он надумал забрать и их. Возле этих камней завалялись золотые ожерелья и кольца. Так он и начал высматривать дорожайшие драгоценности в этом золотом озере. В процессе он воодушевлённо представил, как разбогатеет. Он бы сумел приобрести не только замок и землю, но и огромный лес. Собственные угодья в которых мог бы отводить душу за охотой. Смотря на блеск камней в руках, он продолжал строить далеко идущие планы. Пока не опомнился и постыдился своих мечт, которые вскоре счёл нелепо смешными. Ликан разозлился на то, что дал себе слабину, и приподнялся с колена. Он с презрением посмотрел на блеск манящих сокровищ и тут же вышвырнул всё, что до этого держал в руках. Тогда он хотел напомнить Гэйблу, что они пришли сюда не жить и что пора уходить. Но, открыв рот, он ничего не произнёс. В один момент Ликан почувствовал непорядок в мировосприятии и, смотря на трофеи, моргнул несколько раз. Всё осталось неизменно, и тогда он сильно зажмурился и снова открыл глаза, протёр их. Блеск золота и камней увядал. Будто ясное солнце затмили тучи, предвещающие грозу. Ликан догадывался, какая сила стояла за его помутнением рассудка. Он приготовился вновь услышать многообразный голос, соблазняющий подчиниться. Ликан верил, что сможет и в этот раз выстоять против злобного неведомого божества. С неудовольствием он отметил, что в напряжении сжал зубы, как щерился загнанный волк. Мир вокруг него темнел. Пропадали неосвещённые углы, становясь неизведанной пустотой. Исчезали стены, пол и потолок комнаты. Ликан не знал, куда мог шагнуть в этом мраке, заставившем быстро забиться сердце. Только тусклые огни факелов являли себя, пока тоже не покинули его. Голоса не было. Ликан хищнически оглядывался по сторонам, которые вновь появлялись вокруг него. Он ждал засады; ждал внезапного обвала, землетрясения или наводнения; ждал того, что все собранные сокровища обратятся в пепел, как насмешка над его проявленной жадностью. Словом, он ждал любой неприятности, подстроенной Древним для незваных гостей. Но увидеть отца он не ждал. С вернувшимся светом явился и он. Сидел у подножия горы золота, отложив рядом трость. Ральф Амбри носил свой привычный наряд: красную тунику и чёрный жилет, окантованный золотой росписью. Он всегда носил этот наряд, и в день смерти тоже. Его поседевшие волосы липли ко вспотевшему лицу. Он сжал руку на боку, пытаясь остановить кровь. Ликан рванулся помочь. Отец заметил его взглядом из-под полуприкрытых глаз и неторопливо поднял голову. Так же неторопливо он остановил сына жестом. Ликан встал в двух с половиной футах, не зная, как действовать. Ральф Амбри указал в дальний угол. Ликан посмотрел туда и от преисполнявшего его удивления пробормотал ту незаконченную фразу, которая всегда являлась естественным риторическим вопросом в случае встречи с пропавшим без вести врагом. На горе стоял Олден. С кинжала в его руке кровь окропляла золото. Предатель, завидев Ликана, сначала озабоченно посмотрел на запачканное лезвие, а потом поднял боязливый взгляд опять на него. Олден хотел бежать от перевоплотившегося волка, но некуда. Запертый люк, единственный путь к спасению, преграждал Ликан. Волк в один прыжок настиг потерявшего надежду предателя. Воля к жизни говорила Олдену вырываться из лап хищника, что он послушно делал. Волк сдавил одну его руку лапой, а второй Олден успел закрыть шею. Тогда он зубами разодрал кожу между шеей и плечом. Олден, растерявшись от страха, схватился за нещадно болевшее место. Его горло было перекушено сразу же. Олден ещё пытался вырваться, неощутимыми ударами бил по лапам, но его замахи становились всё хуже, пока его раскрытая рука, вымазанная собственной кровью, не осталась лежать на полу, а глаза безжизненно воззрились на неопределённую точку. Ликан хотел ударить тело ещё раз десять, чтобы умертвить наверняка, и оставить труп на съедение волкам, но сейчас он не придал свершившейся мести такого значения, как придавал всю жизнь с момента роковой ночи. Отец был важнее. Ликан посмотрел на Ральфа и направился к нему. Он старался не моргать, боясь, что отец окажется видением и исчезнет. Тяжело дыша от раны, Ральф отказался от помощи, когда Ликан подал ему руку.  — Уходи. Ликан остолбенел, не поверив словам. Отец продолжил:  — Иди. Для меня всё кончено. Он не послушался.  — Что ты такое говоришь? — ответил Ликан, скрывая нервозность, вызвавшую дрожь в голосе, — мы выберемся оба, я найду лекаря, и рану можно будет вылечить. Ральф жалобно улыбнулся, но ничего не ответил.  — Ну же, разве я не смогу тебя донести? — Ликан боялся, протянув руку, коснуться пустоты, но, когда он упёрся ладонью в плечо, с его сердца точно упал камень. Он перекинул его руку себе через шею и поднял, отчего отец болезненно заскулил.  — Ты не должен меня спасать, — пробурчал он, — я тебе больше не нужен. Ликан подумал, не бредит ли его отец. Однако вопреки его болезненному состоянию, Ральф смотрел в его лицо ясным взором.  — А как же наследие? — тон Ликана неуправляемо менялся, хотя он изо всех сил его пытался контролировать. Ральф, печально улыбаясь, покачал головой.  — Как я могу его возродить? — Ликан задал вопрос, терзавший его перед сном каждый раз после ночи в королевском дворце. После немой паузы он вновь вопросил:  — У меня нет верных людей. Не было денег сверх более того, сколько требовалось. Да я толком и не знаю, что мне делать с титулом, когда я стану лордом. Разве ты меня чему-то научил? Ликан с тревогой смотрел на рану отца. Из-за неё Ральф начинал слабеть. Со временем хуже держался за плечо. Прежде пристально смотревшие его глаза всё чаще смыкались. Ральф ответил:  — Мне нечему тебя учить.  — Я не понимаю. Старший Амбри усмехнулся.  — Ты должен понять одно: время существования нашего рода иссякло, как и время Слома. И ты не должен этого менять.  — Если бы я бросился на короля в ту ночь… — покачал головой Ликан.  — Это не твоя вина, Бэйнхаллоу. В ту ночь твоя жизнь разделилась надвое. Ты перестал быть младшим сыном лорда и стал воином. У тебя нет долга перед родом Амбри, есть только долг воина. Это твоя нынешняя жизнь. Не заботься о прошлой.  — В ту ночь ты говорил иначе, — Ликан осёкся, посмотрев на капли крови, летящие вниз, — у нас мало времени, я должен тебя вынести отсюда. Ральф не заботился о ране.  — Ты боишься. Ну, чего осклабился? Страх бывает тоже уместен. Только дурак ничего не боится, — он закашлял, — не бойся признать, что всё сделанное тобою прежде — ерунда. Ты этого не хочешь, только думаешь, что это твой долг. Когда судьба сулит тебе иную участь. Разве не помнишь, с каким удовольствием ты хватался за деревянный меч, когда братья тебе предлагали побиться? Я уже тогда знал, какой дорогой ты должен идти, — он с трудом удерживался рукой за шею сына, так что Ликан положил отца на землю и отпустил, только придерживая его голову приподнятой, — лордовская возня — не твоё предназначение. Управление имением, установление тесных связей с другими семьями, роскошные знатные праздники — не верю, что ты бы этим осознанно занимался. Но зато посмотри, как умело ты прикончил нашего давнего врага. Ликан обернулся и посмотрел на труп Олдена. Только сейчас он сполна почувствовал радость свершившейся мести.  — Он не был достойным противником, — выпалил Ликан, — всего лишь немощный старик.  — Да… — протянул Ральф, с трудом разговаривая, — разве ты не хочешь… большего? Ликан кивнул, невольно сжав клыки.  — Я верю в тебя, — прошептал Ральф свои последние слова. Глаза его закатились, и голова легла на бок. Рот, из которого прекратило исходить дыхание, остался приоткрытым. Ликан провёл рукой, закрывая Ральфу веки. Когда отпустил тело, он встал и воззрился в потемневшую округу. Раздался ненавистный голос Древнего.  — Добро пожаловать в ряды, Проклятый. Потом Ликан услышал раскатистый смех. Но желания противостоять он не почувствовал. Он знал, что Древний станет исполнителем его новой мечты. Ликан был готов возродиться, чтобы выйти на поле боя. Гэйбл отнял руку от горла. Он всё ещё тяжело дышал, стараясь не всхлипывать. Долгое время боясь пошевелиться, он резко вскочил на ноги. Произошедшему купец не верил. Волк, набросившийся на него минуту назад и пытавшийся убить, нагло пробирался зубами к горлу, а потом как будто потерял сознание, кусался более лениво, пока не рухнул на пол рядом, где лежит сейчас. Оборотень был жив. Гэйбл видел, как вздымалась шерсть при вдохе и выдохе. Он точно спал. Или свихнулся на почве бешенства. Видно, бедолага зажадничал во время делёжки богатств и поехал головой. Выяснять точные обстоятельства было некогда. Гэйбл твёрдо решил уйти и никогда сюда не возвращаться. Но, подходя к лестнице, он остановился, развернулся на пятках и посмотрел на волка. Оборотень мог очнуться в том же скверном расположении духа, в каком и вырубился. А звериный нюх, несомненно, выследил бы Голдендира. Догнать купца, далёкого от звания лучшего бегуна, для волка ничего не стоило. Гэйбл вернулся и достал арбалет. Он прицелился так, что канавка смотрела в голову. Дышал Гэйбл лишь немногим чаще, чем билось его сердце. Закрыв глаза, он с дрожью нажал на курок. Выстрел — и волк больше не проснётся. Гэйбл опустившимся взглядом смотрел на растекающуюся лужу, не в силах взглянуть на тело. Сегодняшней крови ему хватило до конца следующей жизни. Он развернулся быстрым шагом к лестнице. Пройдя немного, он глубоко вздохнул. Ему было страшно. Но он чувствовал, что должен был в последний раз посмотреть на того, кто все-таки помог ему. Гэйбл обернулся. Но тела не увидел. Только лужу крови. Сердце Гэйбла, утихшее только что, снова забарабанило. Он немедля полез наверх.