А был ли Мальчик?

      Сам он не был тихим ребенком. Из-за болезней, связанных с деформацией головы и туловища, отпрыск четы Томпсон часто испытывал боль.       Сквозняки неизменно приводили к появлению кашля, такому невыносимому и несмолкающему, что еще младенцем ловчий не мог заснуть, а когда он не спал, то без конца плакал.       Мать смазывала его беззубые десна виски, чтобы притупить боль. Он, конечно же, не помнил, что она говорила, когда склонялась над колыбелью - все это происходило на отличном от реального уровне. И подсознательно он понимал, что на самом деле мать не желала зла.       Она не любила его…И это было вполне объяснимо. Никто не стал бы ее винить, учитывая то положение, в котором оказалась семья землевладельцев.       Репутация фермы “Колдвинд” напрямую зависела от положения четы Томпсон в обществе. В первой половине двадцатого века в Канзасе обитало не так много персон, к мнению которых стоило прислушиваться, но Томпсоны относились именно к этой категории и прикладывали все силы, чтобы так было и дальше.       Сильно пострадав во времена Великой Депрессии, они искали способы возвращения высокого статуса. Удачным решением стало присовокупить к капиталу весомую часть дела ближайших соседей, чья дочь, Эвелин, как раз искала подходящую партию. Томпсоны-старшие вынудили своего сына, Макса, жениться на девушке, и дела вроде бы пошли гладко.       Успокоенные перспективой достойной старости, старики ждали, когда же молодые заведут ребенка, который, в свою очередь, последует примеру родителей и вступит в брак с подобающим партнером. Они видели на горизонте, за непритязательными фермерскими домами, дворцы, автомобили и армию слуг.       Но ничего подобного не случилось…       Эвелин противилась воле родителей, но те были так польщены предложением Томпсонов, что не хотели ничего слышать.       Она была слишком молода и в открывающихся перспективах видела, пожалуй, только скучный быт и такие же бестолковые светские рауты.       Девушка мечтала о солнце Калифорнии, о настоящей любви и кочевой жизни. Одно время она даже придерживалась мнения, что сбежит из дома с бродячим цирком, но быстро оставила эту идею, когда ее родной городок посетило подобное мероприятие. Убогость и уродство цирка неприятно поразили девушку, вынудив отказаться от наивной мечты навсегда.       Теперь протесты выглядели бессмысленно, хотя многим в месяцы перед замужеством Эвелин успела потрепать нервы. Ей и самой пришлось нелегко, так как разительные перемены, которые должны были войти в ее жизнь, никак не укладывались в голове горделивой южной красавицы. Нереализованные амбиции привели Эвелин в лапы черной депрессии в тот момент, когда она перестала связывать отсутствие месячных со стрессом и гормональными перебоями. Она ждала ребенка, и Макс, видя, насколько нестабильно состояние жены, не нашел ничего лучше, как сдать ее на милость эскулапам.       Конечно, допустить, чтобы благоверная осталась под присмотром специалистов на длительный срок, Макс не мог. Родители давили на него, призывая сохранить репутацию семьи.       Немного понаблюдав за состоянием женщины, врач пришел к выводу, что ее недуг скорее всего связан с волнением из-за смены обстановки и переживаниями по поводу беременности.       Выписав бедняжке рецепт на талидомид и посоветовав побольше бывать на свежем воздухе и меньше есть на ночь, врач отпустил новоявленную миссис Томпсон восвояси.       - Это лучшее лекарство для беременных и молодых матерей, миссис Томпсон! - с улыбкой словно с рекламного баннера декларировал целитель.       Эвелин свыклась со своей новой жизнью, однако принимала медикаменты вплоть до родов, держась за лекарства как за спасительную соломинку, которая не давала ей упасть в пропасть депрессии…       Она надеялась, что вскоре таблетки ей не понадобятся, ведь в ее жизни появится малыш….

***

      Акушер, глядя на роженицу стеклянными глазами, неохотно протянул Эвелин ребенка, она, одурманенная большой дозой эфира, в сладкой истоме после перенесенных схваток, длившихся десять с лишним часов, не сразу поняла, что ей вручили.       Что было в этом свертке?!       Существо не кричало, как обычный младенец, лишь пыталось избавиться от комка слизи, забившего рот. Эвелин с мольбой уставилась на акушера. Еще минуту назад она думала, что это злая шутка, а теперь уже мечтала, чтобы ее кошмар поскорее закончился.       Она надеялась, что врачи исправят все, перекроят ребенка, как по мановению волшебной палочки, но никто в Канзасе не был готов оперировать младенца. Шарлатаны, питаясь отчаянием матери, предлагали отвары, молитвы, мистические ритуалы и мази, но ничего не помогало. Еще кроха, он не знал, как бороться с этим активным вмешательством в его жизнь, потому плакал сутками напролет.       Одна нянька ушла сама, не смогла, с ее слов, смотреть больше на это чудовище в колыбели. То ей чудились копытца, то козлиные рожки, то хвост с пикой на конце.       - Мне снятся дурные сны, миссис Томпсон! Попробуйте позвать какую-нибудь негритянку, им всегда нужны деньги. И, говорят, они любят детей любыми и всегда ласковы с ними. А малюткам, - тут она повела плечами, словно до конца не могла поверить в то, что чудовище Томпсонов - человеческое дитя, - м-малюткам они обычно тоже нравятся...       Скрепя сердце Томпсоны пустили в свой дом темнокожую прислугу, хотя в те годы в       Канзасе к выходцам с Черного Континента все еще относились как к поразительно разумной разновидности обезьян. Доходило до того, что наниматели не пускали своих работников в уборные в домах, опасаясь болезней чернокожих.       Талула пыталась отдать внуков в приличную школу, и ее потребность в деньгах, пожалуй, перебивала всякий риск в отношении сомнительной работы. Когда она познакомилась с мальчиком, то и бровью не повела.       - Как его зовут, мисс Эвелин?       - Это не твое дело, Талула, занимайся делами… - хозяйка дома выглядела вымотанной, и Талула, подчинившись, приступила к своим новым обязанностям.       Пусть остальные работники фермы косо посматривали на негритянку (хотя и охотно ели ее кукурузный хлеб, который испускал божественный аромат на весь дом), безымянный мальчик сразу полюбил няньку.       Обстоятельства столкнули их также неизбежно, как когда-то родственники свели Эвелин и Макса, но…Талула и Мальчик полюбили друг друга, и совсем скоро ни один из них не мог представить жизни без другого.       Тщетно Талула пыталась привлечь к воспитанию родителей, но в то же время сама очень давно не ощущала себя такой нужной.       Когда Мальчик пошел и больше не нуждался в постоянной опоре, они предприняли робкую попытку знакомства с окружающим миром. На ферме было не так много достопримечательностей, но вскоре питомец Талулы изучил все уголки.       Увы, жизнь на «Колдвинд» шла не так размеренно, как хотелось бы ее обитателям. Томпсоны теряли уважение соседей и партнеров, так как и первых, и вторых не устраивало то, что на ферме проживают негритянка и уродец, недочеловек.       Больше всех из-за происходящего переживал Макс. Подсчитывая прибыль за квартал, он раз за разом сталкивался с мерно растущими убытками. Обычно бухгалтерия радовала его, помогала отвлечься от надоевшего быта и болтовни Эвелин, которая с годами уже не казалась ему такой привлекательной, но в те годы цифры буквально сводили Томпсона-старшего с ума, и их только подкрепляли самодовольные замечания коллег и друзей:       - Каково растить инвалида, Макси? – слышал он на светских вечерах.       - Наверняка ему понадобится интернат где-нибудь в Оклахоме. А наша Дороти уже свободно говорит по-французски и по-гречески, - хвастался другой.       - Наверное, это так тяжело - понимать, что ваш сын никогда не будет таким же, как остальные дети? Ты просто молодец, приятель. Твоя жена - героиня!

***

      - Так больше не может продолжаться… - Томпсон-старший потирал переносицу, подняв очки на лоб, - Мы из кожи вон лезем, чтобы сохранить дело, но этот чертов выродок… Надо было положить его на сквозняк, когда еще была такая возможность!       - Что ты такое говоришь, Макс? – Эвелин с непониманием смотрела на мужа. Вот они мирно пили чай в столовой - а вот Макс заговорил о чем-то, что его жена по-прежнему считала ужасным. Впрочем, надо признать, она тоже размышляла над этим вопросом, проведя в болезненной бессоннице не одну ночь.       Мысль подтачивала главу семьи Томпсон как паразит, вгрызалась в мякоть мозга, даря своему носителю кошмары и куда более отвратительные…Планы, призывы к действиям.       «Избавься от уродца, Макс. Тогда не будет нужды держать здесь еще и эту толстозадую ниггершу!»       - Макс… - Эвелин изящным движением, хотя руки ее дрожали так, словно она недавно побывала на холоде, вернула недопитую чашку тонкого фарфора на блюдце.       Ей тоже не хотелось терять нажитое. Сын изводил весь дом частым плачем и тупыми попытками заговорить.       Сколько ему сейчас было? Четыре года? Три? Эвилин казалось, что он тут уже целую вечность.       -Ты ведь даже не назвала его! – он громко отхлебнул чай и со звоном врезал донышком по блюдцу, но посуда осталась в целости и сохранности. Повисла тишина; только ход дедушкиных часов нарушал вязкое безмолвие.       - Ты хочешь убить нашего сына? - Эвелин едва сдерживала дрожь в голосе.       - Твоего ублюдка, да! В том, что он похож на Человека-Слона, нет моей вины! Вероятно, в твоих молитвах не было искренности, дорогая… - последнее слово Томпсон процедил сквозь зубы, издеваясь. Лицо Эвелин, и без того бледное, приобрело нездоровый восковой оттенок.       - Но убийство…       - У тебя есть предложения? Наших друзей и покупателей необходимо уверить в том, что этот цирк уродов в прошлом. Дорогая… Милая, Эви… - он коснулся руки супруги и несильно сжал дрожащие пальцы, смягчаясь. Морщины, вызванные приступом ярости, разгладились.       - Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась, милая, чтобы ты страдала из-за… - Глаза Макса блеснули.       - Признайся, он тебе не нужен… С самого первого дня ты поняла, что не сможешь выдержать такую ношу. Мы придумаем, что сделать, обещаю...Ему не будет больно.        - Я не хочу… - голос женщины перешел в шепот. - Не хочу, чтобы ты причинял ему вред… Может...Может, отправить его в интернат?       - Подумай, сколько на это уйдет! А если он начнет рассказывать, кто его родители?! Мы придумаем, что сделать...       Томпсон-старший не соврал, и уже скоро на ферме произошли перемены: он на целое лето отпустил домашнюю прислугу и в первую очередь Талулу, сказав, что его сын и Эвелин на несколько месяцев покинут дом.       Все еще чужая в этом мире, но уже прикипевшая к Мальчику всей душой, старая негритянка переживала разлуку тяжело и тревожно. Прежде Томпсоны никуда не забирали своего сына, и она даже предположить не могла, что произойдет теперь… Очередной порыв сдать его на милость эскулапам? Она знала, что Эвелин первое время слишком далеко заходила в своем желании «помочь» сыну.       Однако когда дни стали короче, а трава и деревья окрасились в желтый, Талула была вынуждена покинуть “Колдвинд”.       Вернувшись в дом Томпсонов, она встретила Эвелин, которая драматично утирала покрасневшие глаза платком.       Новость о том, что Мальчик умер из-за проблем с дыханием, вызвала у Талулы шок. Она отказывалась верить в подобное.       - Да, он никогда не был похож на других детей, но чего-чего, а проблем с дыханием у него точно не было! – она не находила слов, чтобы описать свои самые худшие подозрения. Но негритянке стоило придержать язык – никто бы все равно не стал ее слушать.       - Старуха Талула двинулась умом. А ведь у матери горе, несмотря на… - говорили в один голос иные обитатели фермы. Никто не внял опасениям няньки, и она с тяжелым сердцем покинула поместье.       Поговаривали, что после этого случая Талула никогда уже не растила чужих детей. Сын забрал ее в Луизиану, и там женщина довольно скоро встретила свою смерть. На самом деле легкую и быструю - во сне.       Мальчик остался один, поскольку более никто, кроме его родителей, не мог предположить, что смерть от удушья была лишь продуманной ложью.       Подвал изначально не походил на тюрьму, хоть оттуда и нельзя было просто так выбраться. В нем годами копили старую мебель, книги, ненужный хлам, и на то, чтобы изучить эти сокровища, у нового обитателя ушло порядочно времени.       Мать и отец отказывали сыну в посещении поверхности, даже не придумывая оправдания. А он никогда и не видел других детей, поэтому ощущал свою изоляцию как некую игру, предложенную взрослыми. Он пытался узнать, что стало с Талулой, но не получал ответа, да и не мог как следует выговорить полноценное предложение. Не потому что был глупым – рот будто не слушался.       Понимание того, что происходило, пришло позже, но тогда было уже совсем поздно… Пришли крысы. В одну сырую ночь, когда эти наполнявшие дом с самого его основания зверьки спрятались в сухих перекрытиях, они походя отметили, что в их излюбленном обиталище поселился новый жилец. Мальчик крепко спал и не обратил внимание на нарастающее шуршание.       Надрывный крик боли разнесся по подвалу и выбрался за его пределы, взлетел на кухню, в столовую, в спальню Томпсонов, как порыв леденящего ветра, надолго врезавшись в память родителей.       Макс Томпсон успокоил прислугу, которая ночевала в доме, сообщив, что инцидент связан с застрявшим между стен енотом.       Надо ли говорить, что меньше всего сейчас главе семьи хотелось терять свое доброе имя и роль безутешного отца?       Соседи и друзья недолго сочувствовали Томпсонам – очень скоро жизнь Эвелин и Макса вернулась в…Почти привычное русло.       Теперь, вместо кошмарного плана по уничтожению собственного отпрыска их подтачивала кошмарная тайна, но Томпсоны хранили ее впоследствии долгие годы.       Их сын не сразу понял, что больше никогда не увидит белый свет. Будучи еще совсем маленьким, он проскальзывал в застенки и мог на некоторое время покидать свою тюрьму. Мальчику нравилось наблюдать за родителями и прислугой, которые находились в полном неведении относительно его местоположения.       Порой на наблюдательном посту он засыпал и приходил в себя уже глубокой ночью.       Возвращаться в подвал не хотелось, но перекрытия с годами все сильнее давили на ребра и плечи. Однажды он чуть было не застрял. К счастью, не пришлось привлекать посторонних, а ободранные бока и коленки быстро зажили. Урок запомнился. Мальчик знал, что подобные инциденты заканчиваются плохо… Прислуга исчезала из поместья, словно птицы по осени. Территория фермы медленно увядала, вынуждая Томпсонов самих браться за бытовые проблемы.

***