Каких чувств недостает нам, чтобы увидеть и услышать окружающий нас иной мир? Фрэнк Герберт, «Дюна»
В вену болезненно протолкнулась игла. Сарада отследила без особого интереса, как пропадает лекарство в шприце. Медсестра наклеила моток ваты на место прокола и что-то сказала, жалостливо ей улыбнувшись. В препаратах ли дело или в глубоком и личном проломе, но милая вроде улыбка показалась безвкусной. Лишней, чужой. Так же чувствовала себя Хината-сан в этой Шестой? Как она вообще выдержала здесь десять лет? Сарада не выдерживала и предписанной недели. После гибели Боруто, после бойни в Тумане ее от мира отделила ограда, стена. Мир дальше пустился, побежал жить. И почему-то ее обогнал. Просевшее зрение мешало поспеть; или все-таки не в зрении было дело? А в том, что она сама отвернулась? «Не отвернулась», — упрямо сморщилась Сарада, зажимая меж пальцами теперь уж совсем короткую прядку. Верно. Ее волосы все еще были чистыми, аккуратными. Платье в порядке, оружие до блеска отдраено. Она тщательно следовала законам обогнавшего ее мира. Разве не это признак нормальности? Ей точно нужно здесь, в Шестой, находиться? Тянуло вырваться из душной палаты, из окна спрыгнуть и отпружинить стопами от опостылевшей грязи. По-человечески вдохнуть прозрачное легкое небо. Сарада сжала кулак. Как же хотелось пробить чертову стену и ощутить во всех красках, как яркой свободой пушится весна. …так зачем бы себе отказывать? Она взломала замок и распахнула оконную створку.* * *
Земля дышала упоительным сырым ароматом. Сакуре казалось, что аромат этот креп на подходе к Листу. Она миновала ворота, знаком отпустила отряд и ринулась напролом к Резиденции. Наконец-то закончилась миссия: купировать локальную эпидемию. Совсем скоро она увидит дочку и мужа. Коноха оттаивала. Зов весны рябил в быстром теплеющем воздухе, пышными бутонами вплетался в голые ветви — вот-вот по унылым дорогам понесутся ворохи лепестков. Вот-вот в вихре ветра изорвется нежным расцветом сакура. Солнце бросилось в глаз; слух продрал птичий клекот. Восьмой Хокаге стоял на крыше Башни, вытянув вперед локоть, чтоб на предплечье сел ястреб-посыльный. Величественно и странно развевалась белая мантия Каге. Сакура так и не успела привыкнуть, потому что Саске-кун долгие годы предпочитал черный. Осталось всего ничего: промчаться мимо охраны, проскочить лестничные пролеты, выбраться на площадку. И окликнуть любимое имя. — Саске-кун!.. — она перевела дух. — Я с докладом. Саске слегка обернулся. — «Хокаге-сама». Или «Восьмой», Сакура. И ухмыльнулся едва заметно. Он ее поддразнил! — Хок… Хокаге-сама, — надулась Сакура и поправила прядь. И тут же вытянулась, отбросив дурашливость. — Мы исследовали очаги «эпидемии» близ Отофуку. Болезнь оказалась следствием массового отравления. Яд относится к классу воздушных. Нам удалось вычленить примерный состав и подготовить противоядие. Оперативная группа разбирается с преступниками на месте. Она полезла в подсумок. — По ходу я делала записи… — Отдашь в отдел разработок. Пусть Кабуто с Орочимару по архивам перепроверят. Значит, теперь у них появился отдел разработок. Как Хокаге Саске-кун стремился отбрасывать все ненужное — перекраивал аппарат по своему удобству, распределял между отделами традиционные функции лидера. Оставлял за собой только ключевые решения. В отличие от Наруто, хватавшегося сразу за все подряд и ни на что, кроме работы, не имевшего личного времени. Даже на близких. — Сарада покинула территорию Шестой, — сообщил Саске, взглядом проводив исчезающего в небе ястреба. — Послание от Хидео. — А? — очнулась Сакура. — И ты не сказал сразу? — Нам не нужно все время следовать за ней по пятам. — Да, но… ситуация, ты знаешь, особая, — она поджала губы. — Сарада еще не оправилась после пробуждения Мангеке. Слишком глухая депрессия… Четыре месяца минуло, а все никак не меркло воспоминание. О том, как по ветру рассыпался сухой пепел; о том, какие глаза подняла на нее Сарада — пламенно яркие, налитые тупым ужасом — и о том, как из томоэ в пульсации красного развернулся колючий узор. — …мы ведь договорились с ней, это для профилактики, — буркнула Сакура. Дочь вела себя тихо и сдержанно, не скандалила, не срывалась. Никак не сопротивлялась тестам, периодическим курсам терапии в Шестой. Почему она убежала? — С ней… с ней ничего не случалось, пока меня не было, Саске-кун? Какие-нибудь странности? — Ничего необычного. Разве что волосы решила короче состричь. Под мальчишку. Почему-то вспомнилось, что после гибели Наруто Хината волосы отпустила и никогда не расчесывала. Хината… нет. Хватит их сравнивать. С Сарадой происходило совсем не то же самое. Сарада не была похожа на Хинату. — Не переживай, — ободрил Саске-кун. — Это же наша дочь. Она знает, что делает.* * *
Между стволами расплескался до слез белый свет. Сарада, не скрываясь, вышла к лагерю: охрана привыкла ее пропускать. Подошва бесшумно легла на ступеньку. Взволновались кисти канатов-шимэнава над головой, легкие тени мазнули плечо. Новый Храм Масок распахнул перед ней незримый барьер. — Гос…пожа Сара… да, — поклонилась старая жрица в обносках. Узумаки Хомаре. Говорила она с трудом, с придыханием — так и не восстановилась после того, как папуля перетряхнул и заново сшил ее разум. — Он готов? Сарада привыкла видеть старуху. Смотреть в бледно-серые закатившиеся глаза, прислушиваться к ее бессвязным подсказкам и не помышлять об убийстве. Пальцы уже не трясло от желания впиться в дряблую шею и с хрустом сломать хрящи. — Как… как всег-к… да. — Хорошо. Сарада встала против алтаря — простого серого камня. Сложила ладони в знаке почтения и взглядом прошлась по грубо вырезанным надписям. «Учитель». «Отец». «Мама». «Химавари». Храм оживал лишь вокруг этого камня, больше нигде не отстраивался. Старуха Хомаре каким-то чутьем своим знала, что в ином месте душа Храма не приживется, и Сарада спустя месяцы начинала понимать почему. Над алтарем вымученной добродушной полуулыбкой щерилась маска. Дух искупления. По древним традициям Узумаки покрытая белым лаком, с рогами из легкого дерева. Сарада бережно сняла ее со стены и, затаив дыхание, закрепила у собственного лица. Раскинула руки и пропустила навылет ток бесконечной энергии. В динамике танца жрицы искали путь к богу, только вот у нее — свои методы. Прожарило жаром сетчатку, раскрутились томоэ и вырвали разум ввысь, к истокам. Забились лепестки прозрачных границ у ядра. Сарада вбросила больше чакры к глазам: раскипятить зрачок в жгучей боли и выйти уровнем выше. Грани мелькали и путались, стремительно нарастали, но с каждым раскрытым звеном Мангеке разрывались по швам. Лишнее, пока лишнее, слишком их много, молитв, снов, теней… В ослепительном отблеске промчался узор — нитка нужного голоса. — Сарада! Она обернулась.