Понимаешь, они же и не знают, куда и зачем мы плывем. Ну, а я-то знаю, я смотрю на небо… © «Свобода», Йовин
Западный порт пялился на него из-под полотен потрепанных палаток, выпучивал редкие облезлые пальмы. Сплевывал под ворот ледяной дождь. Шизума клацнул зубами. В груди назревала тревожная ярость. Один из его главных людей, Кьёхо, просто пропал. Уже три дня не выходил на связь. Прежде Шизума не стал бы запариваться: Кьёхо был откровенно тупым и слабо дисциплинировался. Этот кусок дерьма мог и забыть про доклад. Случайно. Вот только в случайности Шизума больше не верил. Двоих из Семерки уже уничтожили. А теперь не выходил на связь Кьёхо. «В борделе тебя, значит, в последний раз видели». Сколько он собирал их, тех, кого примут Великие Мечи Тумана. Сколько тренировал, и сколько они вместе пережили. Шизума не мог доверить следствие тупым местным солдатам: те только задавали идиотские вопросы и ни черта не пытались думать сами. «Говорил же, что шлюхи до добра не доводят. Придурок. Мы все придурки». Он свернул к публичному дому. Шлюхи давно разбежались, обдурив солдатню, и лишь один Шизума чуял: что-то не так. Что-то оставалось еще в этом борделе и превращало его в отправную точку настоящего следствия. Он уверенно толкнул дверь. Мигнула и погасла желтая лампа. В спину, взбудоражившись призрачным запахом крови, сладко запульсировала чешуя Самехады. Шизума тоже чуял кровь. И жажду крови. Тонкая и прозрачная, она вдоволь насытила звонкий женский смешок. — Добро пожаловать, хозяин, — услышал он бархатистый голос. Полосы уличного света мягко прокатились по зрелым чертам точеного личика. Пухлые губы изогнулись в ухмылке. Странно завораживал блеск в единственном зеленом глазу. В горле пересохло. — Теруми Мэй, — сипло прошептал он. — Откуда…* * *
На базу Сопротивления прибывали новые люди. Шиноби Тумана, все без протекторов. Конохамару бродил по коридорам, не в состоянии успокоиться, и цеплялся за пришельцев подозрительным взглядом. Идею Саске-сана он понимал. Заброшенная станция была отлично укрепленной, уходила под землю своими длинными коридорами и могла дать надежный приют не меньше, чем тысяче человек. Здесь хранилось редкое оружие и — трудами Сакуры-сан — выздоравливали потенциально мощные шиноби. Не просто так ведь их выловили однажды и выставили на продажу. Сам Конохамару уже восстановился после схватки за эту чертову торговую точку и готов был бежать дальше. В душе как будто дыра образовалась, и чем дольше он ждал… — Не нервничай, — сухо посоветовал ему Саске. Появился словно из ниоткуда. — Я же сказал. Мои люди проверяют другие точки. — Нет… результатов? — Нет. Конохамару сжал спрятанный в кармане кулак. Иррационально захотелось курить, хоть до того он держал в зубах сигарету от силы пару раз. Поговорить тоже хотелось, но не перед Саске-саном же разливаться. — Он жив, — сказал вдруг Учиха. — Глупо пускать такой куш на мясо. Конохамару поморщился. «Куш». «Мясо». Слишком грубо и обезличенно как для живого сопляка, с которым он возился с младенчества. Которого ему доверил погибший братец Наруто. «Пусть братец Наруто доверил мне не совсем этого, корэ», — мысленно поправился Конохамару. Впрочем, неважно это было. Важным было лишь то, что он хотел спасти мелкого братишку, обнять и ощутить его сбитое сопение. Прижать к плечу растрепанную макушку и наконец-то выдохнуть. И как следует, с наслаждением наругать. Да. Только это было важным. — Даже если он жив, — насупленно заявил Конохамару. — Не думаю, что он в порядке. — Скоро сам все узнаешь. Саске-сан ввел его в ярко освещенный кабинет. За низким столом — на самом деле обычным, с подрубленными ножками — восседало горбатое морщинистое существо неопределенного пола. Существо было предположительно человеческим. Против него на коленях сидела Сарада. Существо жадненько обхватило ее худощавую руку и вырисовывало что-то ей на запястье, время от времени почесывая себе нос кончиком кисти. Сарада подняла руку и с любопытством осмотрела чернильный узор, распустившийся от локтя до основания пальцев. — Командная работа — вот столп любой победы, пфу-шу-шу-х, — прохихикало существо хриплым фыркающим смехом и смачно втянуло сопли. — Теперь, с печатей, ты часть улья, моя принцессочка. А без печати пропадешь в туманах. — Как это работает? — завороженно спросила Сарада. — Если пустишь сюда чакру, в сию гениальною печатю, то печатя переправит ее в такую же печатю другого человека. Попробуй, принцессочка. Отправь сигнал папуле. По средней линии. Сарада сжала кулак и напряженно вгляделась в свеженаписанную фуин. По чернильному стебельку в центре прокатилась голубая вспышка — и точно такой же вспышкой мигнула вязь на приподнятом запястье Саске-сана. — Ух-х… — в один голос протянули Конохамару и Сарада. Сарада, однако, скоро очнулась от удивления и деловито поправила очки. — Вообще-то, я спрашивала про механизм. Так как это работает? — Как запечатывание в свиток, — пояснил Саске-сан. — Только дистанционное. Роль физической близости играет Контракт. По сути, эта печать — реквизит Контракта. Твоя личная подпись. Она настраивает связь между тобой и другими пользователями. — То есть я сейчас как бы… отправила тебе часть своей чакры, папуль? Саске-сан кивнул. — Получатель ощущает слабый толчок в системе циркуляции. Этот толчок считывается механизмом его собственной печати и заново кодируется в фуин-символы. — То бишь, проще, ты можешь передать в другую печатю целое закодированное сообщение, — хвастливо поведало горбатое существо. — В зависимостях от количества чакры, и от количества толчков, и от того, по каким линиям направляешь… все эти толчки, количества и линии получательская печатя будет считывать по-разному. Мы сами систему дорабатывали, да. Конохамару прокашлялся и аккуратно поинтересовался: — Кто это — «мы»?.. — Не спрашивай, — буркнул ему Саске-сан чуть ли не в ухо. — Просто обращайся к нему множественным числом. То есть к ним. — Послушайте, вы… — выдавил из себя Конохамару. — Я же тоже получу такую печа… печатю, верно? — Для этого мы попросили мастера Саске привести тебя сюда, — существо порылось в карманах заляпанной юкаты и выудило еще одну видавшую виды кисть. — Рады знакомству, Сарутоби Конохамару-кун. Садись, и тебя разукрасим. А ты пожалуй отсюда, принцессочка… — Хватит звать меня принцессой! — не выдержав, рявкнула Сарада. — Шаннаро-о!* * *
Очередная сказка раскрывалась в темноте. — Я дома! Раздался частый-частый топот, радостный писк «папуля!» и хриплое смешливое «о-о-о» в ответ. Боруто настороженно выглянул с лестничной площадки. Прямо у порога присел на колени отец, схватил под мышки хихикающую от удовольствия Химу и притянул к себе. Разбросал по полу все пакеты, которые принес. По коридору уже расползался запах острых специй. Наверное, что-то разлилось. Боруто крадучись сполз на несколько ступенек. Что-то сакральное ему виделось в протяжном «о-о-о», в этих небрежно разбросанных пакетах, в искреннем смехе сестренки. В том, как легонько папа с ней стукнулся лбами и как, черт, как стремно они потерлись друг о друга носами. — Ты тоже мог бы, — прошелестел над ухом тихий голос мамани. Боруто едва не хлопнулся с лестницы. — В см… в смысле? — ошарашенно выдохнул он. И когда только мама успела подкрасться?! — Он ведь и твой отец тоже. Нет ничего странного в том, чтобы… Шею обдало жаром. Боруто зажмурился и яростно замотал головой. Маманя возомнила, будто он тоже хочет, как Химавари… «Еще чего, ттэбаса!» — Я бы ни за что, — прошептал ей Боруто, чтобы она ничего такого не думала. — Просто проверяю. Хима ждет его. Не хочу, чтоб было насмарку. Он правда проверял. Каждый раз высматривал, загорался ли взгляд папани, когда к тому неслась Химавари, и очень боялся увидеть равнодушие. И эта миссия сторожа полностью его устраивала. — Йо, Хината… Боруто. Боруто прошило взглядом отцовских голубых глаз, и он тут же смешался, отвернулся и с деланным безразличием пробурчал куда-то в сторону: — Пришел… значит. Он больше не придет. Боруто с выдохом подорвался со сна. Уютные домашние картинки пропали в черных разводах. В локоть вцепились мелкие острые пальцы и неуверенно его потискали. — Вот, — щекотнул ухо сиплый голосок Гаки. — Потрогай. Боруто вздрогнул, когда щеку мягко полоснули стебли каких-то ростков. Ростки повозюкались по щеке еще немного, коснулись носа и уплыли из зоны его осязания. Он выдавил улыбку. — Спасибо, Гаки. Почему-то глубоко трогали попытки нелюдимой девчонки его утешать. — А ты сделаешь еще траву? — А… конечно, — закивал он. — Сколько хочешь. Плечо шлепнула чья-то твердая лапа. — А я хочу тигровую розу, — ехидно влез дедан Сусуки. Боруто хотел было возмутиться, что он не ботанический сад, как вдруг дверь открылась. Он понял это по лязгнувшему замку, и странному ощущению пробитого окна, и запаху нового присутствия. — Боруто, — негромко позвала Амено. — Иди сюда. Быстро. Он послушно привстал и направился по следам ее голоса. Каждый шаг привычно проваливался в темноту и только потом обретал земную опору. Вокруг запястья жестко обвилась горячая рука и утянула его из камеры. — Сестренка Амено… — позвал Боруто. — Ты ведь расскажешь, да? Они поднялись по прохладной лестнице, затем под ногами знакомо расстелилась зеркально гладкая площадка. — Сначала ты мне расскажешь, откуда тебе известны основы древней космологии. — Много условий, — вздохнул Боруто, понимая, что выбора у него все равно никакого. Вверх поползла вторая лестница, за лестницей — еще одна площадка. Эта новая площадка была более… энергичной: здесь будто что-то вылизывало стопы дрожащей невесомой рябью. «А что мне ей рассказать?» Основам космологии Боруто обучился совсем еще шкетом. Вырвал их с боем: уверенный, что пробудил додзюцу, он просился на особые тренировки клана Хьюга. Деда отказывал ему с мягкой усмешкой, и Боруто проползал на таинственные занятия тайком и прятался за дальней горкой татами, надеясь, что его не заметят. …каким же он был идиотом. Разумеется, они замечали. Специально делали вид, что не в курсе его присутствия, чтоб поддержать внезапно открывшуюся тягу к знаниям. — Сестренка, я просто… — он зарылся в макушку пальцами и сконфуженно поскреб. — Мне маманя рассказывала. Для общего развития. …рассказывала маманя пробудившей бьякуган Химавари, а Боруто просто грел уши. Настоящее искусство, которое берегла главная ветвь Хьюга, строилось на шести ступенях сотворения мира. Небесное Вращение, Шестьдесят четыре ладони… Все они стартовали с мысленного развертывания космологической схемы: вначале Круг Беспредельности, затем — линия Великого Предела, очерчивающая начала Инь и Ян. Отсюда начинался мир. Движение Ян превращалось в покой Инь, и вместе они порождали четыре Символа — тьму, свет, твердость и мягкость. Из Символов росли восемь Триграмм — Земля, Молния, Небо… Узлы мироздания завязывались в шестьдесят четыре пути тенкецу — в Человека. Не зря ударов было именно шестьдесят четыре, и не зря они делились именно на шесть групп. Без понимания всей схемы нельзя было взять под контроль тенкецу и овладеть Мягким Кулаком… — Боруто-о! — перед лицом что-то щелкнуло. — По-моему, ты слишком завис. Я жду продолжения. Боруто пожал плечами. — Извини. Мне особо нечего больше сказать. Амено шумно фыркнула и проворчала: — «Маманя рассказывала»… Оправдание для дошколенка. А «маманя» откуда в курсе теорий фуиндзюцу Узумаки, м-м? Секретных, скажу тебе, теорий. «Просто фуиндзюцу Узумаки строится так же, сестрица. По той же схеме мироздания. Странно, что раньше не доперло. Только…» Только мысль в стиле Хьюга закреплялась движением. В фуиндзюцу мысль закрепляли росчерки кисти. — Сестренка Амено, — позвал Боруто. — Печать ведь можно перевести в движение? А движение… В печать. Боруто отвел назад ногу, вытянул вперед ладонь. Представил под собой круг с элементами инь и ян. И смущенно застыл, сам не понимая, куда его привел порыв случайного вдохновения. Тенкецу он все равно не увидит, смотреть нужно было вообще не туда. И, возможно, не так. Этот круг беспредельности с косой предела… Его ведь можно воплотить в движении. «Ведь это… очевидно». Печати Узумаки строятся по той же схеме, что и стиль мягкого кулака, только написаны на другом языке. Круг из инь и ян можно заменить базой всех алфавитов Узумаки — спиралью Водоворота. Это движение он всегда носил на спине как клановый мон. Куда бы он ни шел, первым шагом будет вращение. Боруто оттянул ногу дальше, бросая себя совсем в неустойчивое положение. — Ты что-то разогнался, — на плечи резко хлопнулись ладони Амено, и он чуть не шмякнулся на зад. — Переводить можно все, что угодно, и куда угодно, но тебя сейчас шандарахнет моей же печатью. Тебе нельзя использовать чакру. Забыл? Она мазнула кулаком по его ребрам, приподнимая футболку, и резко ударила под солнечное сплетение. Органы прожгло электричеством. — Гуарх, — Боруто согнулся пополам и прижал к животу руки. Изо рта потекли слюни с железным привкусом. — Ты чего… сестренка? — Ослабила твою печать, — судя по звуку, Амено тряхнула ладони друг о друга. — Теперь не так больно будет концентрировать чакру. — Почему ты это все делаешь? Запечатываешь, распечатываешь… — Я тоже не свободна, знаешь ли, — буркнула Амено. — А вообще… хех. Думаю, мы оба можем послужить человечеству лучше, чем полагают некоторые. Есть два направления. Мы принесем тебя в жертву Преисподней. Или принесем тебя в жертву Преисподней, но с некоторой практической пользой. Выбирай, Боруто.