А был ли Мальчик?

      Выжившая пробиралась сквозь высокую траву, стараясь держаться бревенчатой перегородки: в случае чего эта преграда могла стать верным укрытием.       Клодетт Морель не предполагала, кого Сущность призвала на этот раз. Кого отправила для того, чтобы разделаться с ней и ей подобными жертвами.       Наконец впереди возник знакомый силуэт генератора, и выжившая направилась к нему. Опасливо озираясь и стараясь ступать осторожно, как по тонкому льду, девушка приблизилась к металлической конструкции, обошла ее, так, чтобы не оказаться на проходе между двумя деревянными стенками, и принялась работать. Эти действия у нее по-прежнему выходили несколько неуклюже - на подкорке сознания сидел страх, что машина непременно заискрит, и тогда...Боль снова боль, повешение на крюке и, само собой, смерть в объятиях Твари.       Пока звук работающего двигателя не разрезал тишину, Морель чувствовала себя в безопасности.       Но стоило ей сосредоточить все внимание на мерном постукивании механизма, как за спиной, буквально в нескольких футах, возник силуэт. Фигура пока не издавала ни звука, однако медленно приближалась, стараясь оставаться в тени. Подобное требовало особых усилий, так как рост неизвестного наблюдателя достигал порядка семи футов.       Походка громилы отличалась какой-то хаотичностью, неправильностью, словно одна нога была короче другой, либо кости неудачно срослись после тяжелого перелома, да так их никто и не вставил на место.       За собой фигура тащила внушительных размеров молот.       Сегодня массивное изголовье, венчанное колючей проволокой, уже было окроплено кровью, и поэтому сухая трава охотно липла к металлу.       Но пока Клодетт не слышала шагов, не чуяла железистого запаха смерти и тяжелого, сдавленного дыхания...       Он был бы намного заметней, если бы пару минут назад не оставил у разбитого забора свое оружие – бензопилу, которая обычно заранее выдавала присутствие владельца благодаря чудовищному реву, который издавала в заведенном состоянии.       Если этот звук разносился по зарослям кукурузы, воронье, полюбившее это место, взмывало вверх, добавляя к безжалостному механическому рычанию дьявольский грай.       Птицы насмехались над теми, кто остался на земле. Они-то знали, что никому не уйти. У тех, кому не посчастливилось попасть в это проклятое место, кровь стыла в жилах – они понимали, что охота началась!       Но в этот раз все было иначе…       Двигаясь, хотя подобное и приносило немало неудобств, медленно, держась деревянной постройки, стена которой сходилась с другой прямо на месте, где стоял генератор, наблюдатель продолжал свой путь.       Сейчас шум мотора разошелся настолько, что Клодетт не слышала даже своих мыслей, ей казалось, будто этот проклятый звук заполнил все вокруг, и за ним непременно последует беда…       Она находилась на грани паники, предполагая, что непременно ошибется, и жестокий смотритель этих угодий непременно навестит ее, вдолбит простые законы этого места оружием.       Подобная встреча обещала нечеловеческие мучения, поэтому сейчас по вискам Клодетт катились капли пота, поэтому она закусила губу до крови, словно полная сосредоточенность на ремонте могла принести ей желанное убежище. Пусть ненадолго, но хотя бы до долгожданного открытия ворот.       - Заводись, черт тебя подери… - прошептала она одними губами.       Фигура, затаившаяся позади, дрогнула, прочитала все, несмотря на отсутствие звуков.       Громила опустился на корточки; он видел, как жертвы делают то же самое, прячутся от него, чтобы спастись. К их ужасу, у него имелись другие способы обнаружить добычу. Сущность благоволила своему ловчему, пока он придерживался правил…       Но в такие особенные моменты, как этот, ее подопечный отрицал всякий контроль над собой и собственную же сохранность.       Охота дарила ему силы, он чувствовал, как кровь бурлит в мышцах, как с силой бьется сердце, как оно давит на грудную клетку. И в то же время азарт лишал его возможности наблюдать. Просто…       Смотреть на девушку, склонившуюся над старым генератором. Наблюдать, как ее черные, лоснящиеся в тусклом свете волосы, вьются и липнут к тонкой коже из-за влаги и жара; как она морщит нос, как натягивается рубашка у нее на груди при каждом движении.       Он сглотнул, ощутив сухость в горле и как напряглись мышцы живота. По голому хребту пробежал холодок, заставивший наблюдателя повести плечами. Так много он хотел ей сказать. Кто еще мог заметить, как Клодетт пахнет травами? А замечал ли кто пряные ноты специй? Кто-то в этом проклятом мире говорил ей, как она прекрасна, как благородны ее помыслы…Как чисты глаза?       «Убей меня! Пожалуйста, убей меня! Я не могу больше! Не могу выносить того, что со мной происходит. Размозжи эту уродливую голову молотком, это же так просто. Р-р-раз – и кровавая каша! Ты уже никогда не будешь бояться сделать это еще, если попробуешь. Я знаю. Одной проблемой в жизни будет меньше…»       Тут острые лапы Сущности незримо сжали его горло. Ловчий стиснул зубы до еле слышного скрипа. Крови не было. Повелитель этого крохотного мира использовал различные методы по контролю своих игрушек.       «Ты чего это?» - зашептала Паучиха серебристым голоском, похожим на голос его матери.       «Ты что это делаешь, отродье?»       Из глаз брызнули скупые слезы. Хватка Сущности походила на агонию, но «отродье», безымянное, никем не любимое, было не так-то просто сломать. На его счастье, хотя и весьма сомнительное, прежде люди также были не особо милы с ним. И зачастую стычки с незнакомцами и даже родными заканчивались болью. Непослушание – удар! Крик – затрещина!       «Оставь меня. Брось меня! На пару секунд! Пусть она прикончит меня, не хочу сгорать, не хочу возвращаться в это место! Мне плохо! Я устал! МНЕ СТРАШНО ЗДЕСЬ!» Сущность разразилась скрипучим смехом, а затем снова заговорила женским голосом:       «Позволь-ка напомнить тебе, мое сокровище, что ты сам проложил себе дорогу сюда…Стены в твоем доме ломятся от скелетов!»       «ОТСТАНЬ!»       «Не получится! Ты в моей власти, мальчик. Или думаешь, что если скажешь ей о своих больных фантазиях, она тут же оценит? Побереги силы для погони!»       Хватка снова сдавила горло, от этого в голове ловчего зазвенело. Воздух словно вытянули из легких. Но он терпел. Безмолвно, ловя перекошенным ртом застойный воздух и…Запах.       Коричная тень, яркий аромат полевых цветов и свежего девичьего пота. Он был готов умереть за это.       Боль ушла, но удушье по-прежнему походило на хватку капкана. Закололо в груди, колени подогнулись, земля вдруг стала уходить из-под ног.       По мощному телу охотника прошла дрожь, и он заставил себя отползти за бревенчатую перегородку и уже там ударился затылком об камень в траве. Острая боль в голове придала сил, помогла привести в порядок мысли, сосредоточить внимание на разговоре, а не на пытке.       «Я ну-у-ужен тебе, - промычал громила внутренним голосом, обращаясь к Сущности.       «Что ты сделаешь с ней? Ведь не раздавишь просто так! Если так можно…Тогда…Тогда она не отдаст тебе ничего! О! Она запомнит это надолго! И скоро от нее останется только…Только…Шелуха! Ты будешь голодать!»       Сущность соблюдала молчание, желая узнать, куда клонит жертва. Держась за горло, кривясь от боли, охотник продолжал монолог.       «А ты не пойдешь против своих правил…Ты не убьёшь меня…И ее не убьешь, пока она не окажется на крюке…». Раздался смешок.       Так этот смешок был похож на тот, что время от времени издавала его мать, сочась скептицизмом в общении с прислугой, он даже повернул охваченную болью голову, чтобы проверить, не решилось ли местное божество примерить маску родительницы. Как сейчас помнил эти непроницаемо черные локоны, белое лицо и глаза, в которых застыли тревога и тоска. Этот взгляд видел смутное, но кошмарное будущее? Почему же она не успела никого предупредить? Слишком устала бояться?       Показалось…Никого не было.       Хотя от резкого поворота перед глазами стояли алые огоньки, которые мешали обозревать пространство, ловчий был рад, что не встретился с призраком матери. И только теперь он почувствовал, что острые когти не рвут горло. Боль осталась, но, пожалуй, впервые Паучиха отступила.       Зубы скрипели, Безымянный закрыл рот грязной рукой, чтобы сдержать стон…И тут ощутил чужое прикосновение. Опять Тварь?       В нос ударил запах цветов и корицы. Он испуганно вскинул голову, боясь там обнаружить…Ее. Стоя так близко, девушка будто вся состояла из тревоги и ужаса.        - Что ты д-делаешь? – бросила Клодетт осторожно, но со скрытым вызовом. Будто это могло ей помочь, если бы «верный» прислужник Сущности решил принести ее в жертву. Девушка убрала руку и попятилась, отдалившись на пару шагов       Безымянный подался назад, отталкиваясь от земли длинными ногами, но почва была слишком сырой и мягкой для того, чтобы считать ее верным союзником. Ботинки лишь вскапывали пучки травы, и после всех усилий ловчему, застигнутому врасплох, удалось отдалиться лишь на жалкие дюймы.       Молот теперь лежал между ними, но никто, особенно прежний владелец, не торопился его поднимать.        - Что ты делаешь?! – повысив голос и отойдя за угол деревянной ограды, во второй раз спросила девушка.       Почему она не сбежала, когда была такая возможность?       Безымянный не понимал. Но догадывался, отчего ее глаза наполнены ужасом.       Хрипя от боли в горле и голове, ловчий закрыл лицо ладонями, плотно сжав пальцы между собой, чтобы сквозь эту импровизированную маску не проник и луч света.       Он решил, что, когда разведет пальцы в стороны, ее уже не будет рядом. Тогда запахи сухой травы, вскопанной земли, дерева и машинной смазки наполнят его, как и сила Сущности. Охота продолжится, и момент проявления слабости, эта постыдная близость навсегда останется лишь воспоминанием. Еще одним осколком в безумном калейдоскопе снов. До момента, пока Сущность не решит, что нынешние игрушки ей надоели.       Что-то коснулось широкого плеча убийцы, и он неохотно расставил пальцы, чтобы взглянуть на нарушителя такого шаткого равновесия. Клодетт все же взяла молот и теперь неуверенно направила в на грудь Безымянного.       «Вот оно!» - перекошенный рот дрогнул в ненормальной улыбке, что заставило девушку сухо сглотнуть. Дрожь не давала ей как следует обхватить рукоять, и тяжелое навершие массивного инструмента тянуло миниатюрную Клодетт вниз, к земле, мешало твердо стоять на и без того уставших ногах.       Громила поднял правую руку и коснулся мозолистыми пальцами рукояти.       - Нет! Не трогай… - она была полностью сбита с толку. И уж совсем Клодетт поразило то, что произошло дальше…       Один из прислужников Твари уперся лбом в набалдашник молота - колючая проволока царапнула кожу над шрамом, - явно намекая на то, какими должны быть дальнейшие действия со стороны девушки.       - Что ты...?       Но он не слушал и слепо тыкался своей большой головой в орудие, принесшее столько страданий, сломавшее целую россыпь костей, когда-то принадлежавших тем, в ком еще теплилась надежда. Убийца торопил выжившую. С таким деликатным делом не стоило затягивать.       «Все в порядке. Сделай это. Просто сделай».       - Я не… - все слова выходили мертворожденными, но громила не винил Клодетт. Ему никогда не выпадало шанса оказаться так близко к ней, разумеется, чтобы при этом она не вырывалась и не взывала к состраданию. Пустые мольбы о помощи раньше никогда не задевали его.       Безымянный никогда не просил! Он только забирал. Забирал, если они не успевали сбежать раньше…       - П…П…Пашалста-а-а… - хрипло произнес преследователь, и услышанное чуть не вынудило Клодетт выронить единственное оружие.       - Господи, - тихо произнесла она, не отрывая взгляда от сгорбившейся фигуры.       - Ты же человек… - словно не веря в происходящее, добавила Клодетт сдавленным голосом.       Почему она медлила?       Почему не размозжила его голову? Тогда бы она ушла. Может, на некоторое время Сущность перестала бы мучить ее. Или вознаградила чем-то более ценным.       - ПАШАЛАСТА! – теперь его просьба походила на рев разъяренного зверя.       - Замолчи! – в ответ крикнула Клодетт. Безымянный замер в удивлении.       - Я не такая, как ты и те, другие… В-вы чертова кучка ненормальных убийц! – она всхлипнула.       - Мы просто хотим выбраться! Просто…Уйти из этого мира… Домой, к своим родным…       Хрупкую фигуру Клодетт сотрясала дрожь. В ее глазах светилась настоящая ярость, но в то же время девушка понимала, что не в силах изменить что-либо. Убийца, сгорбившийся на коленях, смотрел на нее снизу вверх, чувствуя смертоносный холод тяжелого молота на своей голове. Рукоять дрожала. Клодетт явно выбилась из сил, но ловчий поддерживал оружие, чтобы у его оппонента не осталось выбора.       Всмотревшись в ее лицо, затуманенное пеленой белых протуберанцев – отголосков недавней агонии – убийца увидел слезы. Мир, в котором они оба застряли, был предназначен только для кровожадной Сущности, незримо следящей за всей серией охот.       Людям тут было не выжить. Надежда и жестокость, какими бы сильными они ни были, истощались, как забытые родники. Оставалась шелуха, которая толстым слоем покрывала здешнюю землю.       Клодетт выронила молот, и убийца не стал его удерживать. Инструмент с глухим звуком ударился о землю и сделал один полуоборот на траве, после чего застыл, став всего лишь декорацией, как генератор, как бревенчатая перегородка, как камни, ворота, хижины – все вокруг.       Ловчий сидел на коленях, бессильно опустив плечи и наклонив голову. Девушка прижала одну руку к лицу, чтобы не выдать своих эмоций.       - Не смей меня трогать! – зачем-то добавила она тоном на грани истерики.       «Почему бы и нет? Ты же знаешь, что сейчас я могу очень быстро тебя поймать…» Однако Безымянный продолжал сидеть, словно гигантская горгулья, не шевелясь. Только напряженный взгляд следил за действиями Клодетт.       - И не смотри на меня…Своими…Глазищами… - девушка походила на ребенка, который в момент может возненавидеть все живое. Любимую зверушку, драгоценные игрушки…       Просто потому что! Потому что звезды выстроились так, спрогнозировав день, полный первобытной ярости. Пожалуй, ловчий понимал ее.       С ним было то же …