heat is dead and alive.

Намджуну без сигарет паршиво. Нечем занять дурную голову, легкие, пальцы. Черепушка хрустит под давлением пустоты, гремящего вакуума. Курение как медитативный процесс, которого Юнги его постоянно лишает. Хотя сама сжирает по полпачки в день и только скалится белесыми деснами, пальцами, пахнущими только теплой кожей, скальп пытается снять. Кто б знал, что у этого камня есть такие заскоки. Нет, она все еще шугается, иногда неделями не дает к себе прикоснуться, но заметно перестает дышать, стоит коснуться руками. Как подросток, ей богу. Недолюбленная девчонка из средней школы. Намджун глубоко вдыхает холодный сентябрьский вечер, пытаясь не чувствовать боль в заложенном носу. Сквозняк. Съеживается под огромным худи, натягивая капюшон. Ветер забирается в дырки на джинсах, кусает за оголенную полоску кожи щиколоток. Задерживает в легких. Вместе со скрипом двери балкона, с криком ребенка, которого мать через силу ведет в детский сад утром, с навалившейся на плечи тяжестью чужих рук, с ощущением горячего языка на короткостриженном затылке. Выдох. Ким разворачивается на сто восемьдесят, с прищуром косится на трусы с рождественскими оленями. Юнги натягивает толстовку поверх старой домашней футболки, двигает пальцами ног в тапочках. Щелкает зажигалкой, ломая отросший маникюр, выскабливая бензиновые искры. Небо просыпается серым пасмурным утром, растянутое безжизненным телом над головой. У Намджуна от недосыпа кружится голова. Пускает под худи. Места хватает. Юнги крутится на месте, опираясь на него спиной, в зубах сжимая сигарету, продевает тонкую руку через его рукав. Намджун чувствует холодную кисть рядом со своей. Обнимает второй, кладя ее поверх худи, чувствуя чужое тело под теплой тканью. Перед следующей затяжкой берет ее руку в свою. Пальцы режут костяшки под тонкой коже. Делает затяжку сам. Долго и глубоко, перекатывает вкус на языке, чувствует проедающую легкие серость. Юнги поднимает на него взгляд, чуть задирая голову. Вырывает сигарету из рук, пихает куда-то под ребра острым локтем. - оставайся, – шепелявит низко куда-то в шею, прикусывая за родинку. Тушит о перила, бросает в пустоту. В утренних сумерках ее лицо еще резче и графичнее. Как угольные портреты, которые Намджун рисовал в школе. Всегда глаза получались слишком резкими, жирными линиями, выскобленными на лице тяжелым жестом руки. Клюет куда-то в губы, сжимая в медвежьих объятиях рук и ткани, раскачивается из стороны в сторону, заходя в квартиру.